И тут в свете карманного фонаря Болдырев увидел ужасную картину: какой-то растрёпанный человек катался по земле, обхватив руками что-то косматое и несуразное. В человеке Болдырев сразу признал Васю, а кого тот держит в руках, никак не мог разобрать.
— Что же это?! — сказал Болдырев.
— Всё в порядке, — донеслось с земли, — одного поймал!
При этих словах старшина Тараканов хлопнулся сверху на Васю и, гремя усами, вцепился в то, что держал Вася в руках.
Через секунду старшина поднял за шиворот какое-то существо, глаза которого в свете карманного фонаря блестели, как у сыча.
В репьях и в тине, кудлатый, растерзанный, в мощной руке Тараканова болтался Матрос. Шерсть у него стояла дыбом, ухо, которое прежде торчало, теперь повисло, как подрубленное, а то, что висело раньше, теперь же, наоборот, поднялось.
Тут в доме стекольщика вспыхнул свет, и на крыльце показался Рашпиль.
— Кто там? — крикнул он и, выхватив из-под крыльца какую-то корявую дубину, стал спускаться в сад. — Кто тут? — орал он. — Убью!
Глава двенадцатая
СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
Размахивая дубиной, Рашпиль обошёл весь двор. Потом вернулся на крыльцо и снова угрожающе сказал в темноту:
— Убью!
Он потоптался на крыльце, хлопнул изо всех сил дверью, ушёл в дом.
Скоро свет в окне погас. На улице слышно было, как ухнул Рашпиль на кровать — заныли железные пружины.
В стороне от дома, под соснами, виднелись какие-то тени.
Две-то тени стояли спокойно, а третья, усатая тень, всё время шевелилась, она прижимала к груди что-то лохматое и брыкающееся. Это старшина Тараканов держал на руках Матроса и напоминал сейчас старинного богатыря, который побеждает некрупного дракона.
Печально выглядывал этот дракон из милицейского кулака. Ему хотелось ужасно укусить старшину, но руки того были в специальных непрокусываемых перчатках.
Да, день сегодняшний оказался для Матроса днём сплошных разочарований. Просидев до вечера в крапиве, Матрос отправился на поиски Васи, с трудом разыскал его у сарая, а Вася дал ему по морде и стал душить. Не это ли называется собачья жизнь?
— Отпустите пса, — тихо сказал Болдырев.
Старшина разжал перчатку, и Матрос бухнулся на землю, прижался к Васиной ноге. За день он что-то совсем исхудал — шкура болталась на нём, как шинель с чужого плеча. Вася погладил его.
— Собака — друг человека, — насмешливо сказал Болдырев. — И этот человек вместе со своей собакой может отправляться домой. Мне такие водопроводчики не нужны.
Болдырев повернулся к Васе спиной и шагнул в сторону, старшина — за ним.
Мгновение — и они скрылись бы в темноте, но случилось неожиданное.
Матрос ринулся вдогонку и вцепился в галифе старшины.
Галифе тревожно затрещали.
— Чего!!! — шёпотом крикнул старшина. — Обмундирование рвать!!!
Он махнул ногой — хорошо начищенный сапог, как сабля, свернул в темноте.
— Назад, Матрос! Ко мне!
Матрос выплюнул галифе, отскочил в сторону.
— Тихо! — сказал Болдырев и шепнул что-то на ухо старшине.
Тот козырнул: есть!
— Пойдём, — сказал Болдырев Васе. — Я тебя провожу.
— Собаку с человеком спутать трудновато, — говорил Болдырев, пока они шли по кармановским тёмным улицам, — видно, ты здорово перепугался. Ну ничего, многие люди боятся темноты. А ты парень сообразительный, только, пожалуй, трусоват. Ладно. Домой тебе ехать поздно. Пойдём в милицию, там переночуешь.
— Ничего мне не надо, — сказал Вася. — Я на станцию пойду.
— Чего ж ты? Обиделся, что ли?
Он повернулся к Болдыреву спиной, свистнул Матроса и пошёл к станции.
Всё-таки Вася, конечно, обиделся. Правда, на Болдырева обижаться не приходилось. Оставалось обижаться на себя.
Так, обижаясь на себя, пришёл Вася к станции. Была ночь, и последний поезд давно уж дремал в тёплом депо.
По пустынной платформе слонялись два или три человека, которые тоже, кажется, обижались на себя. Один подошёл к Васе и попросил закурить.
— Я не курю, браток.
— Эх! — сказал обиженный. — И тут не везёт.
