— Себя береги, Василек.
— Хорошо. Я…
Он не договорил. Кто знает, чем может кончиться это его путешествие…
Он выходит из хаты. Предрассветная темнота так окутала землю, что в двух шагах ничего не видно.
— Идите домой, мама, простудитесь!
Мать молча провожает его за ворота.
Тут Василек останавливается:
— Возвращайтесь. Я пошел.
Мать целует его в свежую от утреннего холода щеку.
— Будь счастлив, сынок! Помоги тебе… — шепчут ее губы.
Василек идет, не оглядываясь, уверенный, что мать уже давно, послушавшись его, ушла домой. Да если бы и оглянулся, то разве увидел бы мать в темноте? Недвижная, словно тень, стоит она, прислонясь плечом к ушуле, и сухими глазами смотрит туда, куда ушел ее сын.
Теперь до утра будет стоять так, забыв о слезах, о морозе, будет думать о сыне.
Дверь открыла мать Сергея — она уже поднялась с постели. Василек очень порадовался за нее. Хотя у нее был измученный вид, мальчик все же заметил: силы у нее прибывают.
— Спасибо тебе, Василек, ты меня на ноги поднял, — поблагодарила мать Сергея. — Собиралась помирать…
— Ничего, тетя, мы еще своих дождемся.
— Если б это поскорее… — вздохнула женщина.
— Уже скоро, тетя! Наши разбили фашистов под Москвой. До самого Смоленска отогнали.
Щеки ее зарделись:
— Выдыхаются, видно, проклятые! Бегают всё — людей в Германию ловят. Работать, знать, некому.
Она гостеприимно предложила Васильку погреться у печки:
— Утомился в дороге, замерз?
— Да ничего, — бодро сказал мальчик, а самому так хотелось прилечь, вытянуть натруженные ноги.
Со времени первого знакомства с матерью Сергея Василек стал здесь своим человеком. Он теперь часто бывал у них.
Иван Павлович поручил ему держать тесную связь с городом. Василек приносил и получал бумажки, исписанные какими-то цифрами; уносил с собой батареи для радио. В прошлый раз вывел из города в Соколиный бор пятнадцать человек; их направил к Ивану Павловичу дедушка, с которым Василек познакомился, придя в город впервые. Дедушка посоветовал им тогда как идти. Василек всю дорогу шел впереди. Когда стемнело, он, как было приказано, остановился. Через полчаса к нему подошли все. У кого был пистолет, у кого и два, у многих были гранаты. В Соколиный бор Василек привел вооруженный отряд.
Завтра у него тоже были очень важные дела. Но его больше всего волновало одно задание. Он рассказал Ивану Павловичу про Сергея и его товарищей. Командир был очень доволен.
Мать Сергея готовила еду для гостя, беспокоилась о сыне, который где-то замешкался, расспрашивала о жизни в селе.
— Посеяли там? — спрашивала она.
— А кто бы там сеял? Разве что так, каждый для себя. Не хотят сеять для фашистов.
— В селе еще ничего, а здесь умрем с голоду, — вздыхала женщина.
— А вы думаете, если б посеяли, то у людей был бы хлеб? Немцы всё себе вывезли бы.
— Да, вывезли бы… Чтоб их вывезло на тот свет!..
Словно ураган, влетел Сергей с каким-то мальчиком.
— А, Василь! Здорово, Васька! — шумно приветствовал он друга.
У порога стоял незнакомый паренек и, робко переступая с ноги на ногу, удивленными глазами разглядывал Василька.
Сергей, как и всегда, был в чудесном настроении.
— Слушай, Вася, ты его знаешь? — показал он на паренька.
Василек отрицательно покачал головой.
— Витьку Воронова не знаешь? Да он же в нашей школе учился, шестой кончил. Младший товарищ, так сказать. Ну, если не знаешь, то знакомьтесь.
— А я тебя припоминаю, — тихо сказал Витька, пожимая Васильку руку. — Ты один раз доклад делал… о происхождении жизни на Земле.
Через несколько минут вошли еще двое. Геннадия, который учился с ним в одном классе, Василек сразу узнал. Другой был ему незнаком.
— Это наш диверсант, Петро, — отрекомендовал Сергей незнакомца. — Он у нас настоящий герой.
Петро был низкорослый паренек с широкими, как у грузчика, плечами, непомерно большой головой и добрыми глазами. До войны он закончил школу ФЗО и стал квалифицированном слесарем. Теперь немцы заставили его работать в авторемонтной мастерской. О том, как Петро работал там, Сергей уже однажды рассказывал Васильку. Петро так умело портил детали для моторов, что машины месяцами не выходили из ремонта. Через Геннадия, с которым Петро жил в одном дворе, он связался с товарищами, и они раздобыли где-то огнепроводный шнур. В мастерской всегда стояла бочка с бензином для промывания запасных частей. Нужно было только выбрать время и умело приладить шнур.
