— Бойклио? — вопросительно проговорила Солнышко, что означало «А ты могла бы еще раз сделать паяльные лампы и расплавить прутья? Ты сделала превосходные паяльники, когда мы жили у Скволоров».
— На этот раз они ни к чему, — ответила Вайолет. — Даже если я встану на скамью, а Клаус встанет мне на плечи, а ты — на плечи Клаусу, мы, может, и достанем до окна. Но даже если расплавить прутья, окошко все равно такое маленькое, что в него не пролезет даже Солнышко.
— Но Солнышко могла бы крикнуть в окошко, — предположил Клаус, — и привлечь чье-нибудь внимание и тот бы пришел и спас нас.
— По законам психологии толпы, все жители Г.П.В. считают нас преступниками, — напомнила Вайолет. — Никто не станет помогать обвиненной в убийстве и ее сообщникам. — Вайолет снова закрыла глаза и сосредоточилась. Потом вдруг встала на колени и принялась тщательно осматривать деревянную скамейку. — Дьявол!
Клаус дернулся:
— Олаф?!
— Я не его имела в виду, — успокоила брата Вайолет, — просто у меня нечаянно вырвалось. Я надеялась, что скамейка сделана из досок, скрепленных шурупами или гвоздями. Шурупы и гвозди очень полезны, когда что-то изобретаешь. Но эта скамья — сплошная, она вырезана из цельного куска и это неудобно. — Вайолет со вздохом уселась на сплошную, из цельного куска дерева, скамью. — Не знаю, как и быть, — призналась она.
Клаус и Солнышко со страхом посмотрели друг на друга.
— Ты наверняка что-нибудь придумаешь, — сказал Клаус.
— А может быть, ты что-нибудь придумаешь? — Вайолет поглядела на брата. — Вдруг нам пригодится что-нибудь из того, что ты читал.
Наступила очередь Клауса прикрыть глаза и сосредоточиться.
— Если наклонить скамью, — проговорил он после недолгого молчания, — получится трап. Древние египтяне использовали трапы, когда строили пирамиды.
— Но мы не собираемся строить пирамиды! — с раздражением воскликнула Вайолет. — Мы хотим убежать из тюрьмы!
— Но я же пытаюсь помочь! — выкрикнул Клаус. — Если бы не ты со своей дурацкой лентой, нас бы не арестовали!
— Если бы не твои дурацкие очки, — огрызнулась Вайолет, — мы бы не оказались в тюрьме!
— Стоп! — крикнула Солнышко.
Вайолет с Клаусом еще с минуту сердито сверкали друг на друга глазами, но потом вздохнули и Вайолет подвинулась на скамье, освобождая место для младших.
— Садитесь, — хмуро сказала она. — Извини, Клаус, что накричала на тебя. Ты, конечно, не виноват, что мы оказались здесь.
— Ты тоже не виновата, — отозвался Клаус. — Я просто расстроен. Всего несколько часов назад мы воображали, что скоро найдем Квегмайров и освободим Жака.
— Но мы опоздали его спасти. — Вайолет вздрогнула. — Не знаю, кто он был и почему у него татуировка, но знаю одно: он не был Графом Олафом.
— Может, он работал у Графа Олафа? — предположил Клаус. — Он сказал, что татуировка у него из-за профессии. Как ты думаешь, не мог он быть участником олафовской театральной труппы?
— Вряд ли, — ответила Вайолет. — Ведь больше ни у кого из сообщников Олафа нет такой татуировки. Будь он жив, он открыл бы нам эту тайну.
— Перег, — проговорила Солнышко, что значило «А будь тут Квегмайры, они открыли бы нам другую тайну — что такое Г.П.В».
— Словом, мы нуждаемся в деус экс махина, — заключил Клаус.
— Кто это? — спросила Вайолет.
— Не кто, а что. «Deus ex machina» — латинское выражение и значит «бог из машины», то есть неожиданное появление чего-то очень нужного, когда уже совсем отчаялся. Нам необходимо вырвать тройняшек из рук злодея и разгадать окружающую нас зловещую тайну. Но мы заперты в самой грязной камере городской тюрьмы и завтра днем нас должны сжечь на костре. Сейчас самое время, чтобы неожиданно появилось что-то очень нужное.
В тот же момент раздался стук в дверь и звук отпираемого замка. Тяжелая дверь со скрипом отворилась, и на пороге Камеры-Люкс показалась Капитан Люсиана. Она злобно скалилась из-под забрала и протягивала одной рукой каравай хлеба, а другой — кувшин с водой.
— Сама бы я вам этого ни за что не дала, — сказала она, — но, согласно правилу номер сто сорок один, всем заключенным полагается хлеб и вода, поэтому получайте. — Начальник Полиции сунула Вайолет хлеб и кувшин, захлопнула дверь и опять заперла ее. Вайолет поглядела на хлеб, неаппетитный и похожий на губку, а потом на кувшин с изображением семи ворон, летящих кружком.
