Ознакомительная версия.
Прыжок гулким эхом прошелестел по пустым стенам. Мишкин задержал дыхание. Но ничего, кроме своего бешено колотящегося сердца, не услышал.
Школа спала, и один запоздалый ученик разбудить ее был не в силах.
Колькины шаги прошуршали по ступенькам. Как только дошло до дела, страх из его головы выветрился. Теперь он действовал по принципу: вижу цель, не замечаю препятствий, все идет путем!
На третьем этаже в первом кабинете справа из-под двери пробивалась тонкая полоска слабого света. Это было до того неожиданно, что Коля не испугался, а удивился.
Он коснулся двери рукой, увеличивая щель. Дверь, как будто смазанная маслом, легко и бесшумно распахнулась.
В классе горело несколько свечей… Нет, не свечей. Свет давали трухлявые головешки. Спиной к входу сидело множество спин.
Со значительным опозданием дверь скрипнула, раздался сильный удар о стену.
Все спины одновременно повернулись.
То ли от испуга, то ли от полумрака, но Колька не сразу смог разглядеть сидящих. Сначала ему показалось, что перед ним сидят мертвецы с вытянутыми зеленовато-синими лицами, с отстающими кусками кожи, с полувытекшими глазами и отвалившимися челюстями.
Мишкин попятился, на всякий случай протирая глаза кулаком.
Надо же такому померещиться!
По проходу к нему двинулась фигура, и стало ясно, что со зрением у Кольки все в порядке. Это был их учитель истории, Николай Сигизмундович, в своей неизменной джинсовой курточке. Но из рукавов этой куртки торчали не руки, а скрюченные почерневшие птичьи лапы. Да и само лицо у него было очень похоже на совиную голову – серое, сморщенное, с маленьким носом-клювиком и огромными глазами навыкате.
Темная лапка потянулась в сторону Мишкина. Тот зажмурился, втягивая голову в плечи.
Дверь захлопнулась перед его носом, сквозняк обдул мгновенно вспотевшее лицо.
Несколько секунд Колька тупо изучал потрескавшуюся краску на косяке прямо перед собой. Наконец он вспомнил про журнал и на негнущихся ногах двинулся в сторону учительской. О том, что сию секунду у него на глазах произошло, он думать просто не мог.
Дверь в учительскую оказалась закрытой. Такого препятствия Колька не ожидал. Он затравленно оглянулся, лихорадочно соображая, как лучше поступить.
– Чего замер? – прохрипели у него за спиной. – Толкай сильнее.
Перед его глазами мелькнула все та же морщинистая птичья лапка, и дверь распахнулась.
В учительской горел свет. В трех огромных треножниках полыхали костры. В их дерганом свете хорошо были видны несколько развалившихся в креслах фигур.
За своим столом сидел директор Иван Васильевич. Он приветливо улыбался, время от времени откидывая голову назад. При этом голова с легким хлопком отрывалась от шеи, делала несколько оборотов и возвращалась обратно на плечи. Вместо рук у него были шевелящиеся щупальца. Ими он ловко тасовал колоду карт, потрепанную и засаленную. За его спиной виднелся длинный посох с железным круглым набалдашником.
Рядом восседала физичка Ольга Ароновна. Изо рта у нее торчал один корявый зуб, длинный нос крючком загибался к верхней губе, левый глаз прикрывало уродливое бельмо. Математичка Муза Ивановна, кутаясь в серый порванный саван, протягивала белесые руки прямо к огню треножника.
– Холодно мне, – тянула она. – Холодно. Дайте мне кровушки – согреться! Дайте мясца человеческого – потешиться! Холодно мне!
С другой стороны стояли оба физкультурника. Вместо двух тел у них было одно, отчего головам приходилось тесно на узковатых плечах. Из-за этого физкультурники слабо переругивались, мутузя друг друга в бока кулаками.
– Куда прешь? – гудел один. – Не видишь? Мое это место!
– Сам ослеп, – сипел другой. – Я тут раньше стоял.
– О! Ученик любимый пришел, – промурлыкал Иван Васильевич, двумя щупальцами удерживая голову, чтобы она у него не отваливалась. – Ненаглядный, приветливый да послушный, – напевал он. При этом улыбка его разъезжалась все шире и шире, деля лицо пополам. Когда губы соединились на затылке, верхняя часть головы откинулась назад.
Сбоку раздалось шипение. Краем глаза Колька успел заметить движение и шарахнулся в сторону. Перед его глазами промелькнула черная кошка. Не рассчитав прыжок, зверек врезался в треногу. От удара кошка полетела на пол в одну сторону, треножник – в другую. Огонь выплеснулся на стоящую рядом Музу Ивановну. Саван на ней загорелся, превращая математичку в огромный факел. Из дыма поднялась высокая худая фигура географички Маргариты Ларионовны в длинном черном платье. Сзади у нее болтался черный пушистый хвост.
