Ознакомительная версия.
К ночи он добрался до какой-то убогой избушки. Она так обветшала, что готова была упасть, только не решила еще, на какой бок ей падать, и потому держалась. Утенка так и подхватывало ветром, – приходилось садиться на землю.
А ветер все крепчал. Что было делать утенку? К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит криво, – сквозь эту щель нетрудно было проскользнуть внутрь. Так он и сделал.
В этой избушке жила старушка хозяйка с котом и курицей. Кота она звала «сыночком»; он умел выгибать спинку, мурлыкать, а когда его гладили против шерсти, от него даже летели искры. У курицы были маленькие, коротенькие ножки – вот ее и прозвали «коротконожкой»; она прилежно несла яйца, и старушка любила ее, как дочку.
Утром пришельца заметили: кот принялся мурлыкать, а курица кудахтать.
– Что там такое? – спросила старушка, осмотрелась, заметила утенка, но сослепу приняла его за жирную утку, которая отбилась от дома.
– Вот так находка! – сказала она. – Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну, да поживем – увидим!
И утенка приняли на испытание. Но прошло недели три, а он так и не снес ни одного яйца. Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Себя они считали половиной всего света, притом лучшей его половиной. Утенку же казалось, что на этот счет можно быть и другого мнения. Курица, однако, этого не потерпела.
– Умеешь ты нести яйца? – спросила она утенка.
– Нет.
– Так и держи язык за зубами.
А кот спросил:
– Умеешь ты выгибать спину, мурлыкать и пускать искры?
– Нет.
– Так и не суйся со своим мнением, когда говорят те, кто умнее тебя.
Так утенок все и сидел в углу, нахохлившись. Как-то раз вспомнил он свежий воздух и солнце, и ему до смерти захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.
– Ишь чего выдумал! – отозвалась она. – Бездельничаешь, вот тебе блажь в голову и лезет! Неси-ка лучше яйца или мурлычь – вот дурь-то и пройдет!
– Ах, как мне было приятно плавать! – сказал утенок. – А что за наслаждение нырять в самую глубину!
– Хорошо наслаждение! – воскликнула курица. – Ну, конечно, ты совсем рехнулся! Спроси кота, он умнее всех, кого я знаю, нравится ли ему плавать и нырять? О себе самой я уж и не говорю. Спроси, наконец, у нашей старушки хозяйки, умнее ее нет никого на свете. По-твоему, и ей хочется плавать и нырять?
– Не понять вам меня! – сказал утенок.
– Если уж нам не понять, так кто же тебя поймет? Может, ты хочешь быть умней и кота и хозяйки, не говоря уж обо мне? Не глупи, а благодари лучше создателя за все, что для тебя сделали. Приютили тебя, пригрели, приняли в свою компанию, – и ты от нас многому можешь научиться, но с таким пустоголовым, как ты, и говорить-то не стоит. Ты мне поверь, я тебе добра желаю, потому и браню тебя, – истинные друзья всегда так делают. Старайся же нести яйца или научись мурлыкать да пускать искры!
– Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! – сказал утенок.
– Скатертью дорога! – отозвалась курица.
И утенок ушел. Он плавал и нырял, но все животные по-прежнему презирали его за уродливость.
Настала осень, листья на деревьях пожелтели и побурели, ветер подхватывал и кружил их; наверху, в небе, стало холодно; нависли тяжелые облака, из которых сыпалась снежная крупа. Ворон, сидя на изгороди, во все горло каркал от холода: «Крра-а! Крра-а!» От одной мысли о такой стуже можно было замерзнуть. Плохо приходилось бедному утенку.
Как-то раз, под вечер, когда солнце так красиво закатывалось, из-за кустов поднялась стая чудесных больших птиц, утенок в жизни не видывал таких красивых – белоснежные, с длинными гибкими шеями! То были лебеди. Они закричали какими-то странными голосами, взмахнули великолепными большими крыльями и полетели с холодных лугов в теплые края на синие озера. Высоко-высоко поднялись они, а бедного безобразного утенка охватило смутное волнение. Он волчком завертелся в воде, вытянул шею и тоже испустил такой громкий и странный крик, что и сам испугался. Чудесные птицы не выходили у него из головы, и, когда они окончательно скрылись из виду, он нырнул на самое дно, вынырнул, но все никак не мог прийти в себя. Утенок не знал, как зовут этих птиц и куда они улетели, но полюбил их так, как не любил до сих пор никого на свете. Он не завидовал их красоте. Быть похожим на них? Нет, ему это и в голову не могло прийти! Он был бы рад, если бы хоть утки-то его от себя не отталкивали. Бедный безобразный утенок!
