Боль не отпускала. Она по-прежнему терзала мою израненную ногу. Кровь стучала в висках. Голова так кружилась, что мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть.
Уже оказавшись на кухне, я повернулась и посмотрела на лужайку, посеребренную светом луны. Кот не двигался с места. Он стоял и смотрел на меня безжалостными желтыми глазами, полными злобы.
Шипя, он рассекал воздух когтистой лапой, снова и снова, словно терзая меня, словно показывая, что он хочет со мною сделать.
Содрогнувшись, я захлопнула дверь.
Затем, продолжая держаться за ногу, я с трудом поднялась по лестнице на второй этаж и доковыляла до ванной. Боль, наконец, начала стихать, но голова все равно кружилась. Казалось, все мое тело трясется в конвульсиях.
Я включила свет. Подковыляла к раковине. Схватила пригоршню бумажных полотенец, чтобы прижать их к ранам и остановить кровь.
Я наклонилась. Поднесла полотенца к ноге — и чуть не задохнулась от изумления.
Раны не кровоточили.
Глубокие царапины были ярко-белыми, такими белыми, что казалось, будто они светятся.
Кожа была рассечена — но при этом не пролилось ни капли крови. Крови не видно было совсем.
Я смотрела на свою ногу, бережно массируя ее, чтобы унять боль.
«Порезы должны кровоточить, разве не так? — спрашивала я себя. — Порезы всегда ярко-красные. Они не бывают ослепительно-белыми.
И они обязательно кровоточат, верно?»
* * *
На следующее утро будильник вырвал меня из сна в половине восьмого. Я села и потянулась. Первым делом я высунула из-под одеяла пострадавшую ногу, чтобы осмотреть ее при свете дня.
Моргая со сна, я пристально разглядывала ногу. Потирала ее пальцами. И снова разглядывала.
К великому моему изумлению, глубокие белые царапины практически полностью затянулись.
Я поднялась на ноги, шатаясь и чувствуя себя абсолютно не выспавшейся. Вообще-то я «жаворонок». Обычно я просыпаюсь посвежевшей и в полной боевой готовности. Но в это утро я чувствовала такую усталость, будто и не спала вовсе. И когда я плелась в другой конец комнаты, чтобы переодеться для похода в школу, ощущение было такое, будто мое тело весит как минимум тонну!
— Мама? — позвала я, спустившись на кухню. Она стояла посреди кухни, заведя руки за спину — пыталась застегнуть пуговицу на блузке.
— Мам, мне надо кое-что тебе рассказать, — выпалила я. — О том, что случилось прошлой ночью. — С этими словами я подошла к ней и сама застегнула непослушную пуговицу.
— Блузки делают мужики, — мрачно сообщила мама. — Только мужик может сделать вещь, которую фиг застегнешь. Думаешь, сами они купят рубашку с пуговицами на спине? То-то и оно.
— Мам, пожалуйста… — начала было я.
Она бухнула на стол коробку с хлопьями. Затем поспешила к холодильнику и выудила из него пакет молока.
— Приготовь себе хлопьев, Элисон. Сок возьмешь в холодильнике. Я дико спешу. И уже опаздываю.
— Но мне нужно тебе кое-что рассказать! — запротестовала я. Она меня не слушала. Она зачем-то выскочила в коридор.
Когда мама куда-то спешит, ей все как об стенку горох. А спешит она постоянно.
Я подошла к буфету и принялась рыться на нижней полке.
— А где Таннер? — крикнула я.
— Ушел пораньше. С твоим отцом, — отозвалась мама. — Где мой кошелек? Почему я никогда не могу найти кошелек?
Я достала из буфета какую-то снедь. На стене напротив висела радиоточка. Передавали новости. Про ураган какой-то.
Я принялась за еду.
Мама вернулась в кухню, раздраженно покусывая нижнюю губу.
— Постараюсь вспомнить пошагово, — проговорила она. — Этот проклятый кошелек должен быть где-то здесь.
— Я действительно должна с тобой поговорить, — предприняла я очередную попытку. — Тот огромный серый котище…
Мама опять исчезла.
— Нашла! — радостно крикнула она откуда-то сзади.
Я стояла у стойки, поглощая свой завтрак. Лучи утреннего солнца лились в окно, заливая кухню золотистым светом. Задняя дверь была приоткрыта, и я слышала, как дальше по улице беззаботно кричат и смеются дети.
Несмотря на чудесный денек, я все еще страдала от усталости, и настроение было скверное. Из головы не шел Рип.
«Он не обычный кот, — вспомнились мне пугающие слова Кристал. — Напрасно ты связалась с Рипом».
