– Русски литература есть interesting, – милостиво кивнула Кисонька.
– Чудесно! Тебе наверняка понравится. Сейчас мы попросим Тома показать тебе, где кабинет литературы… – директриса попыталась ухватить пробегавшего мимо американца.
– Есть заньят, – на ломаном русском бросил тот и, окинув Кисоньку-Эрику злобным взглядом, умчался.
Директриса раздраженно передернула плечами:
– Порой наши преподаватели бывают просто невыносимы! Что поделать, мы берем на работу только тех, у кого есть подлинный талант, а у талантов свои причуды. Давай я сама тебя провожу. – И, положив руки на спинку кресла, Нина Григорьевна бойко покатила его по коридору. Затылком Кисонька чувствовала край ее ладоней. Они были просто нестерпимо, как-то не по-человечески холодными.
Кабинет русской литературы встретил Кисоньку… самоубийством. Катерина только что сиганула с обрыва в Волгу, и теперь класс занудно доказывал, что Островский был великим русским писателем, а Катерина – несчастной женщиной. Всех остальных персонажей пьесы «Гроза» плотный, коротко стриженный мальчишка в кожаном пиджаке обозвал «суками рваными, подзаборными», за что был немедленно выставлен вон из класса.
– А что думает по поводу русской пьесы наша американская гостья? – ласково полюбопытствовала учительница.
– Я думать, Катерин погибать от жадность, – твердо заявила Эрика.
– Жадность? – изумилась молоденькая преподавательница. – Какой-то у тебя совсем непривычный взгляд на вещи, девочка. Никто никогда не обвинял Катерину в жадности. Объясни, пожалуйста.
– Я понимать: все деньги быть у муж и его мать, Катерин не мочь платить гонорар адвокат по развод. Но много хороший адвокат соглашаться работать за процент от прибыль. Конечно, процент есть больше, чем обычный гонорар, но адвокат мочь отсудить половина имущества, и еще – за моральный ущерб. Адвокат ей объяснять, что не надо признаваться измена, если муж Катерин с любовник не поймать. Не быть жадной, заплатить процент, и Катерин могла получить от Кабаниха money и жить с молодой любовник!
Учительница окончательно смутилась.
– Ты не совсем понимаешь, Эрика… Действие пьесы происходит давно, тогда женщины в России не судились со своими мужьями. И покончила с собой Катерина вовсе не из-за жадности, а из-за мук совести. У нее болела душа.
Эрика глубоко задумалась.
– Кажется, я понимать. Душа! Я слышать про душа. Когда папа не хотеть покупать для мама ранчо в Тексас и мама делать для папа истерик, она кричать, что у папа совсем нет душа…
Сдерживая смех, Кисонька уткнулась носом в собственное плечо.
– Эрика, тебе нехорошо? – заволновалась училка.
– Уроки сложны, я есть уставать, – простонала Кисонька. – Можно, я выходить?
И, получив разрешение, тихонько похрюкивающая Кисонька покатила к выходу. Но за дверью она взяла себя в руки. Конечно, отрывается она тут на полную катушку, но ее ждет работа. Следовало выяснить, что за странная эпидемия разогнала из школы Самсоненко всех преподавателей.
Коляска двигалась по коридору. Стараясь не очень шумно дышать, Кисонька поочередно приникала к замочным скважинам кабинетов. Но предосторожности были излишни: лишь в кабинетах физики и химии старшеклассники решали задачки, другие комнаты были пусты. Ни учителей, ни учеников! Куда же все подевались?
Растерянная Кисонька подъехала к окну и в задумчивости уставилась на школьный двор. Ни души, лишь тянет синеватым дымком и пахнет сдобой. Вдруг ворота распахнулись, и гулкая пустота двора заполнилась громадой рычащего от натуги грузового фургона. Грузовик развернулся, несколько мальчишек в белых халатах принялись споро таскать в него широкие плоские ящики. Кисонька свесилась через подоконник. Интересно, почему ребята грузят машину вместо того, чтобы сидеть на занятиях? Может, они учатся в другой школе, а здесь подрабатывают, как Сева?… Из боковой дверцы выскочила девчонка, тоже в белом халате, и, энергично жестикулируя, принялась что-то втолковывать водителю. Кисонька узнала ее: именно она вручала приветственный букет Эрике Саммерс. Потом и девчонка, и парни скрылись за дверью. Там явно происходило что-то интересное!
Кисонька развернула коляску в направлении туалета. Быстренько затолкав ненавистное кресло в кабинку и хотя бы до половины прикрыв его дверцей, сыщица бросилась к окну. Спуститься со второго этажа старинного, увитого виноградом здания было для юной сыщицы плевым делом. Под прикрытием фургона Кисонька проскользнула в заветную дверь. Из темного коридорчика пыхало влажным жаром. Прижавшись к стене, Кисонька подобралась к следующей двери, чуть приоткрыла ее и заглянула в щелку.
