– Теперь открывай, – промычал Вадька, посасывая палец.
Мурка яростно рванула створку, но та не поддавалась. Недолго думая, девчонка шарахнула по стеклу табуреткой. Поток живительного воздуха ворвался в отравленную кухню. Между тем Вадька, прикрыв рот и нос подолом собственной футболки, нырнул под стол.
– Вроде живая! – сообщил он оттуда. – Только у нее голова вся в крови, я не знаю, можно ли старушку трогать.
Мурка набрала в миску холодной воды и забралась к нему:
– Звони в «Скорую» и в милицию, – скомандовала она.
Вадька вылез из-за стола, потянул из кармана мобилку…
– И полотенце принеси чистое! – крикнула Мурка, – В комнате, в двустворчатом шкафу!
Через пять минут Вадька вернулся и, приподняв скатерть, заглянул к Мурке под стол.
– Дозвонился, сейчас приедут, – сказал он, протягивая полотенце. – Только знаешь, полотенце там есть… а двустворчатого шкафа нет.
– Это как? – смывая кровь с лица Грезы Павловны, удивилась Мурка.
– Никак, – отрезал Вадька. – Ничего нет: ни старинной мебели, ни фарфора, ни картин. Один шкаф с книгами в углу стоит, а вещи на полу валяются.
Не выдержав, Мурка выбралась из-под стола и побежала проверять потрясающую информацию. Единственная комната квартиры Грезы Павловны имела громадный эркер, украшавший их старинный дом, и поэтому была шестиугольной формы. Сейчас эта комната была абсолютна пуста, если не считать валяющиеся посредине вороха одежды и коробки с обувью. Островки пыли у стен отмечали места, где еще недавно стояла мебель, да книжный шкаф сиротливо приткнулся в углу. Яркие пятна невыцветших обоев, открывшиеся под снятыми со стен картинами, резали глаз.
– Грабеж и покушение на убийство, – констатировала Мурка.
– Еще пытались имитировать взрыв газа, – добавил Вадька. – Слушай, а ведь мы с тобой грабителей видели.
Мурка звонко хлопнула себя по лбу:
– Те мужики, что машину грузили! Это ведь они Грезину мебель увозили! Ты номер запомнил?
Вадька отрицательно покачал головой.
– Я тоже нет, – с досадой вздохнула Мурка.
– Номер наверняка фальшивый, – утешил ее приятель. – Не идиоты же они с настоящими номерами на дело идти. Зато я морду одного из них заметил. Такая… кислая.
– Точно, точно, я его физию тоже срисовала. Еще подумала, что с таким фейсом никакого уксусу в хозяйстве не надо…
В это время в дверь позвонили, и комната заполнилась людьми в белых халатах и милицейской форме.
Глава 3
Евлампий Харлампиевич, Греза Павловна и другие
Старший лейтенант Пилипенко был жутко недоволен. Недоволен погодой, поведением начальства и необходимостью торчать на работе, вместо того чтобы провести приятный вечерок у телевизора. Но пуще всего он был недоволен порученным ему делом и сидящими перед ним малолетними свидетелями. Такие теперь современные дети? Парень вскрывает дверной замок согнутой проволочкой, как опытный домушник, скажете, этому его научили в школе? И спрашивается, откуда у мальчишки, у которого мамаша всего-то медсестра, в сумке компьютер за тыщу баксов? Что-то тут наверняка нечисто, надо проверить, не появился ли в подростковых бандах мастер по замкам.
А девки наглые! Вон одна похищенное имущество не хуже хозяйки знает, ишь как частит, стенографист за ней не успевает: «Кофейник, молочник и чашка с блюдцем поповского фарфора, три тарелочки кузнецовского фарфора, фигурка пастушки мейсенского фарфора, чайный сервиз на две персоны, XVIII век, настоящий Веджвуд…» Знать бы еще, кто он такой, этот Веджвуд. Словно услыхав мысли старлея, девчонка остановилась и пояснила: «Английский фарфор, голубой с белым». Вот спасибо, просветила! И где это видано, чтобы у слабого пола, да еще малолетнего, был синий пояс по рукопашке, когда сам старлей пять лет назад получил всего лишь белый. Помнится, он видел девчонку в Боевой Школе, она инструктор в детской группе. Нет, не ту, с Веджвудом, а вторую, которая старуху нашла. А может, и ту, сам черт их не разберет.
Да и дело идиотское. Спрашивается, кому нужны старухина битая посуда и поломанные табуретки. Тоже мне, сокровище! Нет, что-то в деле не так, милые детишки наверняка каким-то боком замешаны. Эх, разогнать бы их по разным комнатам и допросить построже! Но нельзя, потому что в углу кабинета, вооружившись мобильником, восседает папаша девчонок, всем своим видом показывая, что одно только грубое слово его ненаглядным дочкам – и он звонит своему адвокату. Ладно, он еще доберется до этих малолеток, а сейчас придется их отпустить. И, сложив губы в приветливую улыбку Фредди Крюгера, старший лейтенант начал подписывать пропуска.
