— Но что ты делаешь в этой комнате? — спросил я.
Мое сердце еще продолжало учащенно биться и никак не хотело успокоиться.
— Ты нас сильно напугал, — сердито сказала Кэра, скрестив руки на груди.
Извините. Я просто зашел посмотреть, может, ваши родители оставили записку. Потом что-то зашумело на улице, и я подошел к окну. Не слышал, как вы вошли.
Я поверил ему, но у Кэры, похоже, оставались сомнения. Сестра никогда никому не верит на слово.
— Как ты мог нас не слышать? Ведь мы разговаривали.
— Ну-у-у… Эти шторы такие плотные. За ними ничего не слышно.
Роджер провел рукой по волосам. Я заметил капли пота на его лице. В комнате было тепло, но не жарко.
— Я не хотел вас напугать, — продолжал он, глядя мимо меня на Кэру. — Я просто беспокоился о ваших родителях и…
— Что это у тебя в руке? — прервала его Кэра.
— Это?
Роджер показал маленький черный футляр.
— Это мой плейер.
— Без наушников? — подозрительно спросила Кэра.
— Я оставил их наверху, — ответил Роджер, засовывая плейер в карман брюк.
Штора внезапно колыхнулась. Мы хором вскрикнули. Однако это был всего лишь ветер. Где-то в лесу раздался звериный вой. Внезапно я ощутил, как холодок пробежал у меня по спине. Ребята в школе рассказывали мне о волках, которые бродят в лесу недалеко от нашего дома.
— Я действительно сожалею, что напугал вас, — сказал Роджер, зевая. — Думаю, все мы очень устали.
Он направился к двери, но на полпути обернулся:
— Послушайте, не надо волноваться за родителей. Я уверен, что утром, когда вы проснетесь, они будут дома.
— Да, возможно, — сказала Кэра и тяжело вздохнула. — Извини, если и мы тебя напугали, — добавила она, как бы заключая мир с Роджером. — Мы не знали, что это ты.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Роджер вышел. Мы слышали, как он поднимается к себе на чердак. Потом Кэра упала на кровать и зарылась лицом в подушку. Я подошел к окну, чтобы закрыть его. На улице ветер гонял по двору опавшие листья. Внезапно мое внимание привлек серый фургон, припаркованный напротив нашего дома. Раньше я его здесь не видел. Никаких надписей на фургоне не было. Слишком темно, чтобы разглядеть, есть ли кто-нибудь внутри. Зачем он здесь стоит?
Я плотно задвинул шторы.
— Ты думаешь, Роджер сказал правду? — спросила Кэра.
Ее голос звучал глухо, поскольку она все еще утыкалась лицом в подушку.
— Не знаю. Возможно. Зачем бы ему врать.
— Он выглядел смущенным.
— Он всегда выглядит смущенным. Он чувствовал себя неловко, вот и все.
Не знаю, почему я защищал Роджера. Я ничего не имел против него, но и горячей симпатии к нему не испытывал. Дело в том, что у нас не было ничего общего. Он не увлекался спортом, а я — английской литературой девятнадцатого века. Кроме того, на мой взгляд, Роджер был слишком красив. Подружки Кэры всегда начинали хихикать и заигрывать с ним, стоило ему войти в комнату. Возможно, я Роджеру немного завидовал.
Но, честно говоря, я не понимал, зачем он нам здесь нужен. Конечно, он наш дальний родственник. Но это ведь не значит, что он должен жить с нами. Я чувствую себя не очень комфортно, когда в доме постоянно находится посторонний человек. Эта старая развалюха и так была не слишком уютной, особенно по сравнению с аккуратным домом, в котором мы жили в Бруклине. И вообще, нам здесь не нужен какой- то студент, который прячется за шторами. Так что не знаю, почему я вступился за Роджера. Возможно, потому, что люблю поспорить с Кэрой.
— Что он здесь искал? — подала голос Кэра, перекатываясь на спину.
— Вероятно, то же, что и мы, — ответил я, присаживаясь на кровать.
— Но если он искал записку, ему незачем было прятаться за шторами и выглядывать в окно.
Я застонал. Иногда Кэра может утомить.
— Дай передохнуть. Он все объяснил. Чего ты хочешь от меня?
— Да, ты прав. Просто я устала.
Она закрыла глаза.
— Ты собираешься спать здесь?
Кэра зевнула:
— Уже встаю.
Она потянулась. На ее лице наконец-то появилась улыбка.
— Ну ладно, пока, — сказал я.
Мои мысли были уже заняты Джин. Может, еще не поздно ей позвонить?
Внезапно улыбка исчезла с лица Кэры. Она резко выпрямилась.
— В чем дело?
— Я что-то нашла под простыней.
Я увидел в ее руке какой-то маленький предмет. Он походил на крохотный белый череп. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть его.
— Что это? Человеческий череп?
