Вот он это и проделал: встал — на тропе, за спиной Мобуты, выпрямился, глубоко вдохнул через рот, потом выдохнул через нос — медленно, представляя, что прямо перед носом находится перо… «Выдыхайте так медленно, — учили японские психиатры, — чтобы оно не шелохнулось».
И правда — паника вроде прошла. Тогда Денис быстрыми шагами нагнал Мобуту, окликнул. Тот остановился, повернулся.
Прежде чем развернутся события, поспешим пояснить — Дениса подбадривало, что Славка успел ему рассказать: Мобута — не настоящий «афганец». Не десантник. Не спецназовец, а скорее снабженец. Конечно, вес у Дениса был для схватки с тридцатипятилетним Мобутой неподходящий. Но он всегда помнил, что зато у него есть важное свойство — резкость. Когда он еще ходил на самооборону, тренер всегда его за это хвалил. Ну и потом предметом постоянного внимания Скина были тафгаи (если кто не знает, от tough guy — крутой парень) в хоккее. Без верного напарника Марти еще неизвестно — установил ли бы Гретцки знаменитые в хоккейной истории бомбардирские рекорды. А то вот недавно Симпсон схватился со Срюбко — и натянул свитер ему на голову… Это было круто! Как украинец вывернулся — Денис тогда даже не понял.
…И вот, если вернуться на ту тропу, где пересеклись две судьбы, Денис, сконцентрировавшись, завел руку назад, по всем правилам перенес вес тела на ту ногу, что была сзади, затем резко развернулся и плоской ладонью со сжатыми пальцами — не кулаком — молниеносно врезал Мобуте снизу в подбородок. А сам тут же отпрыгнул.
Расчет был на неожиданность. Мобута и правда чуть не упал. А дальнейшее уже в основном известно.
…Ведь убежать-то после удара Денис запросто мог, да не имел права! В том и фишка была, чтобы вовлечь Мобуту в драку. Славка показываться ему не должен был. Нужен именно незнакомый пацан, чтоб Мобута ничего не понял — где, что?.. Расчет у Славки был на добросовестность Костыля. Вот если бы он сильно замешкался или другой кто дежурил и Мобута стал бы молотить Скина по-крупному — вот тогда Славка въехал бы прямо в него на скорости своим «Харлеем», бывшей «Явой». Так у них было задумано.
В общем, Денис не раздумывая согласился пожертвовать своей шкурой — сыграть роль приманки. Или как на войне — «Вызываю огонь на себя». Сейчас он сидел спокойненько — можно сказать, отдыхал. Башка болела, но не очень. Он прекрасно понимал, что вышло лучше, чем они со Славкой рассчитывали, — этот дурак стал менту сопротивляться. Теперь его быстро не выпустят, что и требовалось доказать.
Слава же все происходящее слышал, пользуясь летним временем, из открытого окна, прижавшись спиной к стене отделения. А потом пошел к своему мотоциклу, не садясь — на всякий случай! — увел его по-тихому подальше и стал звонить в Омск адвокату Сретенскому. Но у того телефон не отвечал. А так как во всем организованный Слава адресом его запасся, то долго размышлять над дальнейшими своими действиями не стал.
Скина поставить в известность о принятом только что решении Слава возможности не имел. Но правильно расчел, что когда Костыль Дениса отпустит и тот доберется в Оглухино, то сообразительная Нитка, выслушав его рассказ, Славкины действия быстро вычислит и все Скину объяснит. А потом и созвониться, может, удастся. Пока после звонка в Омск батарейка у его сотового разрядилась, а на зарядку времени не было. Да и негде было подзаряжаться.
А Скин сидел смирно на скамейке (Костыль велел ему подождать — его показания тоже надо записать) и вспоминал отдельные страницы из «Спецназа». Писал книжку американец, и над некоторыми местами можно было наржаться. Например, в главе «Как ставить себе цели»: «Постарайтесь найти способ вознаграждения себя за сделанный успех. Например, я недавно травмировал колено и пообещал купить себе новый автомобиль, если вернусь к тому уровню подготовки, который у меня был до травмы. Такой перспективный подарок стимулировал мою работу, и восстановился я достаточно быстро».
«Да, — думал Денис, — не иначе как придется обещать себе новый автомобиль. А то по-быстрому не восстановиться».
…В это время «Харлей-Ява» уже летел по федеральной трассе со скоростью около 150 километров. Конечно, всю дорогу на такой скорости не пройдешь, но на сотню рассчитывать можно. Предстояло пройти 780 километров — и желательно до ночи. Времени на часах было 11 часов 40 минут.