Выйдя на улицу, Вадькина мама, все время крепко державшая сына за плечи, как будто кто-то мог его у нее отнять, наконец отпустила его и, прощаясь, протянула руку отцу девчонок:
– Хорошо, что вы там были, Сергей Николаевич. Мало мальчику сегодняшнего потрясения, так милиционер еще, кажется, в чем-то Вадика подозревает. Только ваша угроза вызвать адвоката не дала ему мучить ребенка дурацкими вопросами.
– Ну, если милиционер предполагает, что Вадик на пару с моей Муркой ограбил и пытался убить Грезу Павловну, то он совсем дурак. Впрочем, пусть ищет доказательства, может, к пенсии найдет. Я так просто счастлив, что ваш сын был с моей девочкой. Если бы Вадик не загасил свечу, Мурка могла бы погибнуть. Так что давайте-ка мы вас подвезем, а то вон наш герой спит на ходу.
Надежда Петровна хотела отказаться, но, поглядев на сонного Вадьку, согласилась. Вадька забрался на заднее сиденье и, пригревшись в уголке, начал тихонько подремывать, одним ухом прислушиваясь к разговорам взрослых.
– Бедные дети, – говорила поджидавшая их в машине красивая элегантная дама, оказавшаяся мамой девчонок. – Сколько же им сегодня пришлось пережить! Но если бы не они, и Греза Павловна погибла бы, и дом наш лежал в руинах.
– Ничего бы с домом не сталось, – возразил Сергей Николаевич. – Менты сказали, взрыв готовил профессионал, выжгло бы только квартиру Грезы Павловны. Что интересно, взрывное устройство сделано из всякой бытовой химии, какая в любом доме есть. Если бы взрыв произошел, никаких следов бы не осталось. То есть следы, конечно, были бы, но никто бы не догадался, что это взрывное устройство.
Тут автомобиль остановился возле Вадькиного дома. Засыпающий пацан вылез наружу, но только для того, чтобы тут же сунуть голову обратно в салон:
– Слышь, Мурка, я вот здесь в двадцатой квартире живу. Приходи ко мне завтра в гости, – и, поймав обиженный взгляд Кисоньки, поправился: – Обе приходите, я мороженое куплю, посидим, потреплемся.
Получив согласный кивок Мурки и Кисонькино благосклонное: «Весьма любезно с вашей стороны пригласить нас, Вадим, мы обязательно придем», он наконец отправился домой спать.
На первый урок мама Вадьку не пустила. Не пустила бы и вообще в школу, если бы не четвертная контрольная по химии, которую Вадька, не слишком ладивший с этим предметом, не имел права пропустить. Зато сразу после химии Вадька, с измученным видом человека, недавно пережившего тяжелейшее потрясение, уложил сумку и, сопровождаемый сочувственными взглядами преподавателей и завистливыми – одноклассников, поспешил домой. По дороге забежав в супермаркет, он купил мороженое и большую бутылку фанты, запихал их в холодильник и стал ждать гостей. Время тянулось бесконечно, так что Вадька даже пожалел, что слинял с уроков. Наконец около трех в дверь позвонили, и Вадька помчался открывать. На пороге стояли Мурка в своем обычном камуфляжном одеянии и Кисонька в умопомрачительном новеньком сарафанчике.
– Кто пришел? – послышался детский голос из глубины квартиры, и в прихожую чуть переваливающейся походкой вышла маленькая кругленькая девчонка лет десяти. Вслед за девчонкой, точно так же переваливаясь, выбрался здоровенный белый гусь. Девчонка и гусь синхронно наклонили головы влево, разглядывая сестер одинаково круглыми темными глазенками. После детального осмотра девчонка осведомилась: – Вы что, инкубаторские? – а гусь вопросительно гоготнул.
– Катерина! – гневно вскричал Вадька. – Совершенно невоспитанная! – пожаловался он гостьям.
– Это что? – ткнула пальцем в гуся пришедшая в себя Мурка.
– Гусь! – с несчастным видом ответил Вадька. – Рождественский! Запеченный с яблоками! – и, глядя на их непонимающие физиономии, пояснил: – Маме гуся для рождественского ужина подарили, она его собиралась в духовке запечь. Только никто из нас птицу колоть не умеет. Пока мама бегала, искала, кто бы его прирезал, Катька с гусем дружбу свела. Мужик из мясного к гусю с ножом, а Катька орет, будто ее режут: «Не отдам, он мой друг!» На крики соседка-врачиха прибежала и тоже давай подначивать: «Нельзя птичку резать, вы нанесете ребенку психическую травму!» Так он у нас теперь и живет, гадит где ни попадя.
– Неправда! – вступилась Катька за пернатого друга. – Он уже научился лоточком пользоваться, просто вчера дверь в ванную была закрыта, вот он и не дотерпел.