Да, бывают на свете такие люди, которым не везёт. Они вечно опаздывают на поезд и покупают пса за поросят. Вся их жизнь — сплошное невезение. Иногда кажется: вот-вот должно повезти, вот-вот ухватят они за хвост синюю птицу, а оказывается, это и не синяя птица, а так себе, воробушек, воронье перо, куриная косточка.
Вася уселся на длинную железнодорожную лавку и стал думать о своих обидах и невезениях. И так получалось, что ни в чём-то, ни в чём не везёт.
Матрос, которому в жизни тоже не везло, залез на лавку и улёгся, свернувшись. Он превратился в рыжую пушистую подушку. Вася положил голову на эту подушку и скоро заснул, слушая, как бурчит у подушки в животе.
Ранним утром сел Вася на поезд, поехал домой и, когда уже подходил к деревне, издали увидел Евлампьевну.
Она сидела на брёвнышке у скотного двора и горько плакала.
Глава первая
ЦВЕТОЧЕК БЕЗ ПОЛИВКИ
Жизнь Васина потекла теперь самым обычным образом. Она, как говорится, вошла в свою колею.
Но колея эта Васе не очень-то нравилась. Ему хотелось, чтоб была она с каким-нибудь вывертом, с загогулинкой.
Однако откуда было взяться этой загогулинке, если у утра до вечера приходилось ему учиться на механизатора, часами сидеть над книжкой с мощным названием «Трактор»? И если он видел какую-нибудь загогулинку, так только в руках тракториста Наливайко, который ковырялся ею в тракторном моторе.
Недели через две после возвращения из Карманова Вася решил написать Болдыреву письмо и посмотреть, что из этого получится. Взяв чистый лист бумаги, он стал писать:
Добрый день (или добрый вечер, не знаю), дорогой товарищ капитан!
Пишет письмо вам ваш знакомый Василий Куролесов из Сычей, который усы лепил (от полушубка). Он пишет письмо в милицию первый раз, поэтому прошу извинить его за ошибки (запятые или буквы). А если не извиняете, всё равно дочитайте письмо до конца.
В первых строках обращаюсь к вам с глубочайшей сердечной просьбой. Сообщите мне: поймали Курочкина или нет?
Во вторых строках меня интересует Рашпиль (рябой). Всё в том доме живёт или переехал?
В последних строках сообщаю вам, что я тогда не струсил, а просто напугался. Если надо, то я пойду сражаться за Родину.
Жду ответа, как космонавта ракета.
Василий Куролесов.Вася перечёл письмо, заклеил его в конверт и вывел крупный адрес:
Райцентр Карманов, милиция, капитану Болдыреву (лично).
Вверху приписал ещё слова: Срочно. Но этого ему показалось мало: в уголке конверта, рядом с маркой, он добавил:
Почтальон! Шире шаг!
Опустив письмо в ящик, приколоченный к сельсовету, Вася стал ждать ответа.
День шёл за днём — ответа не было, и Вася становился всё более мрачным. Улыбка что-то совсем исчезла с его лица. Приходя домой, он садился на сундук и глядел задумчиво на фотографии дальних родственников.
Матрос всюду слонялся за ним и тоже часами просиживал у сундука, глядя на фотографии дальних родственников.
— Васька у меня как цветочек без поливки, — жаловалась соседям Евлампьевна. — Совсем захирел.
Соседи разводили руками, пожимали плечами — надо бы, мол, полить этот цветочек, да как это сделать, неизвестно. Не придумано ещё такой аппаратуры, чтобы душевные неприятности поливать.
А между тем настоящие цветочки — анютины глазки и вероники — повсюду уже распустились. Дождь их поливал, грело солнце, и дни, как рыбки, уплывали.
Вот только что был день, только что держал его Вася в руках, а вот уж и нет его, в руках — пусто, и ночь наступила.
Как-то утром Евлампьевна разбудила Васю
— Васьк, — сказала она, — письмо!
Сегодня была нерабочая суббота, и тишина стояла в деревне Сычи.
Конечно, это не была такая уж мёртвая тишина. Например, слышно было, как соседка Марусенька доит корову. Струйки молока били в ведро с однообразным пилящим звуком: вжж… вжж… вжж… Можно было даже подумать, что Марусенька пилит это ведро. Но это она доила корову Розку.
Сонными ещё руками Вася разорвал конверт и вынул оттуда письменный листок:
Васька! Берегись! Ты получишь своё!
Вася крутил листок в руках и глядел в него, ничего не понимая.
— Вась! — приставала Евлампьевна. — От кого письмо?
