— К черту! — с чувством сказала Наташа и стала стремительно удаляться.
Геннадий некоторое время смотрел ей вслед, потом отвернулся и едва не был сбит с ног бегущим Валькой Брюквиным.
— Валька, а я к Большим Эмпиреям подаюсь на «Алеше Поповиче»! — крикнул Геннадий, хватая его за плечи.
— Да? Ну счастливо! — Брюквин вырвался. — Приедешь — расскажешь!
Не первой свежести подметки наперсника детских забав некоторое время еще мелькали перед недоуменным взором Геннадия, а потом растворились в предвечернем золотистом свечении, свойственном только одному городу на земле — Ленинграду.
На этом можно закончить вступительную главу. Впрочем… нет, я совершенно забыл сообщить любезному читателю об одном на первый взгляд пустяковом случае. Дело в том, что дня через три после первой встречи Геннадия и Николая Рикошетникова на адрес Стратофонтовых пришло странное письмо. На бланке гостиницы «Астория» крупно было начертано несколько слов:
«Мг. Stratofontov, esq.
I`LL пеvег forget the Silvег-bау. R. В.»
Папа Эдуард отправился тогда в «Асторию», чтобы выяснить, кто скрывался под псевдонимом «Р. Б.». В книге гостей значились:
«Рикардо Барракуда,
Рональд Бьюик,
Ростан Бизе,
Рао-Бзе-Бун,
Раматраканг Бонгнавилатронг,
Рихард Бурш
и Ростислав Боченкин-Борев».
Все эти лица категорически отрицали свое авторство. Эдуард, пристыженный, покинул «Асторию», решив, что это розыгрыш друзей почтмейстеров или альпинистов.
в которой слышится рев шторма, безобразно хлюпает сваренный накануне борщ, а в конце под пение скрипки булькает суп из каракатицыНевероятно, но факт: нос, казалось бы, окончательно утонувшего танкера вновь показался над водой.
Еще несколько минут назад рулевая рубка «Алеши Поповича» огласилась взволнованным криком Геннадия Стратофонтова:
— Он тонет! Николай Ефимович, танкер тонет! SOS! На помощь!
И впрямь: шедший с ними параллельным курсом японский танкер довольно быстро уходил носом иод воду, пропадал в огромных волнах.
Вот уже наполовину скрылись под водой надстройки, вот уже только труба с размытым пятном иероглифа виднеется над водой…
— Николай Ефимович! — в отчаянии закричал тогда Геннадий и вдруг заметил, что все находящиеся в рубке смотрят на него с улыбкой: скалил отменные зубы рулевой Барабанчиков, улыбался старпом Дивнолобов, тактично прятал улыбку в пышные усы научный руководитель экспедиции член-корреспондент Академия наук, профессор Шлиер-Довейко.
Капитан Рикошетников, сидевший на высокой табуретке возле штурманского стола, повернулся к юному лаборанту гидробиологической лаборатории (именно в этой должности Гена Стратофонтов совершал путешествие к местам фамильной славы) и тоже улыбнулся.
— Не волнуйся, Гена, он не тонет. Просто сильная килевая качка. Оттуда, с танкера, кажется, что мы тонем
— А мы пока не тонем! — довольно глупо захохотал Барабанчиков и подмигнул Геннадию.
Нос танкера медленно, но упорно полз вверх; вот показалась верхняя палуба борта, и мелькнувшее на мгновение среди бешено несущихся туч солнце осветило все невероятно длинное тело гиганта.
Уже двое суток десятибалльный шторм трепал «Алешу Поповича». Он налетел среди ночи через два часа после выхода из бухты Находка, к утру набрал полную силу и больше уже не ослабевал в течение всего времени, пока «Попович» пересекал Японское море, держа курс на Суранамский пролив.
Геннадий, разумеется, за это время ни разу не прилег. Во-первых, это был его первый выход в море, во-вторых, первый в его жизни шторм, да еще и какой — десятибалльный! Вот ведь чертовское везение! Геннадий, весь в синяках, от стенки к стенке, падая в тартарары и вздымаясь под небеса вместе с палубой, облазил все судно. Конечно, забраться на койку ему мешало жгучее любопытство, но, кроме того, он опасался, как бы не поймала его в горизонтальном положении морская болезнь, как бы сосед по каюте, судовой плотник Володя Телескопов, не стал свидетелем позора.
Пока все было, как говорится, о'кэй! Глядя с ходового мостика на вздымающуюся перед «Поповичем» чудовищную, дымящуюся водяною пылью стену, Геннадий только лихо посвистывал сквозь до боли сжатые зубы. Нервы у него сдали лишь тогда, когда он увидел «тонущий» танкер.