– Не ори! – коротко приказала она хнычущей математичке, которая теперь жаловалась на то, что ей жарко. – Ну что, все собрались? – властным голосом спросила она. – Время начинать шабаш!
– Не спеши, королева! – торжественно воскликнул историк, на четвереньках подбегая к ее ногам. – Нет Господина! А потом – у нас гости! – Он ткнул лапкой в сторону замершего Кольки.
Директор, в очередной раз собравший голову, радостно подхватил:
– Ученик наш любезный, послушный, вку-у-усненький!
– Мне его отдайте! Я голодная! – протянула сморщенную белую руку Муза Ивановна.
– А мне косточки! – злобным смехом раскатилась Ольга Ароновна. При этом стало видно, что во рту у нее все зубы кривые, длинные и гнутые. – Погуляем вволю! Кровицы теплой напьемся!
– Отвали, старая, – махнул в ее сторону щупальцем Иван Васильевич. – Помирать давно пора, а ты все туда же – за молодыми бегаешь! Дохлой крысой перебьешься.
– Дайте его нам! – хором выкрикнули физкультурники. – Мы его сначала помнем, покатаем, помягче сделаем, а потом уж к праздничному столу подадим.
– Молчать! – подняла вверх руку Маргарита Ларионовна.
Но от ее окрика все еще больше загалдели. Муза Ивановна вцепилась в треножник, намереваясь ткнуть им Ольгу Ароновну. Директор совсем потерял голову. Она укатилась к физкультурникам, и те стали пинать ее от одной ноги к другой. Историк одной лапкой цеплялся за длинный подол платья географички, а другой стучал по своей голове, отчего по всей учительской раздавался мелодичный перезвон.
Колька попятился. Все то время, пока вокруг происходили эти дикие события, он усиленно щипал свою ногу, пытаясь прийти в себя. Ноге было больно, но от этого не просыпалось. Наоборот, Мишкин все больше и больше погружался в кошмар наяву.
И тут в голове больно стукнуло: «Журнал!»
Хоть режьте, но Колька отсюда без журнала не уйдет.
Он вспомнил наглую ухмылку Соньки Морковкиной, и подступающий страх с него как рукой сняло.
Второй треножник уже был опрокинут, поэтому в учительской стало заметно темнее. В этом полумраке копошились уродливые фигуры, противными голосами визжали женщины. Только географичка возвышалась над всеми высокой статуей. Зеленые глаза ее ярко светились, внимательно следя за каждым движением Мишкина.
А он уже стоял около шкафа, где стопками лежали классные журналы. В темноте плохо было видно, какая у кого обложка. Костер в треножнике последний раз вспыхнул, и в его свете Коля успел заметить ярко-оранжевый блик. Журнал лежал отдельно от общей стопки.
Он рванул стеклянную дверцу, схватил журнал и бросился к выходу. От сильного удара дверца разбилась. Звон осколков повис в гробовой тишине – вся нечисть, как по команде, перестала орать и сопеть.
Мишкин выбежал в коридор. Дорогу ему преградил некто в черной простыне. Простыня распахнулась, перекрывая ход на лестницу. Коля попятился.
– За ним! – завизжала Маргарита.
Крик ударил Мишкина в спину. Он кинулся по коридору к другой лестнице. Колька мчался что есть духу, только мелькали колонны холла, но коридор не кончался. Бежать с каждым шагом было все труднее и труднее – ноги как будто прилипали к полу, отрываясь от него с противным чавканьем.
Коля глянул вниз. Паркета не было. Вместо него была булькающая жижа болота. То тут, то там виднелись прозрачные лужицы воды. Бугорок, на котором Мишкин остановился, быстро уходил под грязь.
Коля прыгнул вперед. Но и этот островок стал тонуть.
Так Мишкин допрыгал до первой лужицы, мимоходом посмотрел в нее… И чуть не полетел головой вперед.
Под водой лежал мертвец. Серая натянутая кожа лица, ввалившиеся темные глазницы, разметавшиеся светлые волосы. Это была девчонка. Губы у нее были ярко накрашены, на сморщенной шее болталось ожерелье из крупных красных бусин.
Коля бросился прочь от этой лужи, но тут за ногу его кто-то ухватил. Он дернулся. Вслед за рукой из-под тины поднялся еще один покойник. На Мишкина глянули слепые глаза, прикрытые бельмами, ярко-красный рот улыбнулся.
– Теперь мы вместе, – прохрипел покойник.
Отработанным в секции карате до автоматизма приемом Коля развернулся на пятке и врезал по держащей его руке каблуком свободной ноги. Кости покойника хрустнули, пальцы разжались.
Из-под соседней кочки снова полезла рука.
Ознакомительная версия.
