– Вы так думаете? Тогда он вдвойне негодяй! Рано его выпустили…
– А откуда вы знаете, что он уже на свободе? – Папа внимательно взглянул на Морковкина.
Тот поежился под папиным взглядом и пробормотал:
– Ну… Я так предполагаю… Времени прошло много…
– Господа мужчины! – это тетушка Тильда воскликнула. – Предлагаю совершить прогулку по берегу озера. Оно изуми-и-и!..
И мы всей толпой пошли на озеро. Только не совсем здоровых Атосика и Гамлета оставили дома.
И мы неплохо провели время. Покатали маму и папу на лодке. Искупались. Тетушка Тильда ни кататься, ни купаться не стала. Зато, стоя на берегу озера, она прочитала какой-то монолог про берег моря. У нее это здорово получалось. Только она все время отвлекалась на свой насморк. Но впечатление все равно было изуми-и-и!.. Даже Алешка призадумался. А потом сказал, что мы этого достойны.
И погодка удалась на славу. Солнце сияло, играло в воде. Воздух на озере был чистый-чистый, без всяких туманов. И противоположный берег сверкал, как разноцветная картинка. Даже где-то на лодочной станции что-то посверкивало. Зайчики солнечные в окошках. Наверное.
В общем, было довольно весело и беззаботно. Но время от времени меня тревожила мысль: сейчас-то здорово, а когда папа уедет, то страшновато станет. Но я взглядывал на Матвеича и успокаивался. Он-то не боится. Значит, и нам рядом с ним бояться нечего.
После обеда родители стали собираться в Москву. Мама заставила Алешку перешнуровать кроссовки и вымыть уши. По-моему, за всю неделю он не только уши не мыл. По-моему, и нос тоже. Про руки я уже и не говорю. Он только зубы чистил. А мне объяснял: «У носа кариеса не бывает!» Жертва рекламы.
Юрик пошел на карьер, забрать из пещеры свое нехитрое имущество. Мы, конечно, сходили с ним. Посидели в уютной пещерке на постели из веток. Потом Юрик скатал одеяло, засунул в рюкзак котелок и кружку и сказал:
– Давайте, ребята, побудем напоследок у костра.
Мы так и сделали. Разложили костер, и Юрик рассказал нам свою невеселую историю.
– Я на автобазе работал. Получили новые аккумуляторы. И кто-то их украл. Один аккумулятор нашли у меня в шкафчике. Видно, ворюги его специально туда поставили, чтобы подозрение пало на меня.
– А отпечатки? – спросил Алешка, большой специалист.
– В том-то и дело, что отпечатков хватало. Я ведь эти аккумуляторы разгружал. – Юрик в задумчивости подложил в огонь полешко. – Так я и загремел. И сидеть бы мне пять годиков, если бы не Федор Матвеич. Выручил он меня. А ведь непросто ему было. Чтобы меня оправдать, ему нужно было настоящих преступников разыскать. И все он сделал. И разыскал, и добился моего освобождения, и судимость с меня сразу же сняли. Он очень справедливый человек. Его даже бандиты, которых он сажал, уважают.
– Кроме Окаянного Ганса, – сказал я.
– Да он выродок. У него все кругом виноваты. Виноваты, что он не работает, а ворует. Виноваты, что попадается на кражах. Виноваты, что наказывают за воровство. А ведь какой умелец. Он в тюрьме такие поделки из дерева делал. Фигурки всякие, портсигары. У него даже что-то для какой-то выставки отобрали. Мог бы жить честно, зарабатывать своим трудом, умелыми руками. Но ему больше нравилось воровать. И злиться на весь белый свет. – Юрик вздохнул, будто ему было жалко этого злобного Ганса. – Ну ладно, пора идти. Вы, ребята, поглядывайте по сторонам, не теряйте бдительности. Конечно, Матвеича он не тронет – побоится, а вот дом его в отместку постарается уничтожить.
– Взорвет? – ахнул Алешка.
– Взрывать не станет. А поджечь может. Так что поглядывайте. – Он осмотрел свою, как он говорил, базу и сказал: – Грустно. Мне здесь нравилось.
– Да, – согласился Алешка, – жалко…
– Ну ничего, – Юрик хлопнул его по плечу. – Я как-нибудь опять приеду. Матвеича попроведать.
Алешка тоже огляделся и повторил:
– Жалко, жалко… Не успели мы. Вот как раз между этих двух деревьев очень здорово можно было сеть натянуть. Или вот здесь ловушку выкопать.
Юрик рассмеялся, опять хлопнул его по плечу и вскинул на спину рюкзак.
Мы загасили песком костер и пошли домой.
Мама и папа уже стояли возле машины. По их лицам мы сразу поняли, что между ними был спор – забирать нас с собой или оставлять с Матвеичем.
А он как раз вышел из дома с банкой маринованных огурцов, отдал их маме и сказал:
– Волноваться не приходится. Ситуация под контролем.
– Я тоже приму меры, – сказал папа. А потом спросил нас: – Ну что, бойцы, поедете с нами? Или еще погостите?
