Но тогда почему следов, по уверению главного деревенского следопыта Егорки, было больше, чем от двух мужиков?.. И кто ходил по чердаку в ту ночь?
Выяснилась и еще одна важнейшая деталь: Нита, а точнее Антонина Плугатырева, соседка Веры Ковригиной, узнала от нее, что Верин приятель и жених (одиннадцатилетняя Вера вполне серьезно делилась с пятнадцатилетней Нитой своими матримониальными планами, поскольку та выслушивала ее также очень серьезно) Федя Репин видел Олега в ночь убийства. И, что крайне важно, — в большом удалении от места убийства. И теперь надо было ехать за Федей в Республику Алтай, потому что по своей воле он не собирался возвращаться раньше 31 августа.
После сообщения Ниты Мячик долго сидел с обескураженным видом.
Ничего себе! Такую важную вещь про своего лучшего друга Федора Репина он должен узнать не от него самого, а через девчонок!
* * *
И вот наконец из правого наружного кармана спецовки Женя извлекла — не сдержав легкого вскрика, — сильно смятый бумажный комок ярко-красного цвета и бережно расправила его на свободном конце стола.
И тогда комок оказался первым листком той узкой тетрадочки, которую представляет собою, как знает каждый, кто хоть раз летал самолетами авиакомпании «Сибирь», а также, возможно, и других компаний, авиабилет.
Лицевая сторона узкого листка была синяя, а изнанка — красная. И на синей тонким темно-коричневым фломастером было написано:
«Жду тебя в девять вечера у мостика. Очень важный разговор! Олег».
В ошеломлении смотрела Женя на эту записку. Как могло быть, чтобы точно такая же оказалась на столе у Анжелики и вслед за тем в руках суда? Ведь не мог же Олег написать в один вечер две дословно совпадающие записки двум разным девушкам! Не вязалось это с Олегом никоим образом!
Она смотрела, казалось, в оцепенении, — и все молча, тоже оцепенев, смотрели то на записку, то на Женю. Одни из тех, кто столпились вокруг стола, знали все дело в деталях — например, Том — и не менее ее были поражены. Другие просто видели, как ошеломлена Женя, и от одного этого впали в замешательство.
Но мысль Жени отнюдь не оцепенела, а работала с бешеной скоростью. И наконец ее лицо прояснилось.
— Виктор, ты по всему дому прошел?
— Да более-менее по всему.
— Скажи, там у них кухня общая?
— Да, и большая довольно.
— А обеденный стол там стоит? Или только кухонный?
— Нет, обеденный есть.
Женя облегченно вздохнула и обернулась к хозяину:
— Мячик, найдется у тебя чистый лист бумаги? И фломастер, коричневый или какой-нибудь!
Мячик ринулся из комнаты и тут же вернулся с листом и фломастером.
Женя сдвинула спецовку на край стола, села поудобней, положила лист бумаги, а на него — расправленный листок с запиской. И провела по самому краю верхнего листка маленькую черточку фломастером.
После этого она осторожно подняла листок и вскрикнула.
На чистом нижнем листе отпечаталась черточка, будто проведенная красным карандашом.
Именно это Женя и предполагала увидеть — но сдержать вскрик не смогла.
Глава 24-я. Короткая, но многое объясняющая
— Прошу всех сесть, — торжественно сказала Женя. Все расселись на стульях, табуретках и на полу и затаили дыханье. Один Том все уже понял.
— Слушайте же, что на самом деле произошло — по моему разумению, — добавила Женя свою любимую формулу, перенятую ею у дедушки. — Олег, уходя по каким-то делам, вдруг в последний момент решил написать записку Лике — и оставить у нее в двери: он знал, что сейчас ее дома нет и еще долго не будет. В этот момент он уже выходил из своей комнаты через кухню, торопился, а под рукой у него бумаги не было. Тогда он пошарил в карманах, а там — авиабилет. Он же по нему слетал к матери — билет уже ненужный. Он оторвал от него верхний листок и присел к кухонному столу, на котором, заметьте себе, лежала газета! И прямо на газете — это же удобней, чем на голом столе, — написал коричневым фломастером на этом оторванном листке записку Лике. И выбежал с этим листком из дому. И не заметил, когда выбегал, что весь текст записки отпечатался на газете, только красным…
Когда пришла Анжелика — тоже через кухню, — она сразу увидела: на столе газета и прямо на ней — записка! Обращения-то там нет, вы же видите! А она все время думала об Олеге. И сразу решила, что записку он ей написал. Кому же еще, раз в их кухне оставил?!
— Круто… — прошептал Мячик.
— А что она еще могла думать в такой ситуации? И в назначенный в записке час радостно пошла к мостику!
