— Папа! — завизжала Фантик.
Да, приехали и наш отец, и дядя Сережа Егоров. Степанов оповестил их, что у нас происходит нечто необыкновенное, и спросил, не хотят ли они прокатиться вместе с ним. Они, естественно, помчались.
— Ладно, показывайте, какую вы там рыбу поймали! — сказал Степанов. И загоготал. — Встряхнули меня так, как давно никто не встряхивал, так надо знать, с чего!
Мы открыли ларчик.
Наступила долгая тишина.
Потом отец сказал:
— Вот это да!
— Умереть! — сказал дядя Сережа.
А Степанов сказал:
— Мамочки!.. Да за это и впрямь могли пришить!
— А вы бы видели, как они мне идут! — вмешалась Фантик.
— Представляю… — пробормотал её отец, и все засмеялись, а Фантик смутилась.
— Ладно! — сказал Степанов. — Валяйте полную историю.
Мы «вывалили» полную историю, рассказывая наперебой. И можете вообразить, какое впечатление она произвела.
— М-да! — Степанов почесал в затылке. — И что теперь с этим делать?
— Вообще-то, это не общий клад, а Борькин! — заявил Ванька. — Борька сам его нашел, сам у этого бандита отбил, поэтому тут делить нечего! Как он решит, так и будет!..
— Я не о том… — Степанов созерцал драгоценности. — Такой клад не присвоишь. Точно посадят. Или такими налогами обложат на приобретение, что придушат. Этому место в музее или в этой, Грановитой палате, а нам… не по Сеньке шапка.
— Но действительно клады надо сдавать государству? — спросил я. — И чем это считать — кладом или произведением искусства? Потому что, вон, где-то писали недавно, что человек бесценную картину вот так же в старом доме нашел — и она у него осталась, и никто не придирался. А ведь это все равно что картина — сразу видно, что настоящие художники делали!
— Вот этого я не знаю, — сказал Степанов. — Надо бы с адвокатами посоветоваться.
— В Англии есть закон, — проговорил отец. — Что преступник не имеет права наследовать имущество жертвы. Даже если преступник — прямой наследник и ближайший родственник. Собственно, из-за таких случаев закон и был введен. Надо бы узнать, нет ли похожего закона в российском законодательстве. Потому что если это имущество кого-то из расстрелянных или репрессированных, то, в данном случае, государство выступало в роли преступника и ни на что не может претендовать… Да, тут надо бы с адвокатами посоветоваться… А у вас были какие-нибудь идеи?
— Ну… — Павел замялся. — Мы обсуждали одну проблему. Хорошо бы снять эти драгоценности для нашего фильма. Совсем здорово было бы разыграть, как все происходило. Как Борис плавает с аквалангом, как он всплывает с ларчиком в руке, как Алик подбирает его на надувную лодку, как мы на яхте открываем ларчик и раскладываем драгоценности… Это было бы потрясающе! Но, с другой стороны, это бы означало, что мы засвечиваемся перед всеми, что нашли клад, поэтому, если вы хотите его скрыть…
— И ещё это означало бы, — добавил отец. — Что в подводный город хлынут такие толпы искателей сокровищ, что все море по берегам расплескают.
— Я имею в виду, ближайшие ваши планы, — сказал Степанов.
— Ближайшие планы? — переспросил Павел. — Продолжать снимать! Завтра надо перехватить кузнеца, снять его в его кузнице, беседу с ним снять, рассказ о его ремесле, его работы. Потом…
— Потом, — вклинился Ванька. — Нам надо поднять со дна бронзовую люстру и бутылку, и ещё куклу поднять — и поглядеть, нет ли и в ней какого-нибудь клада!
— Иван!.. — строго сказал отец. — Как можно перебивать?
— Ну вот… — пробормотал Ванька. — Уже воспитывают… А я ведь только планы излагаю.
— Вы не думаете, что вам стоит вернуться домой? — спросил дядя Сережа.
— Ни в коем случае! — ответили мы хором. А я добавил:
— Мне ещё надо как можно больше книг и материалов нарыть по Мологе! Я все-таки надеюсь докопаться, чей это клад!
— В любом случае, плавать с драгоценностями небезопасно, — сказал Степанов. — Я мог бы взять их пока на сохранение, запереть в своем сейфе… Если, конечно, вы мне доверяете.
— Доверяем! — ответили мы.
Степанов взял в руки колье и залюбовался.
— Красота-то какая, просто сказочная!
— Послушайте… — я размышлял. — А если мы все поделим? Ведь тогда к нам никто не придерется, по одной-двум драгоценностям всякий может иметь, даже очень хорошим. А тут как раз на всех хватит… Вот вы, — обратился я к Степанову, — возьмете это колье, мы возьмем для мамы вот этот набор с изумрудами, Егоровы возьмут вот этот сапфировый набор, для тети Кати и Фантика… Фантику на вырост! — поспешно добавил я, увидев, как все начали изображать ехидные улыбочки. — А Алику, Павлу и Сергею достаются и браслеты, и подвески, и кулон, и вот эти кольца, и они сами могут решить, кому что. Или можно как-то по-другому поделить — я о том, главное, что делится на всех и приблизительно поровну.
— А что? — сказал Степанов. — Нормальная идея! — он взвесил колье в руке. — Мне чуть ли не самая большая доля достается! Не знаю, сколько может стоить эта штуковина — не удивлюсь, если она и на пол-лимона потянет — но фиг с два я её когда-нибудь кому-нибудь продам!
И все остальные тоже одобрили мою мысль.
…Осталось досказать совсем немного. Мы провели с телевизионщиками ещё четыре дня, и, по Ванькиным настояниям, подняли куклу. Самое интересное, что в кукле и впрямь оказался клад — правда, полностью обесценившийся. Внутри куклы оказался плотный водонепроницаемый сверток, а в нем — советские деньги довоенного образца, зелененькие трехрублевки с красноармейцем и красненькие червончики с Лениным. Эти деньги и у коллекционеров почти ничего не стоят, потому что их много сохранилось. Правда, они имели исторический интерес — мы отдали их в музей затопленного города, вместе с куклой, в которой они хранились. И ещё правда, среди этих никчемных бумажек оказались четыре царских золотых монеток: видно, НЗ семьи на самый крайний случай. Три монетки мы отдали в музей, а одну мы с Ванькой оставили себе для коллекции. У нас неплохая коллекция монет, есть даже семнадцатого и восемнадцатого века, есть даже корабельник Ивана III, найденный на месте археологических раскопок на окраине нашего заповедника, и есть «картежный червонец» Екатерины Великой, историю появления которого у нас я рассказывал в «Тайне знатных картежников».
Сергей, на всякий случай, снимал весь процесс извлечения куклы со дна морского — и естественно, тот момент, когда кукле аккуратно снимают голову (разбивать куклу не пришлось) и извлекают деньги. Так что сцена обнаружения клада в фильме все-таки будет. А блеск золотых монеток среди блеклых зеленых и красных бумажек сделает эту сцену вполне впечатляющей. Павел так говорит, во всяком случае.
А Сергей предлагает сопроводить извлечение куклы стихами Гумилева:
…И, таинственный твой собеседник,
Вот, я душу мою отдаю
За твой маленький детский передник,
За разбитую куклу твою.
Ну, это они сами решат, вставлять эти стихи или нет.
Что касается типов, напавших на нас, то Степанов думал сначала «разобраться» с ними, но потом иначе рассудил: виноватые, они будут служить ему верой и правдой, лишь бы зализать свой проступок. Они ходят перед ним на задних лапках, шарахаются от нас с Ванькой, завидев нас в городе, а деньги за разбитый иллюминатор, плюс (как велел им Степанов) крупную сумму «за моральный ущерб» выложили сразу и беспрекословно.
Естественно, они все валили на Патрушева: мол, он их подбил, только он и стрелял, и так далее, и Патрушева Степанов не пощадил бы, но только Патрушеву повезло — если то, что с ним приключилось, можно назвать везением. Он провел в бегах дня три или четыре, а потом сам появился у Степанова, дождавшись, когда Степанов выйдет из офиса — и повалился Степанову в ноги, на глазах у изумленной охраны.
— Хоть убей! — вопил он. — Я согласный! Лучше ты, чем он!
Выяснилось, что во время его блужданий на катере ему начал являться по ночам черный старик, ходящий по воде и грозящий, что в конце концов он до него доберется! Старик очень живо и красочно описывал ему, как не просто утянет его на дно, но и будет там долго душить и мучить. И спасения от старика не было — куда ни повернешь, а с наступлением темноты он всюду возникает перед носом катера.
Степанов сначала решил, что Патрушев придуривается, чтобы наказания избежать, потом порасспросил его поподробней… и велел немедленно вызвать скорую психиатрическую помощь.
Патрушев так до сих пор и сидит в психбольнице.
А я успел поизучать старые карты Мологи, очерки и книги об этом городе, кой-какие музейные материалы. Теперь у меня есть несколько интересных версий, кто мог спрятать этот клад, и когда — в семнадцатом, восемнадцатом, девятнадцатом и даже двадцатом веке. Не буду о них рассказывать, пока не проверю все до конца. И потом, мне очень хочется верить, что этот клад имеет отношение к Ярославскому мятежу — и напрямую связан с Гумилевым. Потому что так здорово брать и перечитывать хоть вот это:
