И мы, взрослые, были когда-то малышами, играли в классики, гоняли мяч, нянчили кукол.
В каждом дворе, в каждой компании водились свои атаманы и задиры. Не обходилось без плакс и капризуль. Не все мы радовали сердца родителей хорошими отметками, не всегда помогали взрослым в домашних хлопотах.
В разное время и по разным поводам нас то хвалили и баловали, то бранили и наказывали.
И отзывались о нас по-разному. Чего и как только не говорили о своих и соседских детях наши мамы и папы, дедушки и бабушки. Одни раздавали характеристики, как подзатыльники, коротко и ясно: лентяй, озорник, негодник. Другие… О, другие выражались куда замысловатей.
Мой самый близкий друг, Шурик, любил, оказывается, считать ворон, слонять слоны, бить баклуши и гонять лодыря. Дома он, как о том были наслышаны все в квартале, палец о палец не ударял, чтобы помочь бабушке. Как его только ни корили вернувшиеся с работы родители, как ни выговаривали, а ему все нипочем. В один из вечеров мы, приятели Шурика, услышали, что на его месте мы давно бы от стыда сквозь землю провалились и что мучили бы нас угрызения совести. А этому что ни толкуй — в одно ухо влетает, в другое вылетает. И таким он, оказывается, был и когда от горшка два вершка да под стол пешком ходил, и теперь, вымахавши с коломенскую версту. Все с него как с гуся вода и об стенку горох.
— Нет, мать, — заключил однажды отец, — я больше не намерен бросать слова на ветер и сидеть сложа руки.
И он потянулся за ремнем на стене, чтобы Шурику всыпать по первое число, задать баню, снять с него стружку и, в конце концов, показать кузькину мать, а заодно и где раки зимуют…
По правде говоря, дело редко доходило до ремня — его отец был добрейшей души человек. Но эти выражения, порою занятные и смешные, порою приводящие в трепет, зачаровывали нас своей колдовской непостижимостью. Стоило только повторить их, закрыть глаза — и воображение рисовало нам самые фантастические картины.
Ну, к примеру, приведет отец Шурика во двор мать Кузьки. Ну покажет ее нам, что дальше? Съест она Шурика, что ли? Страшна на вид? Подумаешь, нашли чем пугать. Если что — и убежать можно. А потом Кузьке Чуркину наподдать. Пусть лучше со своей мамой дома сидит. И насчет раков тоже — как это в такую жару зимовать? Зимуют-то они зимой, а до нее еще далеко. А уж когда зазимуют, они и клешней не двинут — спят ведь. Значит, тоже не очень боязно. Но вот когда будут снимать стружку… Да, тут уж твое дело плохо, друг. И Шурик в моем воображении превращался в этакое бревно, которое укладывали на верстак, а его отец, надев фартук, брал рубанок и… О, бедный Шурик!
Когда мы немножко повзрослели, учительница кое-что нам разъяснила. Так, мы узнали, что Кузька Чуркин был ни при чем, его мама тоже. Просто есть в русском языке очень много выражений, которые употребляют совсем в другом смысле, чем вначале кажется. То есть люди говорят одно, а разумеют другое. Это «двусмысленные» фразы. Один смысл у них прямой, другой — иносказательный, переносный.
— Кто их выдумывает?
— Как разобраться, где какой смысл?
— А может, лучше обходиться без них?
* * *
Ну что же. Давайте разбираться, что это за хитрость такая — двусмысленные выражения или, как их еще образно называют, фразеологические обороты. Как, где и почему они появляются.
И начну я, пожалуй, с одной невыдуманной истории, которую назову так: «Не поискать ли Хомку?»
Принес я как-то домой хомячка. В зоомагазине купил. Дети обрадовались. Прижился у нас, членом семьи стал. Дали ему имя — Хомка. Кликнешь его — бежит, рыжим комком перекатывается. А потом станет на задние лапки, передние к грудке прижмет — и служит, лакомства ждет. В общем, занятный, шустрый зверек, с ним не соскучишься.
Но вот однажды пришли домой, а Хомки нашего нет. Кличем, во все уголки заглядываем — нет, и все тут.
Объявили мы всеквартирный розыск. Начали поиски с кухни. Сдвинули с места холодильник. Пыли много, а Хомки нет.
— Виталька, — командую я, — тащи веник. А ты, Леночка, мокрую тряпку.
Навели за холодильником порядок. Взялись за кухонный шкаф. И за ним нет Хомки.
