— Ни в коем случае… Я мигом! — И Сергей помчался к яхте.
— Интересная, наверно, у вас работа… — проговорил Павел.
— Да, ничего себе, — кивнул отец.
— Вы не хотели бы о ней рассказать?
— Для программы «Силуэт»? — осведомился отец. — Да нет, пусть другие о себе рассказывают.
— Из-за этой дурацкой истории все вокруг уже знают, кто мы такие! — с досадой проговорил Алик.
Отец только плечами пожал. А тут и силуэтчик Сергей примчался с видеокамерой.
— Можно мне пристроиться в окне маяка? — спросил он у Виссариона Севериновича. — Оттуда обзор лучше всего.
— Разумеется, — кивнул смотритель. — Давайте все туда поднимемся, кроме тех, кто делом должен заниматься.
Все мы, кроме отца и дяди Сережи, поднялись на второй этаж маяка и сгрудились у открытого окна.
Отец и дядя Сережа сработали быстро и ловко. Дядя Сережа на всякий случай размотал вокруг лодки сети, которые были у него в рюкзаке — вдруг отец промахнется, — а отец вспугнул лису. Лиса метнулась из-под лодки, отец выстрелил, лиса, пробежав еще шага два-три, упала и уснула. Отец и дядя Сережа аккуратно подняли ее, уложили в большой короб с дырочками, который был в другом рюкзаке, на спине у отца, смотали сети и, помахав нам руками, заспешили через остров к отцовскому катерку.
— Вот и все… — вздохнул Сергей, выключая камеру.
Яхтсмены распрощались со смотрителем и ушли. Мне показалось, они хотели еще что-то сказать, но, видимо, решили не продолжать при нас незаконченный разговор.
— А вас я чаем угощу, как обещал, — бодро сказал смотритель.
Мы согласились, сказав, что только лодку проведаем. Лодка была в полном порядке. Она провела на воде уже часов пять — и дно ее было совершенно сухим.
— Надо будет и изнутри ее покрасить, — задумчиво проговорил Ванька. — Но это потом… Перегоним ее в нашу бухточку?
— Зачем? — сказал я. — Она здесь отлично стоит. И стартовать отсюда вполне удобно. Выйдем на открытую воду, проплывем вон туда и повернем к маяку…
— А потом можно будет сделать и мачту с парусом, — предложила Фантик. — И может быть, маленький навесик на корме. Вообще будет не лодка, а загляденье.
— Можно, — согласился я. — Только не придется ли наращивать и утяжелять киль, чтобы она не перевернулась.
— И тогда отправимся в далекие походы! — сказал Ванька. — Например, на остров Коломак.
Сплавать на один из соседних островов, Коломак, безлюдный и всеми покинутый, где сохранились развалины древнего архиерейского подворья, было нашей давней мечтой.
— Разумеется, — сказал я. — Если мы докажем, что умеем хорошо управлять лодкой и плаваем осторожно, по правилам, то нас и на Коломак отпустят.
И мы вернулись к смотрителю. К нашему приходу он успел расстараться: накрыл стол чистой скатертью, поставил красивые чашки, положил в розетки меду и черничного варенья и крупными ломтями нарезал сдобную плетенку с маком. И даже горстка шоколадных конфет в маленькой вазочке появилась на столе.
— Ну вот… — растерянно вздохнул я. — А мы опять с пустыми руками…
— Так и должно быть! — возразил Виссарион Северинович. — Вы гости, я хозяин. И потом, сегодня с утра, наконец, пришла доплата к пенсии. Я успел и в сберкассу сгонять, и в магазин заскочить. Так что сдобы и конфет у нас достаточно — надо ж иногда себя побаловать… Но вы садитесь, садитесь!
Мы расселись за столом, и смотритель принялся разливать чай.
— О чем с вами говорили яхтсмены? — вдруг напрямую бухнул мой братец. — О Птицыне?
Рука смотрителя слегка дрогнула, и он пролил немного заварки на блюдечко. Потом рассмеялся:
— Надо же, уже всем все известно! Ну и жизнь в наших краях! Ничто не остается тайной, а невесть каким способом разносится по округе!
— А что они телевизионщики, вы знали? — спросил я.
— Разумеется, — сказал смотритель. — Они мне открылись. Но учтите, это тайна…
— Тайна номер четыре, — пробормотал дотошный Ванька.
— Вот именно! — ухмыльнулся смотритель. — Так что никому не, рассказывать. Слышите, никому! Обещаете?
— Обещаем! — ответили мы.
— Так вот, это я и познакомил их с Птицыным. Поэтому и они, и Птицын так колеблются, что стоит рассказывать следствию, а что нет. Уже понимают, что им ничего не будет, но не хотят разоблачать мое участие в этой истории.
— И что вы им посоветовали? — заинтересованно спросила Фантик.
— Посоветовал обойти меня. То есть сказать, что они познакомились с Птицыным напрямую — случайно с его лодкой встретились, когда плыли к острову. Они заспорили, что ведь Птицын не будет знать, что они так скажут, и может проговориться, и тогда получатся противоречия в показаниях… А я их убеждал, что Птицын — мужик головастый и сам сообразит, что ему лучше утверждать, будто он познакомился с ними напрямую, а не через меня. Кажется, почти убедил.
