— Уж не худенький ли такой, вихрастый?
— Ага, белобрысый, — отвечал Виталька, отчаянно брызгаясь.
— И ты с ним не справился? Жаль. Он сегодня у нас в саду побывал.
— Знаю. Он и завтра обещал прийти. Надо сделать засаду.
— Я ему п-приду! Я его тоже знаю… Он Грам… Граммофонихе п-помогал. А Граммофониха с-сегодня целый мешок коробовки продала. А говорила, ч-что у неё нет в с-саду коробовки!
— Олег! — крикнула тётя Таня из кухни. — Никуда не уходи, сейчас дам ужин.
— Давайте скорее, — отозвался он, — я уже за столом.
Сегодня ему охота есть. Эх и устал же он. Вот что значит находчивость. А Андрейка Горикин говорил: «Как ты там один будешь?» Да никто ему не нужен. И никого он не боится. Рыжий попробовал, сунулся! В своем родном городе банку получил! А от деда как ушёл? Голову на плечах иметь надо! Будет, что отцу потом рассказать. Может, с тетей Таней поделиться? Нет, не стоит… Она сегодня какая-то странная. Молчит. И что это за запах из кухни? Что она варит? Что-то очень знакомое и противное. Вчера она нажарила целую сковородку рыбы. Уж они ели, ели. Без хлеба. Вкусно было. Но сегодня-то не рыба… Да, а почему она его сегодня назвала «Олег», она же его только «Кисличкин» звала? Нет, это неспроста. Ну, ладно, посмотрим. Вот и она. Что же это она принесла?!
— Получай! — Тетя Таня поставила перед ним полную тарелку какой-то каши. Он ковырнул ложкой и всё понял.
— Попробуй у меня не съесть! Витаминизированная. Жаль только, репы я не достала! Чтобы все до дна и тарелку вылизать! Живо! Я пойду молоко кипятить.
— Вы от мамы письмо получили? Да? — несчастным голосом спросил он.
Она ничего не ответила. Только сердито хлопнула дверью. Олег поискал глазами письмо. Ну конечно! Вон на окне. Что же там написано? Пока она на кухне, можно прочитать. Да тут целых два! Так: «… ты мне за ребенка отвечаешь». Ясно. Дальше посмотрим: «… больше витаминов, вот тебе рецепт каши». Понятно. А тут что? «Пиши каждый день. Он — драчун и воображает из себя великого воина». Старо. Она всегда так о нём говорит всем! А это что за приписка? «Татьяна, не своди с него глаз. Не вздумай оставить его одного и отправиться в какой-нибудь свой дурацкий поход!»
Не часто доводилось ему есть такую невкусную кашу. Это что ещё? Варёная брюква! Несъедобная вещь! А это морковка… какая-то разварённая… Если бы солдат на фронте кормили такой кашей!
Тетя Таня принесла молоко.
— Почему ты выкидываешь витамины?
— Я не выкидываю. Я уже наелся.
— Живо всё съесть! Я не отойду от тебя.
— Вы — как мама.
— Я её сестра. Родная. Ты бы мне должен помогать, я все-таки впервые принимаю такого гостя. Скажи, я каждый день должна латать твои брюки?
— Ну, зачем ещё каждый день! Сегодня случайно за гвоздь зацепился. Тетя Таня, вы в поход собирались? Я же вижу.
В углу комнаты стоял приготовленный в дорогу рюкзак.
— Вы из-за меня не едете?
Она только махнула рукой.
Как она похожа на маму. Мама, когда расстроена, тоже помаргивает глазами, и у неё такое же обиженное лицо.
— Вы поезжайте. Мне и одному хорошо.
Вот здорово будет! Надо только непременно залезть в сад этого старикашки. Как же всё-таки попасть туда и получше насолить рыжему? Из-за этого типа порваны брюки и здорово болит рука. Может, дождаться, пока стемнеет? Нет, будет не пролезть через колючки. Но как же тогда? Необходимо применить военную хитрость.
— О чём мечтаешь? Доел? Теперь пей молоко. Оно у меня чуточку подгорело.
Нет, всё-таки она не похожа на маму.
Во-первых, у мамы молоко никогда не подгорает. Потом, мама терпеть не может, если в комнате беспорядок, а у тети Тани все углы завалены рюкзаками, горными ботинками на толстой подметке. Тут же стоят свернутые в трубку географические карты. Книжные шкафы не запираются, и из них сами собой вываливаются книги. Олег уже успел посмотреть: про войну нет ни одной. Только путешествия да описания разных стран.
Письменный стол тёти Тани тоже завален. Здесь и громадная кедровая шишка — где только такую нашла? И разные камни. Бюст человека с эполетами на плечах. Олег думал, что это какой-нибудь герой, а оказалось — великий путешественник. Дались ей эти путешествия!
