Новорождённые бобрята далеко не беспомощные детёныши, как например, бельчата. Глаза у них открыты, они одеты в прекрасную шубку, даже резцы прорезались, сразу готовы к действию. Они и плавать могут почти с первых дней жизни, но вот беда: лёгкое пушистое тельце отказывается нырять. А кругом опасность: сверху болотный лунь налетит, снизу крупная щука схватит. Поэтому заботливая мать не выпускает детей из хатки, пока они не научатся нырять или держаться около неё. Если неслух ухитрился всё-таки выбраться на свободу вслед за матерью, она осторожно охватывает его поперёк тельца резцами и водворяет в безопасное убежище. Малыши умеют и капризничать. Трогательно слышать, как ласковый голос матери терпеливо уговаривает буяна, и тот постепенно умолкает.
В Татарии имеется несколько заказников по бобрам, охота запрещена, но в некоторых местах по лицензиям проводится плановый отлов. Подкармливать бобров не приходится. Бобры расчётливые хозяева, и сами не остались бы в неподходящих по корму местах.
В начале 60-х годов завезена партия бобров из Белоруссии. Животные прижились по берегам реки Камы и её притокам.
Теперь в целом ряде областей бобры не только прочно обосновались, но и перестали бояться человека. В Гомельской области на реке Сож старший госохотинспектор Н. Н. Гребнев наблюдал, как крупный бобр плыл навстречу их катеру и даже не реагировал на шум мотора. А другой бобр не пропускал ни одного срока, когда кормили уток на птицеферме. Если под забор вкапывали сетку, он устраивал подкоп и являлся к сроку. Утки пугались. Наконец, специалисты, приехавшие за бобрами, поймали его и отвезли в Татарию. На Каме утиному нахлебнику понравилось, и вскоре он сделался родоначальником большой новой колонии.
Весна и ондатр разбудила. Проснулись, потянулись и сразу чужаков-квартирантов по шее. А дальше и очередь до зимовавших детей дошла: ступайте вон, нам пора новых деток заводить. Дети и квартиранты не спорят, пора и им своё гнездо строить. Ещё на льду проталины, а у старых и молодых гон начался. Через четыре недели малыши запищали, шесть-семь, иногда и до пятнадцати щенков. Летом и новые дети появятся, отец и мать о них самоотверженно заботятся. А первым четыре — пять месяцев минет — сами семью заведут. Вся-то жизнь ондатры два, редко три года, надо торопиться.
Весеннее солнце расшевелило лесной народ, который зиму в уютных норах и берлогах проводил, кто спал крепко, кто подрёмывал и время от времени к своим осенним запасам наведывался.
Белка так и поступала. Проснётся, вытащит плотный комочек шерсти, которым крепко заткнуто входное отверстие, и прыг вниз. Где свои кладовые найдёт, где чужими попользуется, и назад, в тёплую постельку. Но теперь, в апреле, первая забота о детях. Белочка уже приготовила в гнезде свежую мягкую подстилку, везде её собирала, не церемонилась, пограбила птичьи гнёзда. Мамы-птицы ведь тоже стараются, чтобы голеньким деткам было помягче, пока они не обросли пухом и пёрышками. Даже с липы белка дерёт волокна луба.
За белкой водятся дела и похуже. Вот она хлопотливо бежит, с одного дерева на другое перескакивает, ищет чего-то очень настойчиво.
Нашла! В толстой старой осине чернеет отверстие. Дупло. Движения белочки становятся какими-то вороватыми: не бежит по ветке, а крадётся. Ближе, ближе, любопытная мордочка всовывается в дупло. Писк — и белка отлетела от дупла, еле удержалась на ветке. В отверстии дупла молнией мелькнул и опять спрятался чей-то здоровенный чёрный клюв. Белочка, как кошка, лижет лапку, трёт ею рыженькую щеку. Ещё раз, осторожнее подбирается к дуплу и опять отскакивает. Чёрный клюв появляется и исчезает так же быстро, но зацепить ему уже никого не удаётся.
Раздаётся громкий приятный свист. Это жёлна-отец, чёрный дятел в красной шапочке, мчится нырками по воздуху. Хлоп и прицепился, точно приклеился к стволу осины у самого дупла. Но белочка этого не дождалась. С первым свистом дятла её как ветром сдуло с осины. Куда она спряталась, папа-дятел не заметил. Он на миг сунул голову в дупло, сразу же вытащил обратно, снова громкий свист — и прочь от родного дупла. Самка приняла его приношение. Уже несколько дней она не вылетает из дупла. Пять яичек, белых, как лучший фарфор, греет она в гнезде. Это она так храбро защитила их от нахальной белки. Нахальной ли? В мире животных и птиц каждая мать старается защитить и накормить своих детей, не заботясь о чужих. Белка спокойно заняла бы дупло чёрных дятлов для своих бельчат. Да вдобавок с удовольствием выпила бы и яйца, если бы ей удалось забраться в гнездо в отсутствие обоих хозяев. Мать-жёлна самоотверженно защитила своих детей. Но увы… дупло, в котором сидела, приготовила для своих детей не она с супругом, а пара больших пёстрых дятлов, которых они, чёрные, более сильные, выгнали без зазрения совести. Чёрные только немного расширили дупло для своих более крупных птенцов. Ни белка, ни дятлы не знают, что такое жестокость. Инстинкт заботы о своих детях заставляет заботиться о них, хотя бы и за счёт чужих.
