Басина Марианна Яковлевна
Здесь каждый шаг в душе рождает
Воспоминанья прежних лет…
Пушкин. Воспоминания в Царском Селе
«Для помещения в оном Лицея»
Всю дорогу от Петербурга до Царского Села архитектор Василий Стасов был погружен в свои мысли. Изредка бросал он рассеянный взгляд на покрытую снегом однообразную болотистую равнину, по которой пролегали двадцать пять верст дороги, соединяющей столицу и Царское Село, и вновь думал о своем.
Ему — молодому зодчему, немало построившему в Москве, — дано было первое поручение от петербургского начальства. Надобно было составить проект внутренней переделки дворцового флигеля в Царском Селе. И вот по какому случаю. Во флигеле этом решено было разместить вновь открываемое учебное заведение — Лицей.
Стасову припомнились слухи, что ходили в петербургском обществе по поводу Лицея, или Ликея. Никто толком не знал, как следует произносить это слово — на французский или на греческий манер.
Слухи были разные. Одни говорили, что император задумал воспитывать своих младших братьев, четырнадцатилетнего Николая и двенадцатилетнего Михаила, «общественно», вместе с отпрысками знатнейших фамилий. Посему повелел он разместить в Царском Селе у себя под боком «особенный Лицей» — для избранных. Другие (в большинстве это были дамы) полагали, что императору, «любящему нежный детский возраст» и не имеющему собственных детей, захотелось видеть вблизи себя «невинных и веселых отроков» и он повелел устроить для них в своем летнем дворце Лицей. Третьи без всяких сантиментов считали, что все это от вольнодумства. Все это злостные затеи семинариста Сперанского, который из дьячков пробрался в статс-секретари, втерся в доверие к государю и подбивает его на опасные и вредные реформы.
Но что бы ни толковали в столичном обществе, а в начале 1811 года был опубликован Указ Сената об основании Лицея. И вот ему, зодчему Стасову, предложено было незамедлительно отправиться в Царское Село, осмотреть предназначенное для Лицея здание и решить, как наилучшим образом приспособить его для нужд будущего учебного заведения.
Близ Пулковой деревни дорога пошла в гору. Лошадь, впряженная в крытые сани, бежала медленней. Проехали еще верст с пяток, и вдали, будто нарисованные на сером небе, показались черные силуэты огромных ветвистых деревьев, золоченые купола церкви Большого дворца. По расчищенной дороге сани въехали в прямую широкую улицу. Замелькали веселые домики с садами, казенные каменные строения. Миновали занесенный снегом парк и громаду нового Александровского дворца — творение зодчего Кваренги.
Зимою в Царском Селе бывало пустынно и тихо, не то что в летнюю пору, когда сюда из столицы переселялся царь со своим двором. Тогда тихий зеленый городок становился, ни дать ни взять, «Петербургом в миниатюре».
Новый флигель, который приехал осматривать Стасов, стоял возле дворца как отрезанный ломоть. Он был огромен, но узок. Его строгая громада со скупыми украшениями как бы подчеркивала затейливую роскошь Большого дворца. Строил флигель при Екатерине II архитектор Илья Неелов.
Екатерина терпеть не могла своего курносого бешеного сына Павла. Втайне мечтала она, обойдя его, посадить на престол старшего внука — Александра. И его, и младших детей Павла держала при себе. Для них и велела возвести этот «чертог», соединенный крытой галереей с ее собственным дворцом.
Теперь флигель пустовал. Шаг за шагом обошел Василий Стасов все четыре этажа его. В первом и в четвертом потолки невысокие, окна небольшие. Во втором потолки гораздо выше, а в третьем совсем высокие. Обширные комнаты, парадные залы… Стены обтянуты голубым, малиновым, зеленым штофом. Мебель (она также передавалась Лицею «на первое обзаведение») по большей части старинная. Многое рассохлось, выцвело, обветшало…
Вид на Большой Царскосельский дворец и парк.
Литография А. Мартынова. Около 1820 года. Фрагмент.Гулко отдавались шаги в пустынных дворцовых покоях, где ныне надлежало разместить полсотни «веселых отроков». Здесь должны они жить, учиться, отдыхать. Классы для занятий, библиотека, гимнастический зал, столовая. Одних только спален пятьдесят — у каждого воспитанника своя.
Переделки предстояли значительные, а времени оставалось мало. К осени, когда начнутся занятия, все должно быть готово.
