Он тоже жил с родителями. Баксов у него было только двести восемь, а на тачку нужно хотя бы тысячу. Допустим, в четырнадцать лет можно получить паспорт и открыть счет в банке. Но даже по самым льготным процентным ставкам двести восемь превратятся в тысячу, когда ему будет под двадцать пять, а в таком возрасте человеку уже ничего особенного не нужно!
Позвонили в дверь, и Блинков-младший ужасно обрадовался. У родителей есть ключи, значит, это не они. Значит, кто-то в этом несправедливом мире вспомнил о существовании Дмитрия Блинкова! Хорошо бы Ирка, но Ломакина и Суворова тоже неплохой вариант. Да пускай бы даже это был князь Голенищев-Пупырко-младший. Лучше лишний раз подраться (а не подраться с этим балбесом просто невозможно), чем торчать под потолком, как попугай на жердочке.
Он открыл дверь и увидел Ивана Сергеевича, Иркиного папу.
Кому как, а Блинкову-младшему сразу стало ясно, что у Ивана Сергеевича возникли проблемы на службе. Конечно, полковник ему об этом не доложил. Но интересно было бы посмотреть на человека, который сам не дотумкал бы до таких простых вещей, когда на ночь глядя к нему домой вваливается хотя и друг семьи, но все же полицейский. Здоровенный такой полковничище в черно-белом камуфляже и с похожим на игрушку автоматом «кипарис» на ремне через плечо. Он служит в отделе физической защиты. А это самый боевой отдел налоговой полиции, который ничего общего не имеет с физикой, зато прямо относится к физкультуре, круглым шлемам с закрывающим физиономию бронестеклом, коротким спецназовским автоматам и бронежилетам. Так вот, полковник вваливается, ты ему, конечно: «Здрасьте!», а он так рассеянно: «Ага». Это Иван-то Сергеевич, шутник и хохотун просто невероятный! Тут и размышлять нечего: проблемы у него. А может, и неприятности.
– Ты почему такой грязный? – спросил Иван Сергеевич. – Мама дома?
– Служит, – веско сказал Блинков-младший, напоминая, что не одна только налоговая полиция горит на работе. Контрразведка покруче любой полиции. А на первый вопрос он решил не отвечать. Уж Ивану-то Сергеевичу стыдно не помнить, из-за кого он целый месяц ходит грязный.
Но полковник даже не заметил его молчаливого намека.
– Митек, ну что ты как неживой! – сказал он, теряя терпение. – Нет мамы – папу позови. Ты же видишь, я на службе. Спешу.
– А папа у себя в Ботаническом саду, – вздохнул Блинков-младший. – Ему позавчера сняли гипс, и с тех пор я его не видел. Все никак наработаться не может.
– Нелегкая у тебя судьба, – заметил полковник. Из наколенного кармана он вытащил большой блокнот и начал торопливо писать на весу.
– Вам же неудобно. Пройдите в комнату, сядьте за стол, – пригласил Блинков-младший.
– У меня ботинки грязные, боюсь наследить, – отказался полковник, и Блинков-младший еще раз подумал, что у него серьезные проблемы. Надо быть слепым, чтобы не заметить, что наследить в квартире просто невозможно. Вся прихожая была засыпана соскобленной с потолка побелкой, и по этой побелке на кухню и в комнаты вели протоптанные белые тропы.
Полковник с треском вырвал из блокнота исписанную страницу. Из другого кармана, на предплечье (все-таки удобная одежда – камуфляж!), он извлек тощенькую пачку денег и не считая разделил ее пополам. Пол пачки он оставил себе, полпачки вручил вместе с запиской Блинкову-младшему.
– Все понятно? Блинкову-младшему было понятно и то, что имел в виду Иван Сергеевич, и еще кое-что. Во-первых, полковник уезжает в командировку. Такое нечасто, но все же случалось. Во-вторых, свою Ирку он оставляет на попечение Блинковых. А это значит, что Ирка поселится у них.
Она будет спать на диване Блинкова-младшего, играть на его компьютере в девчачью игру «Виртуальный визажист» и есть его детской ложкой, которой он сам уже не ест, но все равно жалко. И это при том, что Ирка живет в соседнем доме. Она, видите ли, одна в квартире ночевать боится.
– Ну, ты доволен? – бодрым голосом спросил Иван Сергеевич. – Вдвоем-то вам будет веселей. Сходите куда-нибудь – в кино или на Москву-реку. А то целыми днями торчишь дома как сыч.
Блинкову-младшему очень захотелось высказать все, что он об этом думает. Но полковник уезжал на свою опасную службу. Расстроишь его, а он в самый неподходящий момент задумается о домашних делах, и тогда его могут ранить преступники. Поэтому Блинков-младший улыбнулся из последних сил и сказал:
– Конечно, Иван Сергеевич, вдвоем нам будет ужасно весело. Обхохочемся.