Между тем, белка во весь дух мчалась прочь от дупла с нелюбезной дятлихой. Щелчок по носу оказался очень чувствительным, мордашка её презабавно распухла, но она была сильно озабочена другим: надо торопиться ремонтировать одно из зимних гнёзд, чтобы не опоздать к моменту появления на свет маленьких бельчат. В одном, самом лучшем, за зиму развелись блохи в таком количестве, что выгнали хозяйку. Другое было похуже, но белочка быстро навела в нём порядок. Мох, волос, травинки, веточки для прочности вплела, крышу из веточек над ним построила и спешно ограбила сороку, вытащила у неё из гнезда целую охапку шерсти на подстилку. Бельчатам нужно очень тёплое хорошее гнездо: они голенькие, беспомощные, глаза у них откроются только к концу месяца. Белка не только кормила их своим молоком, но скоро начала носить им птичьи яйца. Надкусив яичко, держала в лапках и давала отпить каждому, затем допивала остальное.
Белка — мать заботливая, а если надо, то и бесстрашная. Раз пильщики в лесу пилили старую ель. Вот она дрогнула, наклонилась… Тяжёлый удар о землю. И вдруг молодой пильщик закричал:
— Ребята! Бельчата маленькие в дупле! И как не разбились, когда мы ёлку валили. А это что?
Пёстрое маленькое яичко мелькнуло в воздухе и ударилось о ствол ёлки. Мать выронила его — несла детям. Не до яйца теперь! Белка сама одним прыжком оказалась на земле, промчалась под ногами у людей и скрылась в дупле. Мгновение — и опять выскочила, держа во рту бельчонка, закинула его за спину, снова промчалась под ногами у людей и исчезла.
— Ну! — только и выговорил паренёк и даже попятился от дупла. — Ровно страху на неё нету. Ой, опять!
Пушистое тельце снова промелькнуло и скрылось в дупло.
— Ловко! — засмеялся паренёк. — А враз я её шапкой накрою! Враз! Ой, дядя Степан, руку пусти. Больно!
— Я те дам, шапку, — сурово проговорил старый пильщик. — Не видишь разве? Мать!
— Мать! — тихо повторил другой пильщик, и люди осторожно расступились.
Унося последнего малыша, белка нашла перед собой уже свободную дорогу. И когда она в последний раз скрылась в кустах, старый пильщик договорил:
— А ты запомни. На всю жизнь запомни, какое оно материнское сердце бывает.
Интересный зверёк летяга. Её называли летучей белкой. Но это не верно, летучие по-настоящему из зверей у нас только летучие мыши. В отличие от белок летяги теперь выделены в особое семейство — семейство летяг.
У высокого дерева мелькнул зверёк, от кончиков передних лапок до задних растянулись по бокам перепонки — живой ковёр-самолёт. Спереди круглая головка, сзади пышный хвост рулит. Вправо, влево, вниз, вверх метров на сорок. К другому дереву повернулась, задними лапками за кору и рраз… молнией вокруг ствола скользнула и уже из-за него высматривает. Ловко получилось! Это она от крылатого хищника спасалась. Ковёр-самолёт сложился и в зверька превратился, похожего на белочку. Но молнией прыгать по-беличьи и по земле бегать летяга не умеет. На дерево повыше заберётся, ковёр-самолёт расправит и спланирует, куда ей надо.
Летяга — красивый зверёк: большие круглые глаза (на кормёжку отправляется в сумерки и ночью), шёрстка нежная, зимой хороша — серебристо-серая. Но ей на счастье, шкурка очень непрочная, охотников не интересует. Безобидный зверёк встречается не часто, никому из хищников не помеха: основная её еда — почки, серёжки и побеги растений, в основном на берёзе. Она и гнездо строит и детей выводит в дупле старой берёзы, устилает его мягкими висячими лишайниками. Детей в помёте — от двух до четырёх. Слухи, будто бы она теснит белку, подтверждения не имеют и маловероятны. Она и меньше белки, и пищевые вкусы у них разные, о чём же спорить?