– Еще погостим, – быстро ответил Алешка. – До зимы. До тридцать первого… четверга. А чего вы не едете? Уже давно пора. Столица вас заждалась.
– По коням, – согласился папа. – Садитесь.
– Вы этого достойны, – сказал Алешка. – Я дарю вам неземной взор.
Мы помахали им вслед и пошли в дом.
В доме стало как-то пусто. И даже грустно немного. Все-таки у нас хорошие родители. Когда они рядом, то немного мешают, а когда их рядом нет, то немного их не хватает.
Чтобы не очень скучать, я убрал со стола и пошел мыть посуду. Матвеич сел за свои воспоминания – он очень дисциплинированный человек. А Лешка поднялся наверх – рисовать автопортрет бронзового подсвечника.
Незаметно наступил вечер.
Алешка спустился в кают-компанию похвалиться рисунком.
– Здорово, – одобрил Матвеич. – Художником будешь?
– На фиг надо, – отрезал Алешка. – Буду сначала сыщиком, а потом писателем. Как вы. Хочется что-нибудь полезное написать.
– У тебя получится, – согласился Матвеич. – Ты мне что-нибудь тоже нарисуй, на память.
– Запросто. Как «Задумчивый» режет своим носом холодные морские волны. Годится?
И мы сели пить чай. А после чая Алешка подмигнул мне и, точно копируя манеру Морковкина, лениво протянул:
– Господин полковник, а не выпить ли вам перед сном рюмочку коньячку? Вы этого достойны. Дим, обслужи капитана.
Я чуть было не запутался: полковник, капитан, подмигивание… Но тем не менее достал из серванта коньяк, который папа привез Матвеичу, и передал ему бутылку.
– А я пойду по делам, – сообщил Алешка и снова мне подмигнул.
Вернулся он не скоро. Матвеич даже немного забеспокоился и сказал:
– Что-то он долго… Не заблудился часом?
– Шнурки проглотил, – объяснил я серьезно.
Тут вернулся Алешка, очень довольный, и сообщил как новость:
– Ночь наступает. Потому что вечер кончился. – Он зевнул, лязгнув зубами. – Я бы поспал до утра.
…Когда мы улеглись, Алешка шепнул мне:
– Дим, я сигнализацию установил. Можно не волноваться. Пусть он только сунется!
– Кто сунется? – не сразу понял я.
– Какая разница. Кто сунется, тому мало не покажется. Спокойной ночи, старший брат. Спи хорошо…
Глава XII
Этюд с автопортретом
И эта ночь прошла спокойно. Мне только иногда, сквозь сон, слышалось, будто Матвеич несколько раз выходил на «мостик». Алешка же спал безмятежно, уверенный в своей сигнализации, от которой «мало не покажется тому, кто сунется».
Только мы позавтракали, застучал на «мостике» своей палкой неугомонный Сеня Бернар.
– Заказчик явился, – улыбнулся Матвеич. – Картину забирать.
– Приветствую вас! – Морковкин широко распахнул дверь. – Утро прекрасное! На лазурном небе ни одного белоснежного облачка. Как почивали, друзья мои?
– Я не почивал, – сказал Алешка. – Я всю ночь рисовал.
– Получилось?
– Вот, – Алешка протянул ему рисунок.
Сеня Бернар, далеко отставив руку, внимательно рассмотрел автопортрет подсвечника, остался «весьма удовлетворен». Я бы даже сказал, что он обрадовался так, будто Америку открыл. И стал еще больше похож на сенбернара, премированного на всех собачьих выставках.
– А где оригинал?
Алешка сбегал наверх, принес подсвечник. Сеня Бернар уложил его в пакет. Достал из него подтаявшую шоколадку, объяснил:
– Это гонорар, Алекс.
– Да что вы, – Алешка сделал вид, что застеснялся. – Не надо. – Но шоколадку взял. Он этого достоин.
– Погоды на дворе! – вновь пророкотал великий актер.
– Ага, – согласился Алешка. – Лазурные облака, белоснежное небо.
– А не совершить ли нам, молодые люди, прогулку по озеру? На вашей ладье.
– Можно и совершить, – ответил я.
Матвеич тоже не возражал.
– Встречаемся на берегу. Я только занесу в дом подсвечник. А то Матильдочка по нему извелась. Волнуется – семейная реликвия.
Да, тетушка Тильда очень дорожила этим подсвечником. Она часто говорила, похмыкивая в платочек, что он есть последняя память о ее счастливом детстве.
– Моя матушка, во время войны, при его свечах шила ушанки для наших бойцов. А моя бабушка при его свечах читала моей матушке волшебные сказки…
Сеня Бернар пошел отнести подсвечник, а мы пошли на озеро. Подогнали лодку к удобному для посадки месту. Чтобы великий актер не плюхнулся в воду.
Ждать его не пришлось – он пришел на берег довольно быстро и довольно ловко перешагнул с него в лодку. Мы отчалили. Неспешно поплыли вдоль берега.
