без помощи всего народа ему не обойтись… Глядишь, и не пришлось бы ущемлять ничьих прав, чтобы выбраться из кризиса. И сейчас… Если бы некоторые семьи решили иметь троих, четверых детей, а другие жить без детей – какие проблемы? Но закон о народонаселении стал гордостью генерала Шервуда, его величайшим достижением. Вот почему даже богатые не пользуются привилегиями. Генерал подчёркивает это обстоятельство: «Смотрите, какая у меня власть над людьми».
– Значит, всё несправедливо, – сделал вывод Люк, стараясь ухватить смысл.
– Наверное, да, – согласился отец Джен.
Люк с облегчением подумал, что на самом деле ничего плохого в том, что он существует, нет. Пусть даже нелегально. Как ни странно, впервые после того, как прочитал книги, изданные правительством, он осознал, что эти два понятия никак между собой не связаны. Может, поэтому он так боялся идти на митинг. Если бы он по-настоящему верил, как Джен, то, наверное, пошёл бы.
И его бы тоже убили, как и её?
Об этом было страшно подумать, и он пришёл в замешательство.
Отец Джен посмотрел на часы.
– Нужно возвращаться на работу. Мне нельзя надолго отлучаться. Если хочешь, к завтрашнему вечеру достану тебе фальшивое удостоверение. А пока советую…
Он оборвал себя на полуслове, и Люк не удивился.
Словно звук из его самых страшных кошмаров, раздался стук в дверь и затем команда:
– Откройте! Полиция!
Не успел Люк двинуться с места, как отец Джен схватил его и толкнул в гардеробную.
– Там, в задней стене, потайная дверь, – прошептал он. – Найдёшь.
Люк искал вслепую, пробираясь через что-то, похожее на ворох волос.
Он услышал, как отец Джен закричал:
– Иду! Иду! Дверь, между прочим, стоит двенадцать тысяч баксов. Сломаете – будете платить!
Потом послышался писк компьютера: «Би-би-би-ип!» И бормотание отца Джен:
– Чёрт, когда не надо, они тут как тут! Давай, давай, включайся…
Стук в дверь становился всё громче, и кто-то заорал грубым голосом:
– Джордж! У тебя три секунды!
Люк глубже зарылся в гардеробной. Он даже заднюю стенку найти не мог, не говоря уже о потайной двери. И потом послышался треск парадной двери. Через несколько секунд топот раздавался уже из комнаты с компьютером.
– Что это значит? – донёсся до Люка возмущённый голос отца Джен.
Если бы он не слышал это собственными ушами, то никогда бы не догадался, что всего несколько минут назад отец Джен плакал. Его голос был таким волевым, таким наглым, таким самоуверенным, допускающим, что прав только он, а все несогласные с ним – неправы. Топот прекратился. Сидя в глубине комнатки, Люк услышал чей-то смех.
– Застали врасплох без штанов, да, Джордж?
– Да, да, очень смешно, – ответил отец Джен без тени улыбки. Потом послышалось, как застегивают молнию. – Вот, значит, до чего дошли? Уже и в туалет не отойти, чтобы дверь не взломала кучка идиотов, которые не знают, куда девать дурацкую энергию. Попомните, вы за эту дверь дорого заплатите.
Окажись Люк на месте полицейских, перепугался бы будь здоров. Отступил бы, бормоча: «Простите, простите». Ни за что бы не поверил, что отец Джен прячет третьего ребёнка. С этой надеждой Люк притих и перестал зарываться в каморку.
Но в голосе, который ответил отцу Джен, прозвучали едва заметные нотки сомнения.
– Брось, Джордж. Ты же знаешь, у нас есть право на обыск. Поступил сигнал, что этот компьютер используют в нелегальных целях. Ровно полчаса назад.
– Вы ещё бо́льшие придурки, чем я думал, – ответил отец Джен. – Вы свои служебные записки хоть иногда читаете? Сегодня утром я докладывал в Главное управление, что собираюсь продолжить спецоперацию в нелегальных чат-румах. Видите, я написал: «Где Джен?» и «Привет? Есть кто-нибудь?». Такое может написать какой-нибудь отчаявшийся, запутавшийся третий ребёнок, который пропустил митинг. Или вы чином не вышли, и вам недоступна информация, что я прикинулся предводителем повстанцев по имени Джен? А церемонию, где меня наградили за устранение сорока нелегалов, тоже про-пустили?
И как только отец Джен мог говорить о ней недрогнувшим голосом! Если бы Люк не знал Джен… раньше не знал – дёрнувшись, поправил он себя, – и не был в курсе, насколько она доверяла отцу, то подумал бы, что тот её обманул. И всё же у него голова шла кругом от страха, что отец Джен может его выдать. Как можно доверять тому, кто так хладнокровно говорит об «устранении» третьих детей? Люк пробирался через гардеробную к стопке одеял сзади. Наконец он добрался до стены, но она оказалась совершенно гладкой. Отец Джен говорил, что в ней дверь. Здесь должна быть дверь.
Голоса снаружи теперь звучали приглушённо.
– …посмотреть служебную записку…
– Наверное, она на твоем столе в кабинете, среди бумаг, которые ты не читаешь, – отец Джен повысил голос, и Люк его прекрасно слышал. – Ты читать-то умеешь?
Полицейский пропустил оскорбление мимо ушей.
– Покажи в компьютере.
– Хорошо.
Люк молился, чтобы отец Джен им что-нибудь показал. Дверь он так и не нашёл, хотя несколько раз пробежался пальцами по стене. Его сердце колотилось так громко, что полицейские наверняка его слышали.
Снаружи доносилось только бормотание полицейского и отца Джен.
– Джордж, ты лжёшь. Мы обыщем дом! – воскликнул полицейский.
– Потому что компьютер не работает? Ладно. Это не моё дело. – Люка поразило безразличие в голосе отца Джен. – Но когда вы ничего не обнаружите… а вы ничего не обнаружите… вы ведь знаете, что, как официальное лицо, я имею право на льготы и подам в суд за незаконный обыск. На что бы мне потратить лишние деньги, на икру или шампанское?
– Да ладно, Джордж! Не пойдёшь ты в суд.
– Ты так думаешь? Тогда давай. Начинай отсюда.
Неожиданно гардеробную озарило светом. Люк затаил дыхание. Как отец Джен мог распахнуть дверь его убежища? Люк в отчаянии накрылся одеялом.
Никто из полицейских отцу Джен не ответил, но их тени, упавшие на одеяло, под которым прятался Люк, явно указывали на то, что люди стояли в дверях гардеробной. Послышался шорох плечиков с одеждой, передвигаемых по металлической перекладине. А потом полиция ушла.
Люк в страхе и растерянности не вылезал из-под одеяла. Он смутно слышал, как полицейские ходят по дому, и был уверен, что они вернутся в комнату с компьютером в любую минуту.
Интересно, перед смертью ему разрешат повидаться с родителями и попросить у них прощения? И у Мэтью с Марком тоже, за то, что не любил играть с ними в карты и шашки, потому что знал, что им охота побегать на улице. И наверное, в первую очередь следовало попросить прощения у родителей за то, что ослушался
