– Знаете, Профессор, надоели вся эта суета и все это навязчивое подобострастие фенешебельных отелей…
– Фешенебельных, – поправил машинально Профессор.
– Какая разница… Захотелось уединиться в теплой семейной обстановке.
И испортить ее своими вредными замечаниями, прочел я в Алешкиных глазах. А Профессор кивнул, словно подумал о том же, и снова взял вилку не в ту руку. По-моему, нарочно. Наш Профессор был настоящий ученый, не то что Р.М. – барыня. Очень умный, рассеянный и дружелюбный. Он был океанолог. И все знал про Мировой океан. И щедро делился с нами своими знаниями вечерами у камина. И такое нам рассказывал про бездонное царство, что даже Р.М. открывала рот с золотыми зубами. И на них играло каминное пламя. Делом всей своей жизни Профессор считал сбор сведений о разных судах, затонувших со всякими сокровищами. Он собирал эти сведения в толстую тетрадь. На каждый корабль была своя страница: где затонул, при каких обстоятельствах, на какой глубине и какие сокровища унес с собой в морскую пучину.
Особенно внимательно слушал его рассказы Боцман. Он ведь был когда-то моряком, служил на подводной лодке. Потому мы его Боцманом и прозвали. Обычно он задумчиво подбрасывал поленья в камин и мурлыкал: «Когда усталая подлодка из глубины идет домой…» Дальше слов не знал и переворачивал свою пластинку. На той стороне у него было: «Как провожают пароходы…» И тоже – всего одна строка. Бросил полено – всплыла подлодка. Бросит другое – пароходы провожают. Сначала немного надоедало. А потом мы привыкли – как к непрерывному и однообразному звуку цикад. И шороху волн по песку.
Но вот когда Профессор начинал очередной рассказ о затонувшем паруснике с грузом золотых монет, песня Боцмана глохла, а его красное от огня волосатое ухо поворачивалось, как у собаки. И ловило каждое слово рассказчика. В этом было что-то тревожное и жуткое…
Море было большое и лазурное. Небо – синее. Далекий берег – золотистый снизу и зеленый вверху. А мы сидели в лодке и ловили всякую морскую рыбу: лобана, кефальку, даже вредную скорпену. Собственно говоря, ловили мы с папой, а Алешка, скептически похмыкивая на наш улов, без всякой зависти мастерил на носу какое-то устрашающее приспособление из якорной вьюшки, лодочной кошки и яхтенных тросов. Чем-то похожее в целом на гарпунную пушку для охоты на китов. Или громадную удочку для ловли «вот такой рыбищи». Мы с папой посмеивались, но в глубине души не сомневались, что затея ему удастся. Любая, самая фантастическая идея превращалась, если мой братишка брался ее осуществить, в простенькую, быстро решаемую проблемку. Стоило ему, например, прочитать, как жители Простоквашина пошли с чемоданом в лес за кладом, он тут же с таким же успехом повторил их опыт. А однажды, дожливым вечером на даче, листая со скуки какой-то журнал, он узнал, что человеку, которому удастся создать летательный аппарат, приводимый в действие мускульной силой, положена громадная Нобелевская премия. Там еще говорилось, что пролететь на нем изобретатель должен сколько-то километров, через Ла-Манш, что ли? Алешка хмыкнул и на следующий день за полчаса соорудил конструкцию из велосипеда, двух зонтов и лопастей старого «вертилятора»… Хорошо, что папа в это время шел со станции. Он успел подпрыгнуть и схватить Лешку за ноги, когда тот пролетал над ним, разогнавшись с горки.
– Доволен? – сердито кричал Алешка, вырываясь из папиных рук и показывая, как скрывается вдали над лесом его летательный аппарат, приводимый в действие мускульной силой. – Кто-нибудь его поймает и премию вместо меня получит! Доволен?
– Я доволен, что ты остался с нами, – пыхтел папа, с трудом удерживая авиатора, рвущегося в бескрайние просторы. – Фиг с ней, с этой премией. Ты нам дороже.
Я уверен: когда Алешка узнает в школе, что вечный двигатель невозможен, он тут же – из спичечного коробка, катушки от ниток и еще какой-нибудь ерунды – создаст этот несоздаваемый двигатель, и тот будет работать хоть сто лет. А всякие ученые мужи будут скрести свои умные затылки и хлопать себя по мудрым лбам.
…Алешка осмотрел свое устройство, выбрал из нашего улова самого большого лобана, привязал его к кошке и, поплевав, как положено для рыбацкого счастья, зашвырнул в море. Плюхнуло здорово. И сейчас же под нами, в сумрачной зеленой глубине, у самого дна, метнулась серая тень. Трос натянулся, зазвенел, вьюшка-катушка начала бешено вращаться – рывок, и наша лодка, сорвавшись с якоря, помчалась в открытое море. Трос, косо уходя в воду, резал ее как бритва, казалось даже, что он шипит в воде, разогретый огромной скоростью. А за кормой бурлили буруны.
