Ознакомительная версия.
Ему казалось, будто он с самого начала участвовал в расследовании. Он хотел почувствовать атмосферу, которая когда-то окружала Эмилию, а также Давида, Юнаса и Аннику.
Линдрот хотел пережить все, что предшествовало появлению этих писем. Он знал, что им никогда до конца не понять этих людей — Андреаса, Эмилию и Магдалену, но хотел узнать о них как можно больше, чтобы определить свое отношение к письмам.
— Надо же, — сказал Линдрот, когда все участники этой истории стояли рядом с селандрианом, и пастор вдыхал аромат голубых цветов, которых становилось все больше и больше. — Selandria Egyptica… выходит, это цветок из нашей песни, из сюиты, которую мы сейчас репетируем в церкви. Надо же, слова сами нашли нас. «Цветик, цветик, синий цветик…»
Линдрот ходил по дому, прислушиваясь и внимательно разглядывая все вокруг. Он хотел все увидеть и прочувствовать. Он остановился и послушал, как тихо и равномерно тикают старые напольные часы.
Дети провели его наверх, в комнату Эмилии, и показали сундук, где когда-то была спрятана статуя. А Юнас приподнял половицу и показал тайник под полом, где они нашли письма.
— Вы же понимаете, какая на нас лежит ответственность, — серьезно сказала Анника. — Вот что написала Эмилия в своем последнем письме, я помню его почти наизусть: «Но если случится вдруг так, что письма увидят свет в эпоху столь же неразумную и нещадную, как моя, то пусть нашедший их, не раздумывая, положит обратно в шкатулку и спрячет».
Смеркалось. Небо за окном светилось прозрачно-голубым светом, зарождался новый месяц. Линдрот подошел к окну и выглянул на улицу.
— «…эпоха столь же неразумная и нещадная, как моя», — повторил он и вздохнул. — Это вполне могло быть написано и сегодня, милая Анника.
— Да, я тоже об этом думала, — призналась Анника.
— И я тоже, — добавил Давид. Линдрот потер брови.
— Тогда, может быть, лучше положить письма обратно, — спокойно проговорил он. — Пусть еще полежат…
Они некоторое время стояли молча, потом Анника, как бы ни к кому не обращаясь, сказала:
— Возможно, для идей Андреаса никогда не придет время… Кто знает, может, их никто никогда не сможет понять…
Линдрот взглянул на нее.
— Ну что ты, милая Анника, — сказал он, — я убежден, в них есть что-то, понятное в любую эпоху. Никто не имеет права судить свое собственное время. Это называется тщеславием. Андреас должен был доверить свои идеи современникам. Надо доверять времени, в котором живешь, даже если это не всегда просто, а иначе ты его предаешь…
Юнас озадаченно посмотрел на него.
— А вы, пастор, оказывается, философ! — сказал он. Линдрот засмеялся.
— Разве?
— Хотя, наверное, ничего страшного…
Анника стояла перед маленьким зеркалом, рядом с которым висел листок с текстом. Линдрот подошел и прочитал.
— Это написала Эмилия? — спросил он.
— Да, это изречение Линнея. Наверное, она считала, что эти слова лучше повесить рядом с зеркалом.
— «Неудивительно, что я не вижу Бога, раз я не могу даже разглядеть то существо, которое живет во мне», — прочитал Линдрот.
Он улыбнулся. Ему показалось забавным, что эти слова висят возле зеркала. У Эмилии, похоже, было чувство юмора.
— Вероятно, эта Эмилия была занятной девушкой, — вымолвил он. — Жаль, что она прожила такую короткую и такую несчастливую жизнь…
Анника серьезно кивнула.
— Здесь так одиноко, — сказала она. — Я сразу это почувствовала, как только вошла в ее комнату. Комната одинокого человека…
Линдрот вздохнул:
— Да, мы слишком мало знаем об одиночестве наших ближних…
— А вы одиноки? — спросил Юнас.
— Нет, я-то не одинок, — улыбнувшись, ответил Линдрот. — Мне удивительно повезло… К тому же я не расположен к одиночеству… и едва ли когда-нибудь буду расположен… ну, а если что, я сам себе составлю компанию.
— Не забудьте про меня! — сказал Юнас. — Если что, звоните мне. И я буду тут как тут!
Юнас и Линдрот преданно посмотрели друг на друга.
— Спасибо, Юнас, буду знать. А кстати, хочешь горькую конфетку?
Линдрот с гордостью достал из кармана коробочку «салмиака» и предложил Юнасу.
— Теперь у меня тоже есть такие конфетки!
— Это очень хорошо, потому что я забыл свои дома, — ответил Юнас. — Пойдемте в кухню. Я должен показать вам, где стоял мешок с мусором. Тот самый, с уликами!
Когда они проходили по чердаку, Юнас рассказал о подозрительном типе, который шастал по саду, и о том, как они напугали его у двери. Но зачем он ходил на чердак?