— Выходит, вы знали, что лисы из заповедника? — спросил я.
— Гм… — Смотритель хитро прищурился. — Скажем так, я не спрашивал, откуда они взялись на острове, но догадаться было нетрудно. Поэтому и взялся их прикармливать. Если бы лисы вернулись в заповедник живыми и невредимыми — это одно, а если бы погибли — то совсем другой коленкор! Тогда и Птицын, и телегруппа могли нарваться, по меньшей мере, на крупный штраф. Я не сомневался, что их быстро раскусят из-за этой истории с бакенами и видеокамерой. Если бы Птицын не влип так, то телевизионщики спокойно уплыли бы дальше, и никто бы никогда не догадался, кто завез лис на остров… — горестно вздохнул он.
Я задумался, пытаясь сформулировать свою мысль:
— Но чтобы согласиться, с вашей подачи, на съемки, что Птицыну далось очень тяжело, и чтобы теперь молчать о вашем участии в этих переговорах, Птицын должен был доверять вам абсолютно! Ведь если бы случайный человек ему сказал, что, мол, с телевизионщиками можно иметь дело, не подведут и хорошо заплатят, он бы послал куда подальше! Выходит, вы человек для него не случайный и пользуетесь его доверием настолько, что ради вас он пересилил свое отвращение к телевидению? Почему?
— Гм… — опять пробормотал смотритель. — Это интересная история… Но учтите, это тоже тайна!
— Тайна номер пять, — сразу сосчитал мой братец.
— Совершенно точно, — кивнул смотритель. — Хорошо считаешь. Так вот, все началось с этой истории с лисой, о которой я вам рассказывал… Ах да, я ведь ее недорассказал, вы спешили. Словом, это история про то, как я выступил почти в роли деда Мазая. Только дед Мазай зайцев спасал, а я лису… В общем, было весеннее половодье, а я плыл по своим делам, неподалеку от заповедника это было. И значит, вижу рыжий клочок на кочке, со всех сторон окруженной водой. Я сперва не разобрался даже, что это такое, а подплыл ближе — лиса! Очумела от страха, цепляется за кочку и только глаза таращит. Я и стал думать, что с ней делать. В лодку брать — опасно. Еще куснет. Попробовал кочку багром подцепить — плавун, думал, — не тянется. Только лиса еще больше заистерила. Вообще-то я знал, что лисы умеют плавать, но эта, видимо, такого страху натерпелась, что у нее аж ноги свело. В общем, думаю, надо ее отвлечь. Но как? А у меня в лодке как раз улов свален. Выбрал я рыбешку поменьше, которая только на наживку и кошкам на корм годится, протягиваю лисе. Она принюхалась. Я ей рыбешку кинул, она ее сожрала, жадно так, вся затряслась. Видно, совсем оголодала. Тогда я ее следующей рыбешкой маню. А у нее, видно, от перекуса только аппетит разыгрался. Возможно, она чуть не неделю была не жрамши. В общем, она так потянулась за этой рыбешкой, что потеряла равновесие и бултых в воду! А я рыбешку у нее перед носом держу, но ей не даю, потихоньку к берегу гребу, одним веслом грести исхитряюсь. Она плывет за рыбешкой, глаза горят, а я гребу и гребу! Глянул на ту кочку, от которой мы стартовали, и прямо ахнул: мы уже больше километра прошли! То-то, думаю, лиса выдыхаться начала. Я дал ей выбраться на кочку поблизости, из воды торчавшую, и там ей вторую рыбешку скормил. Она съела, отдышалась, я ее третьей рыбешкой поманил, и мы дальше поплыли. Еще полтора километра таким манером до берега прошли, а общим счетом почти три километра моя лиса проплыла! Это ж и хороший пловец позавидует. Ну, как она на берег выбралась, я ей рыбешек двадцать из лодки накидал, чтобы отъелась она за все дни голодухи на этой кочке. И прочь поплыл.
— И что дальше было? — затаив дыхание спросил Ванька.
— То-то и оно, что дальше совсем интересно было, — усмехнулся Виссарион Северинович. — Времени прошло ни много ни мало, а месяца три точно. Уже лето стояло вовсю. И оказался я в заповеднике по каким-то своим делам. Вроде хотел у вашего отца получить разрешение нескольких нутрий добыть, шапка у меня совсем износилась… Не важно. В общем, иду я, иду, и вдруг мне навстречу — шасть! — моя лиса, моя весенняя красавица. Я ее по белой метке на кончике хвоста узнал, не ровное такое пятнышко, а прямо как звездочка, и один лучик подлиннее остальных… Да вы берите конфеты, что застыли? И варенье, и мед тоже… Так вот, выскакивает она передо мной, и вертится, и вертится, прямо пляшет. Отбежит немного и оглядывается, иду я за ней или нет. Значит, признала, понимаешь, и чего-то ей опять от меня надобно. Ах ты, говорю, хитрюга, ну ладно, веди уж. И ведет она меня в сторону от троп, и приводит в итоге к капкану, в который попалась другая лиса. Вот ведь какая умница оказалась!
