— Лот 46, пожалуйста, — сказал Гюнтер в микрофон.
Пока Бодлеры обследовали темные подземные проходы, они почти совсем забыли, что Гюнтер притворяется, будто он не совсем свободно знает английский.
— Пожалуйста, джентльмены и леди, взгляните на вазу с синими цветами. Вазы в моде, стекло в моде, цветы в моде. Пожалуйста, особенно те, которые синие. Кто делает ставку?
— Сто, — раздался голос из толпы.
— Сто пятьдесят, — сказал второй голос.
— Двести, — произнес третий.
— Двести пятьдесят, — сказал человек, сделавший первую ставку.
— Двести пятьдесят три, — предложил второй голос.
— Мы пришли как раз вовремя, — прошептал Клаус Вайолет. — Г.П.В. — это Лот 50. Подождем или начнем атаку на Гюнтера прямо сейчас?
— Не знаю, — прошептала в ответ Вайолет. — Мы так зациклились на том, чтобы вовремя добраться до Веблен-Холла, что не продумали план действий.
— Есть двести пятьдесят три — последняя цена у людей, пожалуйста? — задал вопрос Гюнтер в микрофон. — О'кей. Здесь ваза, пожалуйста. Отдайте деньги миссис Скволор, пожалуйста.
Полосатая женщина подошла к краю сцены и вручила Эсме пачку банкнот. Алчно улыбнувшись, Эсме вручила ей в обмен вазу. Наблюдая, как Эсме, пересчитав деньги, спокойно кладет их в полосатую сумочку, в то время когда Квегмайры томятся в заточении внутри какого-то неизвестного «Г.П.В.», Бодлеры почувствовали, как тошнота подступает к горлу.
— Эвомер, — выпалила вдруг Солнышко: «Я этого больше выносить не могу. Давайте расскажем всем в этом зале, что происходит на самом деле».
— Простите, — неожиданно сказал кто-то. Подняв головы, дети увидели сурового мужчину, который смотрел на них из-под огромных солнцезащитных очков. В одной руке он держал пирожок с лососем, а другой указывал на Бодлеров.
— Я хочу просить вас немедленно покинуть Веблен-Холл, — сказал он. — Это Модный Аукцион. Здесь не место таким маленьким чумазым детям.
— Но нам положено быть здесь, — не растерялась Вайолет. — Мы должны встретиться с нашими опекунами.
— Не смешите меня, — сказал суровый мужчина, но, глядя на него, трудно было предположить, что он хотя бы раз в жизни улыбнулся. — Не могу представить себе, какие люди захотят опекать таких замарашек.
— Джером и Эсме Скволор, — ответил Клаус. — Мы живем у них в пентхаусе.
— Сейчас мы все выясним, — сказал мужчина. — Джерри, подойди сюда!
Несколько человек повернули головы и уставились на детей. Но все же большинство присутствующих продолжали слушать Гюнтера, который уже объявил Лот 47. На аукцион была выставлена пара балетных туфелек из шоколада.
Джером отделился от небольшой группы людей и направился к сурового вида мужчине узнать, что произошло. Когда взгляд его упал на Бодлеров, он был ошарашен, что в данном случае означает: «Он, казалось, рад был их видеть, но не мог прийти в себя от изумления».
— Так вы знаете этих детей, Джерри? — спросил мужчина в солнцезащитных очках.
— Конечно знаю. Это Бодлеры, я вам о них рассказывал.
— Да, да, помню, — ответил мужчина, теряя к детям интерес. — Ну а если они еще и сироты, тогда, думаю, все в порядке. Они могут здесь находиться. Но я вам советую, Джерри, купите им новую одежду! — И прежде, чем Джером успел ответить, мужчина в темных очках исчез.
— Не люблю, когда меня называют Джерри, — первое, что сказал Джером детям. — Но я не хотел с ним спорить. А как вы, Бодлеры? Лучше себя чувствуете?
Дети молча смотрели на своего опекуна. Они заметили у него в руке недоеденный пирожок с лососем, хотя он не раз говорил им, что терпеть не может лососину. И настроение их не улучшилось, так как они знали, что Джером не захочет с ними спорить, если они снова заговорят так про Гюнтера. Он также не захочет спорить с Эсме, если дети расскажут ему об ее участии в предательском заговоре. И уж точно не захочет спорить с Гюнтером, когда узнает, что Квегмайры спрятаны внутри одного из лотов Модного Аукциона. Бодлеры понимали, что поможет им только человек, которого удастся каким-то образом сбить с толку. И от этого им не стало легче.
— Менров? — сказала Солнышко.
— Что такое «менров?» — спросил Джером, с улыбкой глядя на самую младшую из бодлеровской троицы.
— Я вам сейчас объясню, — сказал Клаус, пытаясь быстро придумать способ заставить Джерома помочь им, не вступая ни в какие споры. — Это слово в переводе означает: «Можно попросить вас об одном одолжении, Джером?».
Вайолет и Солнышко с любопытством посмотрели на брата. «Менров» никак не означало — «Можно попросить вас об одолжении, Джером?». Клаус наверняка это знал. «Менров» означает что-то вроде: «Не попытаться ли нам рассказать Джерому про Гюнтера и Эсме и про тройняшек Квегмайров?» Однако сестры молчали, зная, что у Клауса наверняка есть серьезная причина лгать своему опекуну.
— Конечно, я сделаю все, о чем вы просите, — ответил Джером. — Но о чем именно идет речь?
— Моим сестрам и мне очень хотелось бы приобрести в собственность один из лотов этого аукциона. Но мы не знаем, сможете ли вы купить его для нас в виде подарка?
— Думаю, это возможно. Но мне в голову не могло прийти, что ваша троица интересуется модными лотами, — ответил Джером.
— Даже очень, — сказала Вайолет, понимая, куда клонит Клаус. — Нам бы ужасно хотелось приобрести Лот 50 «Г.П.В.».
— Что такое «Г.П.В.»? — спросил Джером. — Что кроется за этими буквами? — Это сюрприз, — тут же нашелся Клаус. — Вы предложите цену?
— Если это так для вас важно, я это сделаю. Но мне очень не хотелось бы вас избаловать. Вы появились как раз вовремя. Гюнтер, наверное, кончает продажу балетных туфелек и сразу перейдет к Лоту 50 «Г.П.В.». Пойдемте туда, где я стоял. Там удобно следить за ходом аукциона, — сказал Джером. — Прекрасно видна сцена, а кроме того, рядом со мной стоит ваш друг.
— Наш друг? — с удивлением спросила Вайолет.
— Сейчас увидите.
И действительно, когда Бодлеры, следуя за Джеромом, пересекли огромный зал и пристроились под знаменем с надписью «Модный», с тем чтобы лучше видеть, что происходит на сцене, они там обнаружили мистера По. Он держал в руке стакан содовой с петрушкой и кашлял в белый носовой платок.
— Вы не могли ошеломить меня больше, чем вы это сделали, — сказал мистер По, когда перестал кашлять. — Бодлеры, что здесь делаете вы? — спросил он.
— А что вы здесь делаете? — тут же задал ему вопрос Клаус. — Вы нам говорили, что как раз в это время будете в геликоптере на пути к горному пику.
Мистер По снова долго кашлял в белый платок и, только когда приступ прошел, сказал:
— Сообщения о горном пике оказались ложными. Теперь я знаю совершенно точно, что двойняшек Квегмайров силой принуждают работать на клееварочной фабрике здесь неподалеку, я как раз туда еду, но попозже. Решил заглянуть по дороге на Модный Аукцион. Теперь, когда я Вице-Президент Опекунского Совета по Делам Сирот, я зарабатываю больше денег, и жена поэтому просила меня купить немного морских украшений.
— Но… — собралась что-то сказать Вайолет, однако мистер По остановил ее.
— Ш-ш-ш… Тихо, — произнес он. — Гюнтер приступает к Лоту 48. Я как раз на него хочу сделать ставку.
— Пожалуйста, Лот 48, — объявил Гюнтер. Он глядел в зал на толпу, но даже монокль не мог скрыть бешеный блеск его глаз. Судя по всему, Бодлеров он пока еще не заметил. — Перед вами большая статуя рыбы, выкрашенная в красный цвет, пожалуйста. Очень большая, очень модная. Достаточно большая, чтобы в ней спать, если придет охота, пожалуйста. Кто ставит?
— Я, — откликнулся мистер По. — Сотня.
— Две сотни, — раздался еще один голос из толпы.
Клаус низко наклонился к мистеру По. Ему хотелось с ним поговорить, но так, чтобы не услышал Джером.
— Мистер По, — сказал он, — я хочу вам рассказать про Гюнтера. Вам следует это знать. — Клаусу казалось, что, если он сумеет убедить мистера По, Бодлеры откажутся от игры в шарады, что означает в нашем случае — «перестанут делать вид, что им так уж необходимо заполучить „Г.П.В.“. Тогда Джером назовет свою цену и выручит Квегмайров, сам не того не зная. — Гюнтер на самом деле… — продолжал Клаус.
— Модный аукционер, — закончил за него фразу мистер По. — Двести шесть! — затем выкрикнул он.
— Триста, — тут же выкрикнул второй голос.
— Нет, нет, вы ошибаетесь, — сказала Вайолет. — Гюнтер вовсе не аукционер. Он переодетый Граф Олаф.
— Триста двенадцать, — крикнул мистер По и сердито посмотрел на детей. — Не говорите глупостей, — сказал он. — Граф Олаф — преступник, а Гюнтер просто иностранец. Не могу вспомнить слово, обозначающее страх перед иностранцами, но я удивлен, что вами, дети, владеет такой страх.
— Четыреста! — крикнул второй голос.
— Слово это — «ксенофобия», — пояснил Клаус. — Но оно сюда не подходит потому, что Гюнтер не иностранец. Он даже и не Гюнтер.