А зима стояла холодная-прехолодная. Утенку приходилось плавать без отдыха, чтобы не дать воде замерзнуть, но с каждой ночью свободное ото льда пространство все уменьшалось. Морозило так, что лед трещал. Утенок без устали работал лапками, но под конец обессилел, замер и примерз ко льду.
Рано утром мимо проходил крестьянин и увидел замерзшего утенка. Он пробил лед своими деревянными башмаками, отнёс утёнка домой и отдал его жене. В доме крестьянина утёнка отогрели.
Но вот дети как-то раз задумали поиграть с утенком, а он вообразил, что они хотят его обидеть, и со страха шарахнулся прямо в миску с молоком. Молоко расплескалось, хозяйка вскрикнула и всплеснула руками, а утенок взлетел и угодил в кадку с маслом, а потом в бочонок с мукой. Ох, на что он стал похож! Крестьянка кричала и гонялась за ним с щипцами для угля, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали, визжали. Хорошо, что дверь была открыта: утенок выбежал, кинулся в кусты, прямо на свежевыпавший снег, и долго-долго лежал в оцепенении.
Грустно было бы описывать все злоключения утенка в течение этой суровой зимы. Когда же солнце стало снова пригревать землю своими теплыми лучами, он залег в болото, в камыши. Вот запели и жаворонки. Наступила весна.
Утенок взмахнул крыльями и полетел. Теперь крылья его шумели и были куда крепче прежнего, – не успел он опомниться, как очутился в большом саду. Яблони тут стояли все в цвету, душистая сирень склоняла свои длинные зеленые ветви над извилистым каналом.
Ах, как тут было хорошо, как пахло весною! Вдруг из зарослей выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, словно скользили по воде. Утенок узнал красивых птиц, и его охватила какая-то странная грусть.
«Полечу-ка я к этим царственным птицам! Они, наверное, убьют меня за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, – ну и пусть! Лучше пусть они меня прогонят, чем сносить щипки уток и кур и пинки птичницы да терпеть холод и голод зимой».
И он слетел на воду и поплыл навстречу красавцам лебедям, а те, завидев его, тоже устремились к нему.
– Убейте меня! – сказал бедняжка и опустил голову, ожидая смерти.
Но что же он увидел в чистой, как зеркало, воде? Свое собственное отражение. И теперь он был уже не безобразной темно-серой птицей, а лебедем!
Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца.
Теперь он был рад, что перенес столько горя: он лучше мог оценить свое счастье и всю красоту, что его окружала. Большие лебеди плавали около него и гладили его клювами.
В сад прибежали маленькие дети, они стали бросать лебедям зерна и хлебные крошки, а самый младший закричал:
– Новый, новый!
Остальные подхватили: «Да, новый, новый!» – и захлопали в ладоши, приплясывая от радости, потом побежали за отцом и матерью и стали снова бросать в воду крошки хлеба и пирожного. И все говорили, что новый лебедь – самый красивый. Такой молоденький, такой чудесный!
И старые лебеди склонили перед ним головы.
А он совсем смутился и невольно спрятал голову под крыло. Он не знал, что делать. Он был невыразимо счастлив, но ничуть не возгордился, – доброму сердцу чуждо высокомерие. Он помнил то время, когда все его презирали и преследовали; теперь же все говорили, что он прекраснейший между прекрасными! Сирень склонила к нему в воду свои душистые ветви, солнце ласкало его и грело… И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:
– Мог ли я мечтать о таком счастье, когда был гадким утенком!
Жила на свете одна женщина, и не было у нее детей. А ей очень хотелось иметь ребенка, но она не знала, где его найти. Вот пошла она к старой колдунье и сказала: «Мне очень хочется ребеночка; может, ты скажешь, где мне его взять?»
– Ну что ж, горю твоему можно помочь! – ответила колдунья. – Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно, не такое, как те, что посеяны в поле или идут на корм курам. Посади это зернышко в цветочный горшок, а потом увидишь, что будет.
– Спасибо тебе! – сказала женщина, дала колдунье денег и пошла домой.
Дома она посадила в цветочный горшок ячменное зерно, и из него тотчас же вырос прекрасный большой цветок, похожий на тюльпан, только лепестки у него были плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.
– Какой красивый цветок! – воскликнула женщина и поцеловала прелестные, красные с желтым, лепестки; но не успела она их поцеловать, как в цветке что-то щелкнуло, и он весь раскрылся, – теперь стало ясно, что это настоящий тюльпан. В его чашечке, на зеленом пестике, сидела хорошенькая крошечная девочка, ростом не больше дюйма. Поэтому ее и назвали Дюймовочкой.
Ознакомительная версия.