— Навстречу своей гибели, — тихо добавил Том.
— А Олег, вернувшись домой, — продолжала Женя, и все слушали ее не шевелясь, — уже не увидел газеты с отпечатавшейся запиской, которую не заметил и раньше, убегая. Не увидел потому, что Анжелика, прочитав, естественно, отнесла ее в свою комнату. Там потом и нашла записку милиция. Экспертиза была неряшливая (Женя повторила слова адвоката), и эксперты не увидели, что это копия. Хотя должны были увидеть.
Женя замолчала. В комнате стояла тишина.
— И что же теперь будет? — пискнула Нита.
— Записку надо срочно передавать адвокату, — сказала Женя.
— Пусть пишет надзорную жалобу, — добавил Ваня-опер.
— А я, — продолжала Женя, — срочно еду на Алтай разыскивать Федю Репина.
— А чего его разыскивать, — подал голос Мячик. — Он у какой-то из своих теток.
— А адрес?
— Я всех троих адреса знаю, они все в разных районах живут. А между районами километров по триста, а то и побольше. А у какой тетки он сейчас — я не знаю. Он там у них нарасхват.
Тут все неожиданно заметили, что за окнами давно уже утро.
Голубел выцветший ситчик августовского неба. Березовые косы едва колыхались и слабо шелестели своей свежей зеленью, еще почти не тронутой золотом. И птицы робко пробовали заспанные голоса.
В комнату вошли Саня и Леша, одетые и умытые.
— Ну, куда едем? — бодро спросил Калуга.
Была его очередь садиться за руль.
Глава 25. Женя готовится к борьбе
Женя распределяла функции — кому ехать, кому оставаться и что делать.
— Первое и главное — полная тайна. Те, кто хочет, чтобы Олега освободили, пусть зарубят себе на носу (так всегда говорила Женина бабушка — «И заруби себе на носу!..»; Женя так и не поняла, что это значит, но в нужных случаях охотно повторяла) — сейчас все зависит от того, сумеем ли мы держать язык за зубами. Поймите — дело считается закрытым: вина доказана, человек отправлен в тюрьму. А мы опрокидываем…
— …всю доказательную базу, — продолжил Ваня-опер.
— Да! И это значит — кто-то грязно работал, кому-то за это попадет. Станет известно про пытки в милиции, про то, как выбивали у Олега признание. Ясно же — те, кто в этом виновен, будут изо всех сил стремиться помешать отмене приговора.
Главное — записка. Исчезнет записка — все кончено. Про нее никто, кроме всех нас, кто сейчас здесь находится, и адвоката, не должен знать. Если бы у нас был сейф — надо было бы хранить ее в сейфе.
На этом знакомом им слове Саня и Леша встрепенулись. Во все подробности дела, которым была занята Женя, они не вникали, но на ключевые, так сказать, слова реагировали.
К тому же записку они уже рассмотрели, подивились на ее хитрую изнанку, из-за которой человек отправился на пожизненное, и успели сказать Жене, что если надо будет подтвердить, откуда эту записку сейчас взяли, — они свидетели. Значение этой записки они осознали сразу и сполна.
— А чего сейф? — сказал Леша. — Наш барда…
Тут Леша вспомнил, как Женя говорила им, что слово, которое он привычно хотел произнести, — не очень-то приличное, и просила заменять его каким-нибудь другим.
— …Шкафчик-то наш — ну, напротив переднего сиденья, — чем он хуже сейфа? Любой сейф открыть можно. А тут прежде нам с Саньком надо бошки отвернуть. Причем обоим.
Они переглянулись, и всем присутствующим сразу стало ясно, что отвернуть головы им обоим — очень и очень непростое дело. И не всякому, и даже не всякой большой компании оно под силу.
— Ну что же, — сказала Женя, — спасибо, Леша! Да, наша машина для этой записки — не худшее место. По пути с ней как раз к адвокату заедем.
Женя повернулась к Тому.
— Я хотела бы, чтоб ты со мной поехал — будем вместе говорить с адвокатом. И ты, Мячик — поможешь разыскать Федю Репина в этом Горном Алтае. Там что, одни горы?
— Да нет, — Мячик, еще не отошедший от своего огорчения, дернул плечом, — почему горы? Там и речки есть.
— Мы будем работать, таким образом, над оправданием Олега, — продолжала Женя. — У нас для оправдательного приговора есть две очень важные вещи: два свидетеля, подтверждающие алиби Олега, и вещественное доказательство того, что Олег не писал записку Анжелике, не вызывал ее в тот вечер к мосту — то есть к месту убийства. Он вызывал — вернее, собирался вызвать — совсем другую девушку. Мы только не знаем, кто же убил Анжелику…
