Юрий Вяземский - От Ленина до Андропова. История СССР в вопросах и ответах

В лозаннском Зоологическом музее, в так называемом «набоковском уголке» хранится коллекция, состоящая из 4323 экземпляров.

Экземпляров чего?

Россия требует «людей верующих, мужественных и честных».

Запись в полном виде: «Со временем народ всё оценит и произнесет свой суд, жестокий и холодный, над всеми, кто считал его ниже себя, кто не только из личной корысти, но из своего интеллигентского недомыслия хотел к нему «спуститься». Народ — наверху; кто спускается, тот проваливается».

«Они требуют мира», — сказал Блок.

Бросить «заботы суетного света».

«Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы «не достойны» Иисуса, который идет с ними сейчас, а в том, что… надо, чтобы шел Другой».

И «Другой» с большой буквы.

За этой конторкой тесть Блока, Дмитрий Иванович Менделеев, создавал свою периодическую систему.

«Если мы будем вне политики, — утверждал Блок, — то значит — кто-то будет только «с политикой» и вне нашего кругозора и будет поступать, как ему угодно, то есть воевать, сколько ему заблагорассудится, расстреливать людей зря, поливать дипломатическим маслом разбушевавшееся море европейской жизни… Быть вне политики — тот же гуманизм наизнанку».

Им сказали, что в квартире находится Блок.

«Тот самый?! Автор поэмы «Двенадцать»?!»

Из уважения к знаменитому поэту чекисты решили никого не беспокоить.

С морем. У моря было тихо. Блок долго сидел там один. «А вернулся — и слег», — рассказывал умирающий Блок.

«Кремля разрушить нельзя: он — во мне, и в вас; Кремль — вечен…». Сергей Есенин

Означает «осенний» (есень).

«Только короткая жизнь может быть яркой. Жить — значит отдать всего себя революции, поэзии. Отдать всего себя, без остатка. Жить — значит сгореть».

Маяковский вспоминает: «В первый раз я встретил Есенина в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. Зная, с каким удовольствием настоящий, а не декоративный мужик меняет свое одеяние на штиблеты и галстук, я Есенину не поверил. И сказал ему на всякий случай: «Пари держу, что вы все эти лапти да петушки-гребешки бросите!». И точно — теперь он был в пиджаке и при галстуке».

Есенин рассказывал: «Как только мы приехали в Париж, я стал просить Изадору купить мне корову. Я решил верхом на корове прокатиться по улицам Парижа. Вот был бы смех! Вот было бы публики! Но пока я собирался это сделать, какой-то негр опередил меня».

«Бедная, старая девушка, ты поставