пускаться на такого рода ухищрения, я надел куртку, прихватил блокнот и вышел из комнаты.
Родители спали — сегодня у них был трудный день. Что ни говори, детей воспитывать нелегко. Хейзл у себя в спальне разыгрывала в лицах новую пьесу под названием «Похоже, счастье оказалось слишком мимолетным…». Выскользнуть из дома не составляло труда.
На мгновение я остановился, прислушиваясь к голосу разума, вопившему: «Ты с ума сошел?! Или мало видел фильмов ужасов? Возвращайся в спальню!»
Но я же детектив. Как мог я упустить такой шанс? Тем не менее у меня хватило ума обезопасить себя, воспользовавшись выходом через гараж. Может, я смогу разглядеть своего информатора, прежде чем он увидит меня.
Я прокрался через кухню, а оттуда в гараж. На протяжении многих лет я столько раз проходил этим путем, что сумел пробраться между завалами старого хлама совершенно беззвучно.
Наконец, отодвинув засов, я оказался в саду и, пригнувшись, спрятался за папиным призовым гномом. Гном этот выглядит вполне традиционно, но, когда Хейзл обвинила папу в старомодности, он (папа, разумеется, а не гном) заявил, что это постмодернистская пародия на садового гнома, истинное происхождение которой остается тайной.
Услышав рядом шаги, я высунул голову из-за гномьего колпака. Как оказалось, это было ужасной ошибкой с моей стороны. Раздался свист рассекаемого воздуха — что-то на огромной скорости полетело сквозь тьму прямо мне в голову. Что-то вроде дубинки или биты. Я услышал, как преступник, метнув ее, хрюкнул от напряжения, словно теннисист на корте. Не успел я вскинуть руку, чтобы прикрыть лицо, как эта штука саданула меня в лоб. Из глаз посыпались искры. Сила удара была столь велика, что меня оторвало от земли, я полетел назад и врезался спиной в альпийскую горку.
Единственное, на что меня хватило, — это вяло удивиться, почему это звезды на темном небе гаснут одна за другой. А потом их не осталось совсем — одна лишь чернота.
Глава 5
ВРАЧЕБНЫЙ ТАКТ ДОКТОРА БРЕНДАНА
Очнулся я в полном одиночестве, что показалось мне в высшей степени несправедливым. Я всегда знал, что когда-нибудь это случится: удар, а затем провал в беспамятство. В нашем ремесле такого рода неприятности неизбежны. Однако в моей душе жила романтическая вера в то, что, когда я открою глаза, вокруг моей постели будут толпиться обеспокоенные родственники и поклонницы. Увы, никого рядом не оказалось. Стерильная больничная палата была совершенно пуста.
Вторым, что, как я наивно полагал, не входило в условия сделки, была боль. Стоило хоть чуть-чуть пошевелиться, как возникало чувство, будто мозг просачивается сквозь трещины в черепе. На самом деле череп мой был совершенно цел, я отделался всего лишь поверхностным ушибом. Это мне объяснил пышущий весельем врач, который заглянул в палату с утренним обходом спустя довольно-таки немалое время после того, как я пришел в себя.
— Видел в кино, как плохие парни делают котлету из хороших парней?
— Да.
— Так вот, именно это с тобой и случилось.
Доктор Брендан был бы уже покойником, если бы я мог поднять голову, не завизжав, точно какая-нибудь девчонка. Он вел себя так, будто мне года четыре, не больше.
— Я имею в виду, — продолжал он, — что в действительности в этих фильмах никто никого не бьет.
— Скажете тоже…
— Да нет же, я серьезно. Это все трюки. Человеческий организм не приспособлен для того, чтобы выдерживать подобные экзекуции.
Я закрыл глаза, надеясь, что это заставит его уйти. Не тут-то было.
— Тебе вообще повезло, что ты остался жив после такого удара. Выглядишь ты, прямо скажем, скверно, но травма сводится главным образом к ушибу черепа… Ну, если не считать носа. Основной удар приняла на себя левая рука.
Я открыл глаза.
— И что с моим носом?
— Сломался, словно куриная косточка. Сегодня вечером мы тебе его вправим. А рука превратилась в свиную отбивную.
— В голове звенит.
Доктор Брендан осмотрел мои уши, посветив в каждое крошечным фонариком.
— Последствия травмы. Это пройдет.
В моем воображении возник яркий образ чудовища Франкенштейна.
— После операции тебе придется пить обезболивающие таблетки, — добавил доктор. — И наверное, стоит поносить темные очки.
— Зачем? Свет будет вредить глазам?
Доктор Брендан смущенно захихикал.
— Нет, просто чтобы ты пореже смотрелся в зеркало. Некоторое время ты будешь здорово смахивать на тролля.
— На тролля?
— Боюсь, что да. Привыкай к тому, что по меньшей мере месяца два «страшила» станет твоим вторым именем. А возможно, и первым. И даже фамилией.
Я застонал, и в носу что-то запузырилось.
Доктор Брендан наконец сжалился надо мной:
— Извини, Флетчер. Мне казалось, шутка поднимет тебе настроение.
— Поднимет настроение! — прогундосил я. Каждый слог сопровождался взрывом боли в носу. — Вы сумасшедший?
Врач повесил мою медицинскую карту на спинку кровати.
— Нет-нет, что ты, — светским тоном ответил он. — Просто делаю свое дело.
Доктор Брендан попросил меня сказать, сколько пальцев он показывает, пришел к выводу, что сотрясения мозга нет, и привел из коридора моих родных.
Мама едва не упала в обморок, увидев мое лицо.
— Все не так плохо, как выглядит.
Я попытался улыбнуться, чтобы успокоить маму, но, судя по тому, какое у нее сделалось лицо, лучше бы я не пытался.
— О боже мой, Флетчер… — Она расплакалась. — Когда мы нашли тебя в саду, то подумали, что ты умер. Хейзл услышала шум, и папа вышел наружу. Что случилось? Расскажи!
Я ответил чистую правду, до последнего слова:
— Я увидел, что в саду кто-то есть, и вышел посмотреть. Потом меня ударили клюшкой, а очнулся я уже здесь.
Я старался говорить невозмутимо, будто ничуть не испугался, и вообще… Однако очень трудно сделать хорошую мину при плохой игре, если у тебя все лицо в лиловых кровоподтеках.
Маме захотелось погладить меня по волосам, но ей пришлось ограничиться поглаживанием воображаемой макушки на расстоянии двадцати сантиметров от настоящей.
— Какой ужас! — причитала она. — В нашем собственном саду, прямо у наших дверей… И ты, дурачок, высунулся из дому посреди ночи! Детектив называется!
Мамино сочувствие таяло на глазах.
— Точно, — поддакнула Хейзл. — Ты что, ужастиков ни разу в жизни не смотрел?
Она вдруг достала диктофон и сунула его мне под нос.
— Кстати, можешь описать точно, что почувствовал в момент удара? Я пишу рассказ…
— Хейзл, прекрати! — прошипела мама. — Бедному мальчику больно.
Но моя сестра и не думала отступать.
— Ладно, пусть тогда хотя бы расскажет, какую боль испытывает. Обжигающую? Пульсирующую?
Допросу Хейзл положил конец папа, спросив меня:
— Это как-то связано с твоим расследованием?
— Может быть. Не знаю. Я же