— Вот это он самый, наш Петро! — вертел парня во все стороны возбужденный Сергей. — Помнишь мастерскую? Ее уже нет! Вот какой Петро!
Сергей начал восторженно рассказывать о подвиге товарища, а сам Петро только радостно улыбался, утвердительно кивая головой и время от времени поглядывая на Василька.
— Кончили работу — вышли все во двор, руки моют, а шнур уже горит. Один только шеф-немец там еще лазил, инструменты проверял. А бочка как ахнет! Будто из пушки выстрелили. Запылала вся мастерская. А Петро— как ни в чем не бывало. «Гасите!» кричит, а сам с ведром воды к огню лезет…
— Руки немного обжег, — виновато сказал Петро и показал не по-детски большую, обмотанную грязной тряпкой руку.
— Немцы устроили всем допрос, ну и допытались, что пьяный шеф сам случайно бочку поджег. На том дело и заглохло! — закончил рассказ Сергей.
Василек с интересом и уважением смотрел на Петра. Вот на что способен этот головастый мальчик! Способен и строить, способен и уничтожать, если нужно.
Сергей уже перешел на другое:
— Или вот Витя со своими пионерами. Ты знаешь, что они сделали? Позавчера на улице Ленина остановилась колонна, машин двадцать…
— Двадцать две, — поправил Витя и снова посмотрел на Василька широко раскрытыми глазами.
— …Фрицы кинулись в кафе погреться с холоду. А когда вышли, ехать уже было нельзя. До утра латали и клеили скаты.
— Вот это здорово! — хвалил ребят Василек.
Сергей с победоносным видом оглядел своих друзей.
Этот взгляд означал: вот, мол, что про нас говорят настоящие партизаны
Потом он сказал:
— В нашей организации уже четырнадцать человек. Мы — это штаб.
Василек невольно приосанился. Он чувствовал себя здесь не просто гостем, а представителем командира. Понимали это и ребята. В нем они видели посланца того человека, о котором ходили легенды, от одного имени которого дрожали, как псы на морозе, фашисты.
— Будьте только осторожны. Смотрите, чтоб…
Сергей не дал Васильку договорить:
— Нет, хлопцы у нас проверенные. Мы так просто не берем.
— Правильно! — одобрил Василек. — К людям нужно приглядываться. Примете одного слабого духом, а он всю организацию провалит. И тогда…
Ребята слушали Василька и, может, впервые почувствовали, какая опасность каждую минуту угрожает им.
— Это правда, — прошептал Сергей.
— Наш командир передал вам привет и горячую благодарность за боевые дела, а также очень просил быть осторожными. А главное, поручил вам чаще портить немцам связь: телефон, телеграф.
— Это можно, — сказал Петро своим хриплым голосом. — Мой приятель, Вася Корячок, на подземной сети работает. Немцев страх как ненавидит!
— Это мы сможем, — заверил и Геннадий.
Василек пообещал ребятам:
— Я вас попробую связать с городскими подпольщиками.
— С подпольщиками!.. Это дело! — одним духом выпалил за всех Сергей и погрозился куда-то в пространство: — Держись тогда, фашисты!
Василек вспомнил о листовках и бережно достал их из-за подкладки сапога.
Друзья Сергея набросились на них, как голодные на еду. В листовках были напечатаны сводки Совинформбюро о событиях на фронтах и обращение партизан к народу.
Мать Сергея дрожащими руками взяла одну листовку. На глазах женщины выступили слезы.
В комнате стало так тихо, что казалось — здесь не было ни одной живой души… Тишину нарушила мать:
— Всем бы прочитать! Какая б, это радость была для людей!
— Все и прочитают, — уверенно сказал Сергей, и его глаза сверкнули.
— Сегодня и расклеим, — отозвался Геннадий, словно это было давно решено. — Нужен только клей.
— Есть гуммиарабик! — Сергей пошарил под столом и достал оттуда целую бутылку.
Разлив клей в коробочки из-под ваксы, ребята собрались выходить.
— Клеить там, где немцы вывешивают свои объявления! — приказал Сергей. — Там не так быстро сорвут.
Ребята вышли.
…На другой день, проходя по улицам города, Василек видел в двух местах знакомые листки, наклеенные поверх гитлеровских извещений. Все время подходили новые и новые люди, быстро пробегали глазами листовки, бросали осторожные взгляды по сторонам и поспешно отходили с высоко поднятыми головами.