Вернувшись в Петербург, не мешкая, подал Стасов по начальству «Опись переделкам и поправкам Царско-Сельского бывшего дворца их императорских высочеств великих князей, для помещения в оном Лицея».
Вскоре министерство народного просвещения заключило с подрядчиком Иваном Пробкиным контракт на производство строительных работ. Нагнал в будущий Лицей подрядчик Пробкин умельцев-мужиков: каменщиков, штукатуров, маляров, печников, плотников — и работа закипела.
К началу октября 1811 года все в Лицее было готово для приема воспитанников. Здание внутри перестроено и заново отделано. Старая мебель приведена в порядок, изготовлена и приобретена кой-какая новая. Для воспитанников, профессоров, служителей сшита форменная одежда; закуплены книги и учебные пособия.
В первом этаже бывшего дворцового флигеля разместилось хозяйственное управление Лицея, квартиры инспектора и гувернеров; во втором этаже — гардеробная, столовая, буфетная, больница с аптекой, малый конференц-зал, канцелярия; в третьем этаже — большой зал, классы, физический кабинет, Газетная комната, в галерее — библиотека; в четвертом этаже — комнаты-спальни воспитанников.
Большой дворец и Лицей.
Литография А. Тона. 1822 год.Четвертый этаж по проекту Стасова подвергся самой основательной переделке. Втиснуть в один этаж полсотни спален оказалось нелегко. Для этого ранее существовавшие внутренние стены были разобраны, двери заделаны. На месте их возвели шесть поперечных капитальных стен с проходами-арками. Арки образовали сквозной коридор. И по обе стороны коридора появились пятьдесят две крохотные комнатки-спальни с оштукатуренными дощатыми стенами. Эти стены-перегородки делили окна пополам так, что в большинстве спален было по половине окна. Для «чистоты комнатного воздуха» перегородки не доходили до потолка. Для этой же цели потолок всего этажа был приподнят на один аршин. В каждую комнату вела из коридора небольшая дверь, окрашенная желтой масляной краской «под дуб». В верху каждой двери — «для сообщения воздуха и света» — находилось окошечко с железной сеткой. Полы были дощатые, а не паркетные. Над каждой дверью висела черная дощечка с номером комнаты и фамилией воспитанника.
Музей Лицей. Коридор четвертого этажа и спальни лицеистов.
Фотография.Лицейские гувернеры и некоторые профессора заранее переселились в Царское Село в специально отведенные для них квартиры.
Директору предоставлен был стоящий через переулок против Лицея двухэтажный каменный дом.
Два каменных строения по Певческому переулку, рядом с домом директора, тоже были переданы Лицею. Там разместились кухня, прачечная, баня, погреба.
В ожидании прибытия воспитанников в лицейской кухне уже хозяйничали повар Иван Веригин и смотрительница над кухней и съестными припасами «майорская дочь» София Скалой.
В гардеробной наводила порядок кастелянша — «жена отставного придворного скорохода» — Надежда Матвеева.
В помощь служителям-дядькам еще в августе прислана была «инвалидная команда» — унтер-офицер и шесть солдат-инвалидов.
В. Ф. Малиновский.
Портрет работы неизвестного художника.Директор Лицея Василий Федорович Малиновский отдавал последние распоряжения эконому Эйлеру и надзирателю по учебной и нравственной части Пилецкому.
И вот с утра 9 октября 1811 года возле директорского дома началось оживление. Казалось, хозяин принимает гостей. Со стуком подъезжали кареты, из которых степенно выходили подростки-мальчики в сопровождении родных. Но лица детей были грустны и растерянны, а лица взрослых торжественно серьезны. Они приехали не в гости. Это начали съезжаться воспитанники, принятые в Царскосельский Лицей.
Кто привез Александра Пушкина, неизвестно. Возможно, дядя Василий Львович. А может быть, давний друг семьи Пушкиных, добрейший Александр Иванович Тургенев, благодаря влиянию которого и удалось поместить двенадцатилетнего Александра во вновь открываемое учебное заведение.
Встречал приезжающих сам хозяин дома — Василий Федорович Малиновский. Было ему уже за сорок. Его открытое лицо с благородными чертами говорило об уме и доброте. Держался он скромно, просто, приветливо. Он прекрасно понимал, что творилось в душе привезенных к нему мальчиков, и старался их ободрить, успокоить, рассеять.