— По крайней мере хоть какое-то питание, — проговорила она. — Чтобы мозг работал, необходима пища и вода.
Она протянула кувшин Солнышку, а хлеб Клаусу, и тот долго-долго смотрел на хлеб. Затем он обернулся к сестрам, и они увидали в его глазах слезы.
— Я только что вспомнил, — сказал он тихо и печально. — Сегодня мой день рождения. Мне сегодня исполняется тринадцать.
Вайолет положила брату руку на плечо.
— Ох, Клаус, — сказала она. — И правда твой день рождения. Мы совсем про это забыли.
— Я и сам забыл, только сейчас вспомнил. Почему-то хлеб напомнил мне о моем двенадцатилетии, родители тогда испекли хлебный пудинг.
Вайолет поставила кувшин на пол и села рядом с Клаусом.
— Помню. — Она улыбнулась. — Это был худший десерт, какой мы ели.
— Вом, — согласилась Солнышко.
— Они пробовали новый рецепт, — продолжал Клаус. — Им хотелось приготовить что-то особенное, но пудинг получился горелый, кислый и сырой, и они пообещали, что на следующий год, когда мне стукнет тринадцать, я получу вкуснейший десерт на свете. — Клаус взглянул на сестру и снял очки, чтобы вытереть слезы. — Я не хочу показаться избалованным, — сказал он, — но все-таки я надеялся, что получу что-то повкуснее, чем хлеб и вода в Камере-Люкс в тюрьме Города Почитателей Ворон.
— Чифт, — произнесла Солнышко и легонько куснула Клаусу руку.
Вайолет обняла его и почувствовала, что глаза у нее тоже мокрые.
— Солнышко права. Избалованным тебя не назовешь.
Бодлеры посидели так немножко и тихонько поплакали, занятые мыслями о том, в какой ужас превратилась их жизнь за совсем короткое время. Казалось бы, прошлый день рождения был не так уж давно, и тем не менее воспоминание о противном хлебном пудинге превратилось в нечто смутное и расплывчатое, как город Г.П.В., когда он впервые предстал перед ними на горизонте. Странно было ощущать что-то таким близким и в то же время таким далеким. Они сидели и оплакивали маму и отца и все то хорошее, что ушло из их жизни после того ужасного дня на пляже. Наконец дети выплакались как следует, Вайолет вытерла глаза и выдавила из себя улыбку.
— Клаус, — сказала она, — мы с Солнышком готовы предложить тебе любой подарок на выбор. Все, что есть в Камере-Люкс, — твое.
— Спасибо большое. — Клаус тоже улыбнулся, оглядывая грязное помещение. — Вообще-то я хочу деус экс махина.
— Я тоже, — сказала Вайолет и взяла у Солнышка кувшин, чтобы попить. Но едва она запрокинула голову и подняла глаза кверху, взгляд ее остановился на потолке в дальнем углу камеры. Она поставила кувшин на пол, быстро подошла к стене и стерла грязь, чтобы понять, из какого материала сложена стенка. Затем она поглядела на младших и широко улыбнулась.
— Поздравляю тебя, Клаус, Капитан Люсиана доставила нам бога из машины.
— При чем тут бог из машины? — запротестовал Клаус. — Она принесла кувшин воды.
— Кекс! — выкрикнула Солнышко, что означало «И хлеб!».
— Лучшего бога из машины мы здесь не получим, — ответила Вайолет. — Встаньте оба. Мне нужна скамейка. В конце концов она нам, возможно, сослужит службу. Мы используем ее как трап, о котором говорил Клаус.
Вайолет положила хлеб у стены под самым окошком и затем туда же прислонила стоймя скамейку.
— Мы будем лить воду из кувшина так, чтобы вода стекала по скамье и попадала на стену, — начала она объяснять. — Вода будет падать прямо на хлеб, который сыграет роль губки и будет впитывать воду.
Потом мы выжмем хлеб прямо в кувшин и начнем сначала.
— И что нам это даст? — осведомился Клаус.
— Стены камеры сделаны из кирпича, — ответила Вайолет, — их скрепляет известковый раствор. Он похож на глину и застывает, как клей. Вода растворит известь, расшатает кирпичи, и в конце концов мы сможем убежать. Я думаю, что нам удастся растворить известь, если поливать стену водой.
— Но как это возможно? — не поверил Клаус. — Ведь стены прочные, а вода легкая.
— Вода одна из самых могучих сил на Земле — ответила Вайолет. — Океанские волны разрушают каменные скалы.
— Донакс! — воскликнула Солнышко, желая сказать что-то вроде «Но на это уходят годы и годы, а нас, если мы не убежим, сожгут на костре уже завтра днем».
— Тогда хватит заниматься рассуждениями и давайте начнем лить воду на стенку, — скомандовала Вайолет. — Придется делать это всю ночь, если хотим растворить известь. Я буду наклонять стоящую торчком скамейку. Ты, Клаус, встань рядом со мной и лей воду. Солнышко, ты держись поближе к хлебу и, как только он пропитается водой, неси его ко мне. Готовы?