В громадном зале все грохотало и гремело. На длинных столах ученики в поварских халатах вымешивали и раскатывали тесто. Противни с пирожками они тащили к раскаленным печам. Затем горячие изделия раскладывались по ящикам. И среди этого ада по-хозяйски деловито сновала Нина Григорьевна Самсоненко.
Наружная дверь резко распахнулась, впустив маленькую женщину в деловом костюме. Кисонька сжалась в комок, затаившись между загромождавшими коридор ящиками. Впрочем, предосторожности были излишни. Не глядя по сторонам, женщина стремительно миновала коридор. Влетев в зал, она поманила кого-то пальцем и вновь скрылась за дверью. Через мгновение рядом с пришедшей возникла сама госпожа Самсоненко.
Дамы вовсе не торопились выйти из темного коридора на свет. Наоборот, обе прислонились к стене, щелкнула чья-то зажигалка, во мраке вспыхнули два сигаретных светлячка. Кисонька замерла и затаила дыхание.
– Машину разгрузим, я сразу за второй порцией вернусь, – сообщила женщина.
– Ох, как же я устала, – отозвалась Нина Григорьевна. – Еще и американка эта! Слушай, может, пока замрем? Уедет Эрика…
– Сдурела? А проценты пусть набегают? Хочешь, чтобы нас на счетчик поставили?
– Да ведь я кручусь, как уж на сковородке! Сегодня утром она в школу приехала и давай темы занятий перебирать: хочу туда, хочу сюда… Я ей, как последняя дура, впаривала: мол, один преподаватель заболел, второй уехал, третий занят, не пришел…
– И правда, дура, – перебила собеседница. – Сама виновата – позволила американке решать эти вопросы. Завтра встречай ее возле школы и вези, куда следует, а станет возражать, вкрутишь, что ты для нее разработала специальную программу. Американцы смерть как любят индивидуальный подход!
– Ей вкрутишь! Она если что и знает назубок, так это свои права!
– Невелика барыня твоя Эрика, и без того из-за нее целый класс сегодня вместо работы на литературе прохлаждается.
– В том-то и дело, что барыня! Ее папаша за одну неделю учебы такие деньги отвалил! Может, она еще на неделю останется…
– Вот и ублажай ее получше, чтобы подольше здесь побыла!
– Вдруг она выяснит, что у нас уже три месяца вместо первых уроков выпечка пирожков?
– Два с половиной, – ворчливо поправила таинственная женщина. – Объяснишь ей то же самое, что и другим ученикам: о новейших педагогических достижениях и обязательном трудовом воспитании. В конце концов, ее же ты не будешь заставлять пирожки печь!
– А если она начнет трепаться, что у нас детей не учат, а только работать вынуждают?
– Пусть она в своей Америке что угодно рассказывает! Нинка, хватит выступать. У нас после похищений ученики разбежались?
Нина Григорьевна покорно кивнула.
– Долги появились? – собеседница директрисы заговорила еще тише.
Нина Григорьевна тяжко вздохнула.
– Давно бы ни школы, ни квартир, ни машин ни у кого не было, если бы я насчет пирожков не подсуетилась! Мы половину долгов закрыли, потому что наши пирожки дешевые и все их берут! А почему они такие дешевые, ты помнишь?
– Потому что мы ни гроша не платим за труд ребят, – послушно сказала Нина Григорьевна.
– Слава богу, помнишь, – съязвила женщина. – Раз так – иди и обхаживай свою Эрику. Пекарня должна работать, иначе мы распрощаемся со всем нажитым. – Досадливо швырнув окурок на землю, женщина придавила его каблуком и быстро зашагала к машине. Нина Григорьевна недолго постояла в коридоре, и Кисоньке даже показалось, что та чуть слышно всхлипывает. Потом директриса отерла лицо ладонью, решительно расправила плечи и скрылась за дверью пекарни.
Кисонька с трудом распрямилась и потерла затекшую спину. Простая и блистательная версия сыщиков с треском рухнула. Милейшая Нина Григорьевна Самсоненко не имела к похищениям никакого отношения. Наоборот, исчезновения детишек разрушили ее налаженный бизнес. Правда, директриса тоже оказалась не лыком шита и неплохо выкрутилась. Глядишь, она успеет рассчитаться с долгами, пока родители врубятся, что их детишки стали бесплатной рабочей силой. Впрочем, агентству «Белый гусь» не было дела до махинаций директора школы, его интересовали похищения – и только похищения. Придется все начинать сначала…