Я жадно заглатывала еду. Меня передернуло, когда я вспомнила, как кот накрыл мое лицо своим телом, пока я спала.
Что он пытался сделать?
Неужели он действительно хотел меня задушить?
Я очень явственно увидела, как он вылетает в окно. Вспомнила глухой стук, с которым его тело ударилось о землю двумя этажами ниже.
Он умер. Но он не умер.
— Мама… мне правда нужно с тобой поговорить! — заорала я.
— Элисон, нет нужды так кричать.
Я аж подскочила. Оказывается, она стояла в дверях.
— Мам… — начала я.
Но ее взгляд был устремлен на кухонную стойку. И лицо ее было испуганным.
— Господи, Элисон, что ты делаешь?! — закричала она. — Разве это завтрак?
Я опустила глаза… и в испуге вскрикнула.
— О нет! Не могу поверить!
В ужасе я уставилась на пустые консервные банки на кухонной стойке.
Только что я умяла три большие банки тунца.
Мне немножко полегчало. Не то, чтобы я чувствовала себя столь же бодрой, как обычно. Но, по крайней мере, меня уже не шатало, и голова не кружилась.
«Мне просто нужно хорошо выспаться ночью, — решила я. — Мне необходимо провести ночь без котов, залезающих мне на лицо».
Я прошла между рядами кресел и поднялась на сцену.
Райан и Фредди устроили армрестлинг на подлокотнике королевского трона. Фредди был настолько больше Райана, что ему практически не приходилось прилагать никаких усилий. Лицо Райана побагровело и исказилось от боли, а Фредди неумолимо толкал его руку вниз.
Остальные ребята подзадоривали их криками и смехом.
В правой части сцены ребята-рабочие трудились над балконом королевского замка. На самом деле «балкон» был вырезан из картона и крепился к вершине высоченной лестницы.
В заключительном акте я должна была стоять на «балконе», перегнувшись через «перила», и разговаривать с Райаном. Я уже успела опробовать лестницу несколько раз. Она оказалась довольно шаткой.
На первых порах я боялась высоты. Забираясь наверх, я страшно нервничала. Однако мистер Кинс заверил меня, что лестница надежно закреплена.
«Главное, смотри под ноги, когда будешь подниматься, — посоветовал он, — и все будет хорошо».
Я бросила рюкзак у края сцены и направилась к трону.
Когда я подошла, Фредди с силой прижал руку Райана к подлокотнику трона. Он тут же вскочил и вскинул руки над головой в знак триумфа, а ребята поддержали его одобрительными выкриками.
Все еще красный как рак, Райан угрюмо поплелся прочь, тряся пострадавшей рукой.
— А нечего бороться с королем! — крикнул ему вслед Фредди.
Я нагнала Райана.
— Сдается мне, Фредди чересчур увлекся своей ролью, — заметила я. — С каких пор он называет себя королем?
Райан снова потряс рукой.
— Он жульничал, — проворчал он. — Я его почти уделал, но он жульничал.
Я не выдержала. Я рассмеялась.
— Как, интересно, можно жульничать в армрестлинге? — осведомилась я.
— Быть больше и сильнее меня! — пояснил Райан.
Мы покатились со смеху.
— А где мистер Кинс? — спросила я.
— В офисе, беседует с чьими-то предками, — вмешался Фредди, перекидывая свою королевскую корону из одной руки в другую. Он показал на лестницу: — Элисон, готова к сцене на балконе?
Я посмотрела на высокую лестницу. Ребята-рабочие как раз сражались с картонным «балконом». Один из них вскрикнул, когда все это сооружение чуть не грохнулось вниз.
— Может, не сегодня? — сказала я. — У меня не было времени выучить свои реплики для этой сцены.
Фредди повернулся к Райану.
— Как рука? — осклабился он. — Не сломал, надеюсь?
— Ничего, — нахмурившись, ответил Райан. — В следующий раз я тебе покажу.
— В следующий раз? — засмеялся Фредди. — Что, готов повторить?
Райан отвел глаза.
— Может, завтра, — пробурчал он.
Мы немножко попикировались в ожидании мистера Кинса. Тем временем сидевшие в зале ребята из хора репетировали одну из песен.
Ребята-рабочие наконец закончили устанавливать «балкон». Они спустились вниз, чтобы оценить результаты своих трудов.
Райан рассказывал о забавном случае, приключившемся в кабинете ИЗО мистера Клэя. Он здорово передразнивал его, мистера Клэя, голос, высокий и писклявый.
Мы все смеялись и тоже пытались передразнивать мистера Клэя.
Внезапно Райан умолк. Улыбка сошла с его лица. Прищурившись, он посмотрел на меня.
— Что с тобой, Элисон? — спросил он. — Ты это чего?