– Вот она! – в восторге орал Алешка. – Попалась!
– Она нас в Турцию утащит, – беспокойно сказал папа, оглядываясь на убывающий вдаль родной берег. – Давай ее отпустим…
– Щас! Разбежались!
Отпустим, грустно подумал я. Кто кого поймал-то? И в этот момент трос лопнул где-то в глубине, свистнул как Соловей-разбойник и бессильно опустился дальним концом на дно моря. Папа вздохнул с облегчением. Алешка взвизгнул от разочарования. И стал наматывать трос на вьюшку.
– Вот это рыбка! – приговаривал он. – Видал, какие глазищи? – И, как капитан катера, раскидывал руки во всю ширь. – Только они почему-то у нее на спине.
А папа, осмотрев конец троса, словно перекушенный острейшими гигантскими кусачками, задумчиво проговорил:
– Да, большая рыбка. Со стальными, похоже, зубами. – И задумался еще больше.
– Ну погоди, – с угрозой проворчал Алешка куда-то вдаль.
Но на рыбалку с папой мы больше не ходили. Когда мы, восторженные и расстроенные, добрались до берега, нас уже ждала мама с телеграммой в руке: папу срочно отзывали из отпуска. Такая уж у него работа.
– Я с тобой, – сказала мама. – Я никогда не оставляла тебя в трудную минуту. Не оставлю и теперь. – Мама, оказывается, знала, что папу посылают в загранкомандировку – не то в Австралию, не то в Австрию.
– А мы?! – в один голос завопили ее дети.
– А вы останетесь здесь, – подошла к нам хозяйка «Горного гнезда» рыжая тетя Женя. – Скучать не будете. Слово рыбака.
И мы обрадовались. Тетя Женя, большая лягушка, нам очень нравилась: красивая, умная и веселая. Папа говорил, что это очень редкое сочетание в одной женщине. Он, мол, за всю жизнь только вторую такую встречает. (Первая, конечно, наша мама, его жена.) Маме она тоже понравилась (несмотря на эти папины слова), потому что у тети Жени в ее школьные годы тоже был очень дружный класс. Такой дружный, рассказывала она, что после школы весь класс дружно пошел служить в милицию.
– И вы, Женечка, тоже? – ахнула мама.
– Конечно, – засмеялась тетя Женя и вдруг осеклась и, как-то виновато взглянув на папу, вильнула как золотая рыбка хвостом: – Но это было давно…
– И неправда, – поддержал ее зачем-то Алешка…
Перед отъездом, собирая вещи, мама выставила нам свое первое требование. Или наставление:
– Вы должны дать мне слово, что будете беспрекословно выполнять все указания Евгении Семеновны. И не будете обижать тетушку Р.М. Она славная. – Алешка на это «славная» изумленно выпучил глаза и вздыбил хохолок на макушке. И машинально кивнул, давая согласие.
Сегодня, дорогие гости, – сказала за завтраком тетя Женя, – нас ждет интереснейшая экскурсия. В одиннадцать часов за нами придет прекрасный белый катер, и мы отправимся в старые катакомбы.
– Зачем? – холодно спросил Алешка, намазывая хлеб маслом.
– Как это зачем? – возмутилась тетка Р.М. – Тебе неинтересно? А руки ты мыл?
После отъезда наших родителей этот вопрос она задавала Алешке при каждой встрече. Двадцать раз на дню. Будто у него не две руки, а сорок.
– Мыл, неинтересно, – лаконично ответил он сразу на оба вопроса, впиваясь зубами в бутерброд. – А интересно в эти катакомбы из кладовки пролезть! Теть Жень, можно я лучше на гидроцикле погоняю?
– Не выйдет, дружок, – улыбнулась тетя Женя, – не увиливай от культурной программы. Я твоей маме обещала.
С Алешкой у них были прекрасные отношения. Основанные на том, что с первого дня тетя Женя предупредила за обедом всех постояльцев:
– Гидроцикл у меня всего один, поэтому… – она посмотрела на Алешку, и он ее понял без слов. Но не только он.
– Вот еще! – заявила вредная Р.М. – Я тоже хочу освоить это транспортное средство.
– Вы его утопите, мадам, – сказал Профессор. – А мальчику…
– А мальчику, – рассердилась Р.М., – надо почаще мыть руки!
Когда наши родители уехали, Р.М. взялась за наше воспитание всерьез. И сейчас она стала доказывать, что если Алеша не посетит эти самые катакомбы, то у него останется пробел в эстетическом воспитании на всю жизнь.
– Ну и пусть, – сказал Алешка.
– Я этого не могу допустить, – возразила тетя Женя. – Живо собирайтесь. Не пожалеете.