Теперь все было кончено. Теперь все, весь экипаж, узнают, что потомок знаменитого адмирала на самом деле слабохарактерный салажонок, и ничего больше. Глубоко удрученный, Геннадий выскользнул из рулевой рубки, кубарем слетел вниз по трапу на вторую палубу, побежал по длинному, тускло освещенному коридору мимо кают, за дверьми которых слышались слабые стоны ученой братии, налег плечом на стальную дверь…
В лицо ему с невероятной силой ударил ветер. Судно в это время кренилось на правый борт, и страшная вихревая пучина была совсем рядом. Ударила какая-то партизанствующая волнишка величиной с кита, накрыла палубу, потащила Геннадия к фальшборту. Руки мальчика судорожно вцепились в планшир.
«Попович» медленно выпрямился. Вода, клокоча, уходила в портики. Геннадий сделал несколько шагов к корме и уцепился в стойку. Он оказался в середине судна, как бы в центре раскачивающейся доски. Здесь качка чувствовалась меньше. «Попович» зарывался носом, а корма быстро шла вверх, закрывая полнеба. Вот по всему корпусу прошла сильная дрожь — это обнажился винт.
«Позор, — думал о себе Геннадий. — Закричал, как заяц, как первоклашка! Нет чтобы процедить сквозь зубы: «Не кажется ли вам, товарищи, что танкеру справа угрожает опасность?…»
Метрах в десяти к носу от Геннадия распахнулась дверь камбуза, и два чумазых артельщика выволокли на палубу огромный котел со вчерашним борщом Нельзя сказать, что во время шторма экипаж «Алеши Поповича» отличался повышенным аппетитом. Артельщики, поднатужившись, подняли котел и вывалили его дивное содержимое за борт.
Вслед за этим произошло странное событие. Борщ, наваристый янтарно-багрово-зеленоватый борщ, не ухнул, как ему полагалось, в пучину, а в силу каких-то необъяснимых аэродинамических вихревых причин повис на несколько мгновений в воздухе. Больше того, он уплотнился и висел теперь перед Геннадием громадным переливающимся шаром с жировой бородой Янтарные капли уже долетели до лица юного лаборанта.
«Вот борщ, — медленно подумал Геннадий. — Вот вчерашний борщ, и он висит. Ой, нет — он движется! Он, он движется прямо на меня! Ой!»
Борщ, повисев в воздухе несколько мгновений, ринулся на Геннадия. Вскрикнув от ужаса, мальчик бросился наутек к корме. Артельщики, разинув рты, наблюдали эту невероятную сцену. Геннадий со скоростью спринтера бежал к корме Борщ настигал его со скоростью мотоцикла.
Гена уже чувствовал за своей спиной нехорошее дыхание борща. Собрав все силы, он сделал рывок, вырвался из-под навеса, вильнул влево и спрятался за спасательной шлюпкой, уцепившись за леера. Борщ, вылетев из-под навеса, взмыл вверх. Спустя минуту Гена, вообразив, что опасность миновала, выполз из-за шлюпки. Борщ, однако, не улетал. Снова найдя мертвую точку среди безумных воздушных струй, он висел теперь прямо над незадачливым лаборантом. Потрясенный и загипнотизированный, Гена уже не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Несколько мгновений спустя борщ, обессилев, рухнул ему на голову.
А теперь, дорогой читатель, попробуй поставить себя на место моего героя. Вообрази себя потомком великого путешественника, человека широких передовых взглядов; вообрази себя лучшим питомцем «Клуба юных моряков», Победителем Таля, другом капитана Рикошетникова; вообрази, что ты совершаешь первое в своей жизни морское путешествие к архипелагу фамильной славы и представь себя сидящим на палубе в центре огромного, жирного, хлюпающего борща; представь себя с короной из прокисшей свеклы на голове, с омерзительной капустной бородой, с карманами, полными говядины и картофеля. Мне бы хотелось, чтобы ты, читатель, содрогнулся от ужаса, а затем по достоинству оценил мужество и силу духа моего юного героя.
Геннадий не заплакал, не бросился к борту топиться. Встав из борща, он подошел вплотную к потрясенным артельщикам и процедил сквозь зубы:
— Забыть раз и навсегда! Ничего не было. Понятно? Артельщики, дрожа, смотрели на героического мальчика.
— Об чем разговор, Гена, — наконец пробормотал один из них.
— Может быть, вам смешно? — звенящим голосом спросил Геннадий.
— Чего же туг смешного, Генок? — проговорил второй. — Плакать хочется.
Он действительно всхлипывал. Такого зрелища, погони вчерашнего борща за живым человеком, он не видел никогда раньше и не увидел позже до сего дня.
Геннадий резко повернулся и стал спускаться по трапу.