— В поход-то мне надо! Ребята уже билеты взяли. Что делать? Откуда я знала, что с тобой будет так трудно, — сетовала она, пожимая плечами. — Столько в школе мальчишек… с ними намного легче! Не зря Светка предупреждала!
— Вам со мной трудно? — удивился Олег. — Я же целыми днями на улице. Не понимаю, почему вам трудно. — Он отодвинул тарелку и взял молоко.
— Слишком ты любишь яблоки, — сказала она, не сводя с него взгляда.
Он насторожился: она что-то знает!
— В чужие сады лазим?
Он поперхнулся молоком. Ну и ну! Неужели рыжий предал?
— Молчишь? — усмехнулась она.
— Да… да это случайно… яблоки там висели такие… сами в карман падали!
— А в старика они тоже сами летели?
Ого! Значит, и это выдали. Ну и люди!
Она смотрела осуждающе. Олег впервые увидел, каким твёрдым может быть её взгляд. Неужели это она только что шутила с ним? Настоящая учительница! Отвернулась теперь к окну. Молчит. Забарабанила пальцами по стеклу. Вдруг они поссорятся?.. Жалко.
— Ну тётя Таня! Не молчите.
Она пожала плечами, но не повернулась.
— Как можно? Не понимаю, — сказала она от окна. — Старик — настоящее золото! Мастер на все руки. Никому ни в чём не отказывает. Такой сад на совершенно гиблом месте вырастил. У нас нет приусадебного участка, так он бесплатно и весной и осенью возится со школьниками. Директору даже неудобно, а он об оплате и слышать не хочет! А ты?
Олег опустил голову.
— Я военную хитрость применил, — сказал он в оправдание.
— Умник выискался! У старика старший сын погиб при обороне Смоленска. Ты это понимаешь? И неизвестно, где его могила.
— А если б известно, легче? — брякнул он.
Она взорвалась:
— Послушай, Олег! Я давно не выходила из себя! Ребята со мной дружат. Пока до них доходило всё, что я им объясняю. Попробую и тебе растолковать! Жил на земле Андрей. Любил жизнь, мать и отца, умел строить дома… хорошо пел, очень хорошо… Я понятно объясняю?
— Вы его знали?
— Немного…
Она наконец повернулась.
— Он был сильным и… и красивым! Ходил всегда в белой рубашке с закатанными рукавами, ворот распахнут, и улыбался… а улыбка такая, что всё лицо смеется. Смеются глаза, лоб, щеки, даже нос. — Она сама заулыбалась.
— Вы его это… любили? — осмелился сказать Олег и покраснел.
— Наверно, — просто сказала она. — Я тогда в восьмом уже была. Но он-то ничегошеньки не знал… — Она спохватилась. — Ты куда свернул, а?! Да, так нет этого человека, понимаешь?.. И я не встречала такого больше… Был — и нет! Остался лишь в памяти. Даже цветы на могилу нельзя принести.
— А если поискать хорошенько?
— Будто не искали, — отозвалась она. — Мы с ребятами все пробовали делать. Теперь ты понимаешь, какой это старик? Его только Граммофониха ненавидит. Да ты выискался!
— Что вы все ко мне пристали с этой Граммофонихой! — не выдержал он.
— Потому что она нечестная, завистливая, злая! Не хватает слов, чтобы её описать! Стой, а ты-то откуда её знаешь? — подозрительно спросила она.
— На базаре видел. Случайно.
— А на базар ты как попал?
— По пути с моста.
— Ну вот, ну вот, а говоришь, поезжай в поход! Да ты завтра же на телевизионную вышку залезешь! — снова расстроилась она.
Ох уж эти мамины письма! Нет, не узнаёт он тетю Таню.
— Так. С едой покончено наконец. Что ты сейчас должен сделать?
— Сказать спасибо?
— Не юли! Тебе придется сейчас пойти к Артемию Артемьевичу и извиниться.
— К ко-му? — протянул он, будто не понимая.
— Так старика зовут. Всё-то ты знаешь! Хитрец!
— Спать хочу, — громко зевнул он.
— Ну что ж, — согласилась она, подумав. — Пожалуйста. Но утром непременно сходишь!
«Вот тебе и военная хитрость, — вздыхал он, лежа в постели. — Теперь не отомстишь рыжему… Только этого не хватало! С ней не поспоришь — учительница!»
Не везет ему, да и только! Совсем ему нечего делать в Смоленске. Купаться негде — раз! За яблоками лазить не дают — два! Читать нечего — три! И это каникулы? Надо было в Ленинграде оставаться, там хоть с керосинщиками в футбол бы сыграл.
И если по-честному — его тут всё время преследуют неудачи! Старику он чуть-чуть не попался, потом этот рыжий чуть руку не вывихнул. О Василии Ивановиче лучше и не вспоминать! И вдобавок за все беды — иди извиняйся!
Еще целых две недели тут жить! Нет, он наверное, заболеет от тоски. Что бы придумать, что придумать?..