В отличие от обычных школ, где с конца мая и до 1 сентября учащиеся убывают на летние каникулы (почему герои нашего повествования и путешествуют вот уже несколько дней по своей стране), в суворовских училищах и кадетских корпусах России воспитанники на полтора месяца выходят в полевые лагеря.
И только в разгар лета возвращаются на зимние квартиры.
Жалко, что Ваня Бессонов сейчас в Москве. А то он тем, кто с изумлением уставился сейчас на эти слова, сразу бы процитировал лермонтовское «Бородино», где рассказано, что многие русские солдаты хотели поскорей сразиться с Наполеоном и удивлялись, что Кутузов медлит: «Что ж мы — на зимние квартиры?..» То есть с полей, не сразившись, в казармы, что ли?..
Так вот, в середине лета и не раньше наступает момент, когда они могут разойтись или разъехаться на летние каникулы.
Петр Волховецкий шел по улице Ленина и думал о Париже.
В этом году он занял второе место в областной олимпиаде по географии, чем очень гордился, и про Париж, как и про другие столицы мира, скажем прямо, кое-что знал. Но Париж в его мыслях потому, собственно, возник, что в это лето у Омского кадетского корпуса был первый выпуск. Эти слова прозвучат странно для тех, кто знает, что корпус вообще-то, под разными названиями, но с одними целями, существует в Омске не больше и не меньше как с 1813 года.
Но тут долгая песня — объяснять. В общем, заново корпус открылся только три года назад, и то, говорят, после больших стараний губернатора. И золотые медалисты первого выпуска поехали в Париж! И Дима Тарабукин, давний приятель Петра (три года уже дружат в корпусе — мало, что ли?), вернувшись, так зажигательно рассказал ему про Париж, что теперь Петр только об этом городе и думал, как фанат какой.
Он мечтал, как на будущий год тоже получит золотую медаль. И все им восхитятся и тоже пошлют в Париж. Хотя вообще-то глупо было думать, что каждый выпуск посылать станут. А потом — с чего это Волховецким восхищаться, когда уже сейчас ясно, что на медаль не менее двадцати человек идут? Но, правда, возражал Волховецкому-пессимисту Волховецкий-оптимист, кроме пятерок по общим предметам, есть еще другие достижения. Все-таки, помимо успеха в олимпиаде по географии, он в сборной корпуса. И в кубке России по рукопашному бою выступил лучше всех.
И тут же мысли его неизвестно почему скользнули к новогоднему балу. И еще о том подумалось, что тают, как снег в апреле, старые его дружбы. Уж какими друзьями были они с Филькой! Целый год, пока тот корпус не бросил. А сейчас, когда встречаются, — через десять минут и говорить не о чем. Филька всю неделю только и ждет субботней дискотеки. А Петр как-то зашел — в штатском, конечно, в увольнительной был, — так чуть не оглох и от дыма едва не задохнулся. Ну, он курит иногда, но не так же, чтоб одним дымом целый вечер дышать. Прыгают в этом дыму, извиваются, голые, как черти в аду, по бабкиной поговорке.
В общем, дискотека — или губернаторский новогодний бал, когда все девочки в воздушных таких длинных бальных платьях, — есть разница? Только ребятам ее уже не объяснишь. Они, как услышали про бальные танцы, со смеху подохли.
Ну вообще все другое. Другая жизнь. Даже вот салфетки на столах — не бумажные! — как норма, понятно? Да сейчас-то что. А вот раньше, ну, в конце еще XIX века, так тогда полагалось на каждого кадета — он сам читал в их библиотеке «Табель вещам обмундирования, белья, постелей и снаряжения в кадетских корпусах…» — салфеток ручных на каждого — 6, носовых платков — 8, утиральников (это полотенец значит) — 6.
Кадету надо уметь вести себя везде — и за столом, и в транспорте, и на улице, и на балу… А его дружки сейчас только матом, и при девчонках. А те хихикают!
Кадет так себя вести не может. Кто-то должен лицо России поддерживать, как их старший вице-сержант говорит. А то и правда в других странах будут думать, что у нас не лицо, а пьяная харя. И где, скажут, ваш хваленый русский язык, «великий и могучий», как ваш Тургенев писал? Что от него осталось-то? Пятнадцать-двадцать слов, вам больше и не надо, хватает. Наезд, крыша, разборка, гонишь, не грузи меня, отстегнуть, короче, типа, крутой, конкретные пацаны… Ну еще, скажем, примочки и прибамбасы (это слово, правда, Петр сам тоже употребляет). И мат. Все.
Но прежним его дружкам этого уже не объяснишь — вообще не поймут, о чем это он. Для них Россия — одно, а банка пива всегда в руке — другое. На Россию пусть кто-то там пашет, это все не про них.
