Штубе еще раз внимательно осмотрел контору. Во всем сквозила аккуратность и тщательность. Рабочий стол был идеально приспособлен для работы: ничего лишнего. Посередине телефон, справа папка с чертежами, логарифмическая линейка, в стакане десяток острозаточенных карандашей, слева, всегда под рукой, стопка справочников…
Штубе осторожно прикрыл дверь.
Он нашел Соколова в углу мастерской возле какого-то станка, укрытого брезентовым чехлом.
— Я вас ищу, господин Соколов, — с улыбкой протянул он руку механику. Тот слабо пожал ее, продолжая с досадливым выражением рассматривать станок. — Я всего на минуту, господин Соколов. Что вы думаете об этих взрывах? — Штубе впился глазами в худое с прозрачной кожей и набрякшими подглазными мешками лицо механика, производившего вид человека очень больного. Как всегда, Соколов был тщательно выбрит, а его синий костюм тщательно отутюжен. Штубе нравилась эта аккуратность, он даже считал ее несколько педантичной.
— Иногда думаешь, что всё умеешь, — поднял голову механик, так и не отвечая на вопрос Штубе. — И ошибаешься! — голос Соколова звучал глухо, в нем сквозила предельная усталость. — Нужны шестерни, вот так… — он провел рукой по горлу. — Эта машина их может печь, как блины. Инструкций нет! Самому рассчитывать… — он помедлил, доставая портсигар. — Времени в обрез! Найдите мне механика!
— Немецкий станок? — спросил Штубе.
— В том-то и дело, что нет! Бельгиец.
Соколов протянул портсигар Штубе. Немец взял сигарету и прикурил от зажигалки, вделанной в портсигар.
— Я же дал вам беженцев.
— Да, да. Двое — токари. А этот Сверлилкин… Впрочем, надо будет спросить, — медленно, словно что-то прикидывая, сказал он. — Талантлив, как черт!
Штрубе спросил по-русски:
— Ви сказаль Свер… Сверлилкин? Так его фамилий? Этого маленького, весь седой? Сверло… это который во всем делает отверстий? Дырка?
— Да, да, дырки! — вздохнул механик почему-то. — Светилкин он, а зовут Сверлилкин. Поговорка у него какая-то глупая! «Мне это сделать, как сверло заточить». Вот и прозвали. А что?
— Нитчего, нитчего… — неопределенно ответил Штубе и снова перешел на немецкий. — Я хочу вас спросить. Что это? — он протянул Соколову железный клин. — Это было на месте взрыва, — многозначительно уставился он на инженера.
Соколов поморщился.
— Не имеет к взрыву отношения, — быстро ответил он.
— Вы так уверены? — удивленно спросил Штубе.
— Это от бороны. Простой зуб.
— От бороны?
— Конечно! После того, как вспашут, поле боронят. Разбивают зубьями комки, вытаскивают корни, всякую дребедень, камни, проволоку…
— Что? — просияв, вскрикнул Штубе. — Вы мне подали мысль. — И повторил по-русски: — О, ви сделаль гениальный открытий. Спаси-бо, господин Соколов!
Комендатура находилась в бывшем клубе через дорогу от мастерской. Штубе сразу вызвал к себе обер-лейтенанта.
— Старосту немедленно! Пусть доставит сюда борону. Лошадь с бороной. — И видя, что его бравый заместитель ничего не понимает, добавил с иронией: — Расстрелять никогда не поздно, господин обер-лейтенант! Но мертвые ничего не построят нам, а если иметь голову, то всегда найдется выход из положения! Лошадь и борону, я приказал!
Не прошло и часа, как обер-лейтенант доложил:
— Господин гауптман! Все сделано.
По его виду Штубе понял, что он все еще в недоумении.
Возле крыльца стояла пегая пузатая лошаденка, настолько понурая, что капитана Штубе даже передернуло.
Перевернутая на полозки борона уставилась в небо сточившимися погнутыми зубьями. Рама бороны была треснута. В некоторых местах вместо железных зубьев вставлены колья.
Староста, подпрыгивая на деревянной ноге, обошел вокруг лошадь и борону.
— Вот, господин комендант. По вашему велению.
Лицо старосты спрятано в густой, сросшейся с бровями бороде. Никогда не разглядеть, что у него за выражение.
— Староста Иван! Где ти взяль эту… эту… — у коменданта не нашлось слов. — Я приказаль привезти борона!
Староста развел руками.
— Лошади все на строительстве, господин комендант! А борона… Чем эта плоха? Борона как борона… чего ей боронить-то? Боронить-то нечего! По нашему песку и такая сойдет!
Староста вприпрыжку подскакал к бороне, взял вожжи и, перевернув борону, проехался возле крыльца.
— Видали! Борозды как от плуга! А что зубьев нехватка, дык у меня их тоже половины нет, а мясо кусаю, только наваливай! Мне приказали — я привез. А куды её целую? Где её искать? Какая под руками оказалась…
— Староста Иван! Хватит болтай! Надо положить груз. Господин обер-лейтенант, — сказал он по-немецки, — пусть принесут большой камень!
Двое солдат притащили большой, поросший зеленью камень и взвалили его на борону.
— Куды ж такую тяжесть, господин комендант! Остатние зубья повыдергает, — затряс головой староста, — у нас же пески. На што такая тяжесть?
Капитан Штубе мрачно усмехнулся, поглядел на старосту в упор, медленно отчеканивая каждое слово, сказал:
— А по грязи, староста Иван, потьянет?
Староста ничего не понимал.
— По грязи? Дак какой дурак будет грязь боронить-то?!
— Молчать! — взорвался Штубе. — Я приказывай! Чтобы быль хорошая лошадь. Раз! Чтобы быль хорошая борона. Два! Понятно, староста Иван? Повтори!
Ничего не понимая, староста повторил:
— Хорошая лошадь… Хорошая борона…
— Каждое утро, — так же отчеканивая каждое слово, продолжал немец, — точно в шесть часов приказывай боронить дорога у развилка! Понял, староста Иван? Что такое, староста Иван? Ти кажется недоволен приказ?
— Боронить дорогу, — ахнул староста, побледнев. — Кому? Кому боронить?..
— Ти будешь брать людей из село! Пусть бороньят по очередь! Сегодня первый изба, завтра второй, послезавтра третий. Повтори!
— Но там же мины, — закричал староста, — там же мины рвутся, господин комендант!
— Повтори приказ! — рявкнул капитан Штубе, багровея. — Пусть на русский мин рвутся русские! — Он стал подниматься по крыльцу. Уходя, приказал: — Господин обер-лейтенант! Назначаю вас ответственным за эту важную операцию! Думаю, что через неделю они сами притащат партизан. Сюда! Где бы они ни скрывались…
Капитан Штубе мог быть доволен собой. Уже на следующий день хитрость дала свои результаты. Боронившая дорогу баба разглядела мину в грязи и этим спасла свою жизнь. Саперы извлекли мину — она, как и предполагалось, была самоделкой.
Целый день немецкие машины шли по дороге беспрепятственно.
На другой день на рассвете прогремел взрыв.
Подорвалась лошадь. Мужик чудом остался жив.
Снова целый день шли по дороге немецкие машины.
Капитан Штубе был очень доволен собой.
Митька — пастух временный.
Настоящий пастух — сухорукий Калина, Митькин родственник. Повез Калина камни на немецкое строительство, да и придавил больную руку. Пришлось Митьке его выручать.
А в прошлом году Митька все лето гусей пас. Хитрая птица — гусь!..
Вдоль всего их села, разрезав надвое покатую поляну с начисто выщипанной травой — одни лишь корни желтеют, петляет речка Безымянка. Через неё даже мостков нет — любая старуха и так перепрыгнет. Безымянкины берега покрыты серым да белым пухом и пером и расшлепаны в грязь. Это красные лапы сотен горластых увальней расшлепали берега. Гусь хозяевам выгоден. Мороки с ним никакой — сам кормится, промышляет что-то в воде. Простую траву щиплет, а жиреет! Правда, за гусями нужен глаз. Да еще какой!
Хитрая птица — гусь!
С виду они такие спокойные…
Но известно, что у них на уме! Зазевайся только Митька, сбегай домой за горбушкой или яблоком — и нет гусей.
Все стадо махом на огороды.
Уж как бы крепко ни сидела морковь в засохшей глинистой земле, какой бы ядреной, плечистой ни была, гусь все равно аккуратненько выдернет ее, оставив в земле ровные, будто высверленные отверстия.
Ну, держись тогда пастух: заклюют бабы не хуже гусей!..
Нет теперь гусей в Митькином селе. Несколько коровенок да козы.
Пас Митька свое немногочисленное и пестрое стадо в березняке, километрах в трех от села. Любил Митька эти места. В белых березах колдовство какое-то! Воздух такой чистый и легкий от них, льется в тебя так глубоко, что голова кружится и всего словно тоненькие иголочки покалывают. И усталости сразу в тебе никакой нет. Всё как рукой снимает! Настоящие колдуньи, а не березы!
Наткнулся Митька в березняке на малинник. По краям ягоды сморщенные, засохшие, а дальше крупные виднеются. Митька забрался в самую середину и стал ягоды сосать губами, как медведь. Ему Калина рассказывал, что медведи так малиной лакомятся.
