по-жабьи разведя колени. Под красивым лицом что-то шевелилось, отчего мимические мышцы сокращались, как от ударов током.
– Бейтесь сколько хотите, этого приступа ваша дочь не переживет! – весело воскликнула она. – А ты… – Она приблизилась вплотную. Из-за карминовых губ, из-за ровных жемчужных зубов несло болотной тиной и плесенью. – Я с радостью посмотрю, как ты корчишься, мелкая дрянь! Твоя мама идеально здоровая женщина, ее тело прослужит мне долго, очень долго. И мне по-настоящему жаль, что ты не увидишь, как она станет мной…
Варя схватила ее за плечо, сдавила что было сил. Арина дернулась, попыталась сбросить руку, но Варя держала крепко. Издалека, с трудом пробивая вату в ушах, долетал истошный мамин крик. И, задыхаясь, почти теряя сознание, Варя поняла, что единственное, что им осталось, это кричать. Зародившись где-то в животе, крик прошел через все тело, опалил измученные легкие и вырвался наружу, прямо в ненавистное прекрасное лицо обманщицы.
Состоящий из тончайших, докрасна раскаленных лезвий крик ударил так, что Арина опрокинулась на спину. Когда же она, с трудом нащупывая равновесие, поднялась вновь, вид ее был страшен. Клочьями вырванные волосы оголили белые проплешины черепа, содранный скальп болтался, прикрывая левую сторону. Словно огромным наждаком, кожу лица стесало до нижней губы, и Варя наконец увидела истинную сущность похитительницы тел.
Черные точки глаз, закрученный хоботок, множество острых лапок, впивающихся в нервные окончания. Создание напоминало клеща, чье налитое кровью брюшко Варя приняла за затылок. Хоботок дернулся, лапки вонзились поглубже в шею, и отвисшая нижняя челюсть затряслась.
– Кэак тыэ… – тяжело ворочая непослушным языком, выдавила тварь. – Кэак тыэ смиэеэшь…
Сжав кулаки, Варя сделала глубокий, самый чистый в ее жизни вдох. Воздух послушно перетек в легкие, нагрелся раскаленной яростью, набух, распирая изнутри. Варя раскрылась, выпуская его с бешеным воплем, воем, визгом так, что засаднило горло.
Могучий поток сбил тварь с ног, протащил по камням, срывая остатки плоти. На самом краю пропасти Арина попыталась удержаться. С хрустом обломились ногти, и переломанное, изодранное тело, в котором с трудом угадывалась прекрасная некогда женщина, бесшумно кануло вниз.
Ошеломленная Варя долго стояла неподвижно, словно надеясь услышать звук падения, но его все не было. С той стороны пропасти донесся едкий гиений хохот. Собакомордый паук удовлетворенно потирал передние лапы и трясся от смеха. Варя отвернулась.
– Доченька! Варя! – Мамин голос наконец пробил заложенные уши. – Милая, что с тобой?!
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Варя удивленно гоняла воздух по легким, понимая, что отныне ей уже никогда не потребуется лекарство.
– Все хорошо, мамочка, – сказала она. – Все хорошо.
* * *
Обратный путь занял гораздо больше времени. Варя залезла наверх, закрепила веревку. Вернулась обратно, обвязала маму страховочной петлей. Мама ходила тяжело, кривилась от боли в затекших мышцах, разминала руки и ноги и не сводила взволнованного взгляда с дочери. Чудовища в нишах хохотали и выли. Их искаженные эхом голоса рикошетили от стен, улетая в черное никуда. Вопли подхватывали другие, невидимые отсюда создания. Стоял сумасшедший гвалт, и Варя всерьез опасалась, как бы мама не сорвалась или не начали рушиться своды.
Стену, на которую Варя тратила пару минут, мама преодолевала мучительно, но безропотно. Молча следовала советам дочери, передвигаясь черепашьими темпами. Часто останавливалась на широких выступах, стряхивая усталость с дрожащих рук. Варя натягивала веревку, выбирая длину, кольцо за кольцом наматывая ее на прочный клык сталагмита. Когда мама наконец перевалилась через край, сил не осталось у обеих. Обнявшись и шумно дыша, они лежали, бездумно глядя в распростертый над головами мрак.
Опустошенные, они плелись по бетонным катакомбам, держась за руки. Даже там, где коридор становился узким настолько, что и один протискивался с трудом, Варя ни на секунду не выпускала мамину ладонь, и, кажется, мама была ей за это благодарна. Она ни словом не обмолвилась об Арине и ее жуткой смерти. Все расспросы мама благоразумно оставила на потом.
Долго еще, застревая в тесных проходах, в спины им летел лающий хохот пещерных жителей. Иногда позади раздавались зловещие шорохи, и тогда мама тревожно оглядывалась. Зато крохотные клети с деревянными дверями и навесными замками встречали их тишиной. Никто не сопел и не рычал, не скреб когтями почерневшие доски. Самый дорогой человек шагал рядом, и подземелье больше не пугало Варю. Раздавленное ее решимостью, оно само испуганно притихло. Так незаметно маленькое семейство Лето добралось до лестницы, и та неожиданно оказалась совершенно обыкновенной. Всего двенадцать ступенек.
Железная дверь отворялась тяжело, словно крышка саркофага. Варя и чувствовала себя восставшей из мертвых, и твердо знала, что мама ощущает себя так же. Ей до последнего казалось, что вот сейчас костлявая рука с обломанными ногтями вцепится в край двери и потащит ее обратно, обрезая хлынувший в подъезд солнечный свет.
Напротив порога на корточках сидел Егор, беспокойно постукивая палкой. Глядя на широкую, местами утоптанную до асфальта площадку вокруг него, Варя поняла, как много времени миновало с ее отсутствия. При виде Вари Егор подпрыгнул, впервые отбросил на плечи капюшон и улыбнулся так тепло, что стало совершенно не важно, что глаза у него – два кусочка стылого льда, а висок зияет открытой смертельной раной. Варя даже не удивилась – что-то подобное она подозревала уже давно.
С детской площадки смущенно махали сестрички Ярвинен. Висящие на резинках варежки раскачивались в такт. Оранжевые комбинезоны расстегнуты, шарфы размотаны, теплые вязаные шапочки сбились назад. Воздух прогрелся, и, глядя на сестричек, Варя тоже расстегнулась и спрятала в карман шапку. Она хмурилась, не зная, как вести себя с маленькими предательницами.
– Не суди их, – раздался знакомый голос. – Все помогали как могли. Это ведь они указали тебе дорогу в Лес…
Варя обернулась, щурясь от яркого солнца. Возле живой изгороди незаметно и тихо стояла баба Галя. У ног ее, перепачканный кровью из множества ран, лежал поджарый зверь, похожий на большую черную собаку. Варя вскрикнула, бросилась к телу, зарылась пальцами в холодный мех.
– Не плачь по ней, не надо, – участливо проворчала баба Галя, и Варя с удивлением поняла, что капли, падающие на спутанную шерсть, – это ее теплые слезы. – Она сделала что должна и умерла не напрасно. Мы похороним ее в Лесу, и она прорастет прекрасным деревом…
– Нет, – всхлипнула Варя, – только не в Лесу!
Сухая невесомая ладонь погладила ее по волосам:
– Ты еще многого не знаешь… Там теперь все будет по-другому. Здесь теперь все будет иначе, присмотрись!
Двор и в самом деле переменился. Смахнув слезы, Варя глядела во все глаза, не понимая, почему не заметила этого раньше. Ее дом преобразился, стал