– Ну-ну, – произнес полковник с большим сомнением и потрепал его по запорошенным побелкой волосам. – Только смотри, чтоб порядок был. Мать пожалей.
– Вы надолго? – спросил Блинков-младший.
– Недельки на две, а вообще как получится. Может, и задержусь. Надо помочь одной республике, вставшей на путь независимого развития.
По тону полковника было ясно, что на этом пути республика наломала много дров. Он уже открыл дверь, собираясь уходить, и тут Блинков-младший спохватился:
– А Ирка-то где?
– Сам не знаю, Митек, – глухо ответил Иван Сергеевич. – Я вообще-то думал, она у вас. Так и уезжаю, не попрощавшись.
И он ушел, а Блинков-младший снова взгромоздился на стремянку. Шпатель скрежетал и визжал. Соскобленная побелка висела в воздухе пыльным облаком и лезла в рот. Блинков-младший старался дышать носом, но побелка и в нос лезла точно так же. Ей никакой разницы, лишь бы влезть.
Между прочим, шпатель дал ему Иван Сергеевич. И вообще полковник многое сделал для того, чтобы единственный сын его лучших друзей проторчал целый месяц каникул на стремянке под потолком.
Надо сказать, что старшему Блинкову это совсем не нравилось. Но спорить с мамой папа не стал, чтобы не ронять ее авторитет в глазах единственного сына. Он пообещал Митьке помочь, как только с его сломанной ноги снимут гипс. Гипс сняли еще позавчера, и что бы вы думали? И позавчера, и вчера, и сегодня папа с утра до ночи торчал у себя в Ботаническом саду. Он уходил, когда Блинков-младший еще спал, и возвращался, когда Блинков-младший уже спал. О том, что папа ночевал дома, а не в своем любимом Ботаническом саду, можно было догадаться только по уровню борща в скороварке. К утру от полной кастрюли оставалась половина, как будто ужинал не один-единственный кандидат ботанических наук, а бригада грузчиков.
В замке завозили ключом. Блинков-младший сообразил, что если сейчас дверь откроется пошире, то попадет точнехонько по ножкам стремянки. Он крикнул:
– Осторожно!
А вошедший папа спросил:
– В чем дело?
И сразу же узнал, в чем дело. Дверь ударила по ножкам, ножки сложились, и стремянка с Блинковым-младшим рухнула на папу.
– Привет, Митек. Видишь, я пораньше пришел. Сейчас поужинаем, и помогу тебе, – невозмутимо сказал старший Блинков, выкарабкиваясь из-под единственного сына. Он считал, что глупо переживать из-за неприятностей, которые уже случились. Сколько ни ахай, а время обратно не повернешь, поэтому и ахать нечего.
Блинков-младший молча поставил стремянку, влез на нее и черкнул шпателем по потолку изо всей силы, чтобы звук получился как можно противнее. Говорить с папой было не о чем. Если одиннадцать вечера у него называется «пораньше»…
– Не дуйся, – миролюбиво сказал старший Блинков. – Раз я обещал помочь, то помогу. В субботу. Хотя в субботу мы с Виталием собирались поработать. У него там не клеится один моментик в диссертации. Но в воскресенье я твой.
– А как же Галя? – язвительно поинтересовался Блинков-младший, скрежеща шпателем. – У тебя же двое аспирантов, Галя и Виталий. Тогда уж в воскресенье надо помочь Гале, а то будет несправедливо.
Старший Блинков ничего не понял! Никакой иронии! Он протер запотевшие очки и растроганно сказал:
– Да, о Гале-то я и не подумал. Я очень рад, единственный сын, что у тебя так развито чувство справедливости. Пожалуй, ты прав: надо в воскресенье помочь Гале.
Блинков-младший задохнулся. У него просто не было слов, чтобы достойно ответить. Все, все как будто специально сговорились отравить ему жизнь!
Неизвестно, чем закончился бы их разговор, если бы в этот момент не открылась дверь. Старший Блинков не успел ее запереть, поэтому все повторилось быстро, легко, непринужденно, как пишут композиторы в примечаниях для исполнителей песен. Дверь – бац по ножкам стремянки, ножки – вжик по полу, стремянка – громых, Блинков-младший – кувырк! Только мама успела его поймать. У нее была реакция контрразведчика.
– Привет, Митек. Проголодался, наверное? – сказала мама, одной рукой прижимая к себе пойманного Блинкова-младшего, другой устанавливая стремянку, а спиной захлопывая дверь.
Покончив со стремянкой, она перечмокала своих Блинковых и начала командовать:
– Олег, переодевайся и подмети за Митькой – он устал. Митька, помойся и поставь чайник. Поужинаем чаем с бутербродами, а то я ничего не успела купить. У нас были стрельбы. Кстати, давали пластиковые пули, и я выпросила себе лишнюю обойму. Очень практично: пальнешь – и преступник в нокауте, а вреда ему почти никакого.