— По-видимому, когда он рылся в шкафу на первом этаже, уверенный, что в доме кроме него никого нет, он услышал шум. И решил узнать, кто вы такие, и что задумали. И хотел как следует вас напугать, но испугался сам, — предположил Линдрот.
Юнас довольно рассмеялся. Ведь это была его идея — всем вместе навалиться на дверь и тем самым спугнуть незнакомца.
— Да, хитро придумано, — похвалил Линдрот.
Юнас продемонстрировал ему шкафчик, где стоял мешок с мусором, потом показал еще кое-какие детали, которые он заметил, хотя на самом деле они не имели к этой истории никакого отношения.
Потом они пошли в телефонную комнату с шахматной доской. Фигуры стояли на тех же клетках, как в тот день, когда Юлия прервала партию. Юнас показал слона. Линдрот взял его в руки и долго рассматривал. Он сказал, что это очень красивая фигура. Потом осторожно поставил слона на место.
— Он должен стоять на месте королевы, — пояснил Давид. — Я хочу, чтобы все оставалось на своих местах, когда позвонит Юлия.
— Если она вообще позвонит, — сказала Анника.
— А почему вы не позвоните ей сами? Ведь она очень внимательно отнеслась к нашему делу. И по-своему, с помощью шахмат, помогла нам. Мне кажется, теперь ваша очередь звонить ей!
— Да, вы правы! — согласился Давид. — Так мы и сделаем!
Юнас достал старый телефонный справочник Стокгольма — он уже давно его приглядел.
— Юнас очень наблюдателен, — сказал Давид. — Без него мы бы не справились.
Анника помогла Юнасу найти номер.
— Вот! Вот она! Анделиус, Юлия…
Вдруг Линдрот задумался.
— Анделиус? — переспросил он. — Знакомая фамилия.
— Это владелица Селандерского поместья. Разве вы не знали?
— Возможно, знал, — ответил Линдрот, — но особенно не задумывался, ведь уже много лет здесь живет фру Йорансон. Но, может, я встречал эту фамилию в какой-то другой связи?.. — Линдрот потер брови и погрузился в свои мысли. Фамилия Анделиус напомнила ему что-то другое… но он никак не мог вспомнить, что именно.
— Как меня раздражает, когда я не могу что-то вспомнить, — сказал он. — А ведь вертится в голове!
Пастор порылся в карманах. Надо съесть эту горькую… Ну, где же, в конце концов?.. А, вот она!
— Юнас, хочешь?
— Да, спасибо.
— Ну, я звоню, — Давид стал набирать номер. Напротив телефона был указан адрес: Сибиллегатан в Эстермальме.
Давид подождал. После третьего гудка ему ответил мужской голос.
— Я бы хотел поговорить с Юлией Анделиус, — сказал Давид.
На другом конце провода возникла пауза.
— Это возможно? — спросил Давид.
— Нет, — ответил мужчина. — Ее нет.
— Вот как, но…
— А с кем я говорю?
— Это Давид.
— Давид Стенфельдт?
— Да, это я.
Снова возникла короткая пауза.
— Странно.
— А что в этом странного? — удивился Давид. — Не понимаю?
— Дело в том, что ваше имя упомянуто тут в одной записке, которую мы нашли среди ее бумаг…
— А нельзя ли мне самому поговорить с Юлией Анделиус? Когда она будет?
Снова пауза.
— Когда я могу перезвонить?
— Это бесполезно. Дело в том… что Юлии здесь нет.
— А где ее можно найти?
— А вы что, в самом деле не знаете, что… что…
— Нет, откуда я могу знать, где она?
— Понимаете, в этой записке говорится о золотом скарабее, который должен находиться в гробу под могильным камнем епископа Маттиаса в рингарюдской церкви. Юлия просит, чтобы Давид Стенфельдт позаботился об этом скарабее и проследил, чтобы он не затерялся. Еще там написано, что она дарит Давиду Стенфельдту шахматную доску, которая лежит в Селандерском поместье в Рингарюде. А на чердаке, в летней комнате, есть связка писем. Она просит вас забрать их оттуда и проследить, чтобы они не попали в чужие руки. Она пишет, что Давид Стенфельдт знает, что это за письма. Это так?
— Да-а… конечно… но…
— Это дополнение к ее завещанию, которое было недавно распечатано…
— Завещание?
— Да, Юлия Анделиус скончалась. Вы не знали?
— Нет… я… я… наверное, она скончалась скоропостижно? Я говорил с ней в… в… пятницу, кажется. Всего несколько дней назад…
— Этого не может быть. Она умерла 27 июня… Давид побледнел, он едва удерживал в руке трубку. Пол под ногами качнулся.
— А можно узнать ваш адрес? — спросил мужчина. — Я перешлю вам эту записку и договорюсь, чтобы вы получили шахматы.
Ознакомительная версия.