Затем перешли в прихожую, в одну комнату, другую. Так «попутно» прибрали всю квартиру, а хомячка не нашли. Его принесли нам вечером соседи. Они подобрали его на лестничной клетке — больно далеко утром вышел нас провожать.
С того дня и вошло в нашу семейную речь непонятное для других выражение: «Не поискать ли Хомку?» Это значило: не пора ли приступать к генеральной уборке квартиры?
Вот вам частичный ответ на первый вопрос. Такое иносказательное выражение появилось в одной семье. Возникло оно из маленького происшествия с маленьким зверьком. И смысл слов «не поискать ли Хомку?» остался бы вам непонятным, если бы я не рассказал эту историю.
Когда я был ваших лет, в Краснодар, город, где я родился, приехали борцы. Выступали они в цирке, и увидеть их схватки было пределом мечтаний детворы. Среди силачей выделялся темнокожий борец с могучими мускулами. Звали его непривычным именем — Бамбула. И когда он проводил с противником свои хитроумные приемы, а затем припечатывал его лопатками к ковру, по цирку неслось оглушительное: «Бамбула! Бамбула!»
Переполненные восхитительным зрелищем могучей силы, ловкости и мастерства, мы выходили из цирка грудью вперед, широко расставив руки — держать их как обычно нам не позволяли воображаемые бицепсы. Ведь каждый из нас был в те минуты легендарным Бамбулой! Вот в те годы в мальчишечьей среде и родилось шутливое выражение: «Борец Бамбула выжимает два стула». Так мы насмешливо говорили о ком-нибудь из наших сверстников, которому не по силенкам пришлось немудрящее дело.
Сейчас уже трудно сказать, возникли ли эти слова в нашем городе или вместе со славой атлета перелетели к нам из других мест. Между тем, помнится, слыхивал я это выражение в среде краснодарских ребят и через десятки лет. Но ни мои дети москвичи, ни их приятели ни о каком Бамбуле не слышали. Выходит, поговорка оказалась недолговечной. Была, произносилась — и нет ее уже, исчезла.
Но вот вы читаете «Сказку о рыбаке и рыбке». Написал ее великий поэт Александр Сергеевич Пушкин. Злая жадная старуха просит у золотой рыбки новое корыто взамен разбитого, потом новую избу. Исполняя прихоти завистливой женщины, рыбка превращает ее в дворянку. А старуха знай себе требует: «Хочу быть вольною царицей!» Заделалась она вольною царицей, живет во дворце, прислуживают ей самые знатные царедворцы. Вскоре ей и этого показалось мало. Повелела царица-старуха несчастному старику передать рыбке, что хочет стать морской владычицей и чтобы ей сама золотая рыбка прислуживала.
Разгневалась рыбка.
Воротился старик от нее —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.
Эту сказку читали, пересказывали другим многие поколения людей. Она была очень понятной: кто чрезмерно многого хочет, может потерять и то, что имеет, а то и вовсе остаться ни с чем.
И снова «хитрость». Под влиянием сказки стали говорить: оказаться у разбитого корыта, вернуться к разбитому корыту.
Но слова эти относились уже не к сказочной старухе, а к любому, кто вернулся к своему жалкому положению чаще всего по своей вине. Выражение стало образным, иносказательным, фигуральным.
Знакома ли вам сказка Ганса Христиана Андерсена «Новое платье короля»? Два плута взялись соткать для короля тончайшую материю, а затем сшить из нее платье. Ткань эта, как уверяли мошенники, волшебная. Ее могут видеть лишь умные люди, достойные своей высокой должности. Вскоре ткачи принесли королю свою работу — «ничто», пустоту вместо ткани.
Однако король и все окружающие громко восхищались изяществом наряда — ведь иначе они бы прослыли за дураков. Так было до тех пор, пока король, сопровождаемый свитой, не отправился гулять нагишом по городу. Один мальчишка, который не подозревал, в чем тут дело, захохотал и закричал: «А король-то голый!»
Так, с легкой руки знаменитого датского сказочника, пошла гулять по свету крылатая фраза голый король. Ее стали употреблять в тех случаях, когда вдруг обнаруживается, что достоинства какого-либо человека оказались мнимыми, качества — показными, авторитет — незаслуженным.
В «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова некто Скумбриевич сердится на привереду, не желающего получать в учреждении «Геркулес» зарплату за безделье.