— Эт-то ваше н-настоящее лицо… — Никогда прежде я не слышал у себя такого тоненького, дрожащего голоска. — Я… я… я…
Она выпучила круглые глаза-луковицы. Она щелкнула острыми зубами. Она вскочила на ноги — такая тяжелая, что вся комната содрогнулась.
Она раскинула руки-окорока, стиснула пальцы в огромные кулаки и с шумом выдохнула; запахло так, будто в комнате разгрузили мусоровоз. Щеки свисали по бокам рычащей пасти, как сырое тесто.
Она вперилась в меня немигающим взглядом. Цветом ее глаза напоминали болотную грязь.
— Ты новичок? Томми Фарелли?
— Д-да, — только и смог пискнуть я и еще сильнее вжался в стену.
— Кто-то тебя подучил?! — прогремела она. От ее зычного рева окна кабинета задребезжали. — Тебя кто-нибудь надоумил?!
— Н-нет, — честно признался я.
— Прискорбно. — Она облизала печеночного цвета губы огромным как у коровы, розовым языком. — Хорошенькое впечатление ты произвел на Учительницу!
Я понурился:
— Простите.
— Победители не извиняются, — отрезала она.
— Простите, — повторил я. — Понимаете, я… не поверил, когда мне говорили, что вы — чудовище.
— Ты что же, в монстров не веришь?! — взревела она.
На меня накатил еще один порыв теплого, смердящего помоями воздуха.
— Ну… теперь верю, — произнес я дрожащим шепотом.
Миссис Мааарг поскребла острыми когтями бородавчатую щеку и прищурилась:
— Говорил тебе кто-нибудь, что я придонный едок?
Я сглотнул.
— Простите, — сказал я, — но что это значит?
— Я питаюсь теми, кто окажется на дне моей таблицы, — ответила она и зашагала ко мне — ЧМОК-ЧМОК-ЧМОК.
Я посмотрел вниз и увидел, что она босиком. Похожие на бугристые подушки ноги оставляли на полу влажные отпечатки.
— Мою таблицу ты еще увидишь, — прорычала она. — Но знаешь что? Ты уже там, Томми. Ты уже на дне. — Она растянула рот в ухмылке, отчего ее рыхлые щеки затряслись. — Ты для меня все равно, что завтрак.
Этого быть не может, подумал я.
Это одна из историй, в которых герой просыпается и обнаруживает, что все было кошмарным сном.
Но я понимал, что никакой это не кошмарный сон. Такое страшилище и во сне не увидишь! И потом, во сне ведь не бывает такой вонищи, правда?
Воображение у меня хорошее. Но не настолько же!
Я по стеночке заскользил к двери. Колени тряслись так, что, казалось, вот-вот упаду. Все, о чем я мечтал — поскорее улизнуть.
Но миссис Мааарг метнулась вперед и загородила дверь.
— Тебя не отпускали, волчонок, — прорычала она. — Ты должен понести наказание.
— Наказание? — прошептал я.
Она кивнула:
— За посягательство на учительское лицо.
— Н-но я же п-п-попросил прощения…
— Прости, дружок, но этого недостаточно.
И тут я увидел у нее в руке огромную серебряную ложку. Ума не приложу, откуда она ее достала. Тем не менее, теперь она помахивала ею у меня перед носом.
— Ну-с, Томми, прочисти-ка мне нос.
— Что?! — я уставился на ложку. Она была большущая. Больше столовой. Такой мама разминала картошку в пюре.
Потом я перевел взгляд на ее огромные ноздри. Они зияли у нее на лице, как две пещеры.
Миссис Мааарг сунула ложку мне в руку.
— Бери ложку, волчонок. Живо. Прочисти мне нос как следует.
Я почувствовал, как желудок выворачивается наизнанку. Я подумал, что сейчас меня вырвет.
— Быстро прочистил мне нос.
Я стиснул ложку в руке и уставился во мрак ее ноздрей. Рука дрожала. Желудок вновь скрутило.
Смогу ли я?
Я не мог ни вздохнуть, ни охнуть. Трясущейся рукой я поднял ложку к ее носу.
— Прочищай. Прочищай, кому говорят! — рявкнула она.
В недрах ее ноздрей скопились сгустки зеленой слизи. Глубоко-глубоко. Я заставил себя поднять ложку повыше…
А потом как заору:
— Неееееееееееееет!!!
Запулил ложку в стену и сломя голову ринулся к двери.
Я вывалился в коридор и продолжал бежать. Фотографии на стенах, окна, двери — все слилось в одно размытое пятно, когда я, спотыкаясь и пошатываясь, несся к выходу.
Я толкнул дверь плечом и пулей вылетел наружу. Вожатый, несший в руках стопку фрисби, вскрикнул и отскочил. Фрисби раскатились по земле.
Я чувствовал, что грудь вот-вот взорвется. Но бежал со всех ног, не обращая внимания на боль.
Я пронесся мимо бегунов. Их было уже несколько дюжин, и все носились по кругу, подгоняемые животным ужасом.
Смрад дыхания чудовища до сих пор стоял в носу. Неужели он пропитал одежду? Вдобавок, я никак не мог забыть комья зеленой слизи у нее в ноздрях.
Я пронесся через спортплощадку, через рощицу. Я слышал, как где-то за деревьями плещутся о берег волны.
Куда я бегу? Я понятия не имел. Куда глаза глядят. Я знал лишь, что мне нужно унести ноги от миссис Мааарг, от дяди Феликса, от обезумевших ребят, рвущихся к победе любой ценой.
Этот лагерь был слишком безумен, слишком опасен.
Разумеется, родители мечтали сделать из меня настоящего победителя. Но если б они только знали… если б они только знали всю правду об этом лагере, они ни за что не оставили бы меня здесь.
Мои ноги утопали в песке, когда я вырвался из-за деревьев и побежал к берегу. На берегу не было ни души. Я все еще понятия не имел, куда бегу.
Тучи заволокли небо, отчего вода в озере казалась серо-зеленой. Волны накатывали на песок. Я увидел маленький причал.
Я остановился и уставился на него, тяжело дыша. Катер. Тот самый маленький белый катер, что доставил меня сюда, вернулся, и теперь покачивался у причала.
Пытаясь привести в порядок дыхание, я подошел поближе. Интересно, Джаред там?
Я подкрался к причалу. Катер тихонько стукался бортом о деревянные сваи. Я стоял неподвижно и прислушивался.
Тишина. Лишь ветер свистел в деревьях, плескалась вода, да из лагеря доносились крики ребят.
Окинув настороженным взглядом пляж, я зашел на причал и запрыгнул на корму катера.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвал я.
Нет ответа.
Я могу спрятаться в нижней каюте, решил я. Катер заберет меня отсюда — в какое-нибудь безопасное место.
Тогда я смогу позвонить родителям и попросить их за мною приехать.
Я протиснулся в каюту. Она была крохотная, меньше, бельевого шкафа у нас дома. Но мне было плевать. Не до жиру. Мне было все равно, как долго придется ждать, прежде чем катер увезет меня с Острова Победителей.
Я сел на пол, скрестил ноги и откинулся на стену каюты. Футболка отсырела от пота. Очки запотели. Влажные волосы прилипли ко лбу.
Я глубоко вздохнул и задержал дыхание, пытаясь успокоиться. Катер мягко покачивался на волнах. Внезапно я услышал какое-то дребезжание.
Оно было слишком тихим для заводящегося мотора, и слишком громким для стрекота сверчков.
Я чуть не задохнулся, снова услышав звук. Протяжное дребезжание. Словно кто-то тряс погремушкой. Совсем близко.
Все мои мускулы напряглись. Я окинул взглядом крошечное помещение. Мои глаза остановились на написанной от руки табличке, прикрепленной к стене рядом с моей головой:
ОСТОРОЖНО! ЛОДКУ ОХРАНЯЕТ ЯДОВИТАЯ ГРЕМУЧАЯ ЗМЕЯ!
Я ахнул, когда дребезжание стало громче — а в следующий миг что-то с невероятной быстротой метнулось мне прямо в лицо.
Я пригнулся.
Змея щелкнула челюстями на высоте примерно дюйма от моего затылка.
Ее крошечные глазки сверкали, когда она отвела голову назад. Черный язычок-вилка метался из стороны в сторону.
Она снова задребезжала трещоткой и свернулась, будто готовясь к новой атаке. Дребезжание становилось все громче и громче; для меня оно звучало, как оглушительный рев.
Я оцепенел, загипнотизированный этим звуком, этими блестящими черными глазками.
Потом я бросился на пол, и в то же мгновение узкая голова метнулась вперед, клацая ядовитыми клыками. ЩЕЛК! Клыки едва не вонзились мне в ухо.
Как только змея вновь угрожающе подняла хвост-погремушку, я вскочил на ноги, споткнулся и с маху треснулся головой о стенку каюты. Не обращая внимания на боль, я обеими руками схватился за перила лестницы и полез наверх.
Змея не сдавалась. Она вновь лязгнула челюстями, буквально в нескольких дюймах от моей правой лодыжки.
Я попытался ее лягнуть. Промахнулся.
Я крепче вцепился в перила и вылез на палубу.
Пытаясь перевести дух, я сделал пару шагов — и врезался в дядю Феликса.
На нем была мешковатая толстовка с надписью «Не зови дядю» на груди. И просторные синие шорты, в которых его ноги походили на зубочистки. Он нахмурился и покачал головой.
— Я… — я… — заикался я. Я не знал, что сказать. — Как вы догадались?..
— У нас повсюду камеры, волчонок, — ответил он. Он показал на крошечную камеру, прикрепленную к одной из свай на причале, и скрестил на груди руки. — Слушай сюда: победитель никогда не сдается — и победитель никогда не пытается удрать.