— Нет.
Кэра поднесла предмет поближе к лицу и пыталась рассмотреть его в тусклом свете настольной лампы.
— Это… это обезьяна.
— Что?
Теперь и я смог рассмотреть. Это была вырезанная из слоновой кости голова обезьяны размером с шарик для пинг-понга. В глазницы были вставлены кусочки горного хрусталя, сверкавшие в свете настольной лампы. Я взял безделушку у Кэры. Странно, на ощупь она была очень холодной.
На лице Кэры явственно отразился страх.
— В ней есть что-то мерзкое, — заметила сестра.
Я повернул обезьянку лицом к себе. Я смотрел в мерцавшие желтым светом глаза, и мне казалось, что она рассматривает меня. У нее были глубоко вырезанные ноздри, зубы обнажены в безобразной, наводящей страх ухмылке. Фигурка была очень гладкая и холодная. А эти глаза из хрусталя, смотревшие прямо на меня, излучали… да, они излучали зло.
Возможно, события последних суток расшатали мои нервы. Возможно, я просто слишком устал. Возможно, я был расстроен, что папы с мамой нет дома. Но скользило что-то отвратительное, что-то злое в маленьком белом черепе, в странных, сверкающих глазах, в застывшей обезьяньей ухмылке.
Какое-то время я смотрел на нее как загипнотизированный. Потом почувствовал, что больше не могу, зажал обезьянку в кулаке и закрыл глаза. Странно, хотя я крепко ее сжимал, она оставалась холодной. Казалось, у меня в руке лежит кусочек льда. Я вернул ее Кэре. Она с отвращением взглянула на нее и бросила на ночной столик.
— Что это? Откуда это взялось?
Еще два вопроса, на которые я сегодня не мог ответить.
Несмотря на усталость, мне не спалось. Я лежал, наблюдая за игрой теней на потолке, и думал о Джин. Я вспоминал, как она сидела у меня на коленях, как мы целовались. Вспоминал запах и тепло ее тела. Мы как будто были в комнате одни, хотя там было полно народа.
И, конечно, я думал о родителях. Было непривычно сознавать, что их нет дома, что они не сидят у телевизора или не занимаются чем-то еще. Не то чтобы я боялся, просто это было странно.
Я сожалел об утренней ссоре. Но, утешал я себе, это не моя вина. Переворачиваясь с боку на бок, я все подбирал новые аргументы в нашем споре.
Я взглянул на часы. Они показывали 1:42, а сна ни в одном глазу. Я встал и подошел к окну. Сам не знаю зачем. Может, надеялся увидеть подъезжающую машину родителей. Я выглянул во двор. Фонарь у крыльца заливал желтым светом лужайку, на которой дрожали причудливые тени. Стоял густой туман. Я с трудом мог разглядеть фонарь на другой стороне улицы. А начинавшийся дальше лес вообще тонул в серой мгле.
Я прижался к оконному стеклу. Оно приятно холодило мое разгоряченное лицо. Где-то в лесу завыл какой-то зверь. Ему вторил другой. Я прислушался. Это не было похоже на собачий вой.
Я вновь посмотрел в окно. Серый фургон стоял на том же месте — на противоположной стороне улицы.
Вой между тем становился все громче и, похоже, приближался.
И тут я заметил, как кто-то бежит по лужайке к улице. Я тряхнул головой. Может, я все же засыпаю и мне это привиделось? Но нет. Это был Роджер. Я отчетливо видел его в желтом свете фонаря. Его коричневая куртка развевалась на ветру. Длинная тень легла поперек лужайки. Он бегом пересек улицу. Тут боковая дверь фургона отворилась, и чьи-то две руки помогли Роджеру забраться внутрь. Дверь тут же закрыли.
— Что происходит? — прошептал я.
Вновь выглянул в окно. Все тот же туман, темный фургон без признаков жизни. Дрожащие тени на лужайке. Тьма стала еще более непроглядной.
Я почувствовал, что дрожу, и отошел от окна.
Что же это? Зачем Роджеру понадобилось наведываться в этот фургон глубокой ночью? С кем он там встречается?
Все еще ощущая дрожь, я направился к двери. Я решил разбудить Кэру. И тут мой взгляд упал на какой-то предмет рядом с кроватью. Что-то белело на ночном столике. Я двинулся туда, споткнулся и ударился мизинцем о ножку кровати.
— А-а!
Я прыгал на одной ноге, ожидая, когда боль утихнет. Потом направился, чертыхаясь, к столику.
Это была голова обезьянки! Глаза из хрусталя сверкали еще сильнее в свете лампы. Ее зубы были по-прежнему оскалены в насмешливой гримасе, словно она издевалась надо мной.
Неужели я принес ее к себе в комнату? Я этого не помнил. Впрочем, кроме меня, некому было это сделать. Я был очень уставшим, вот и забыл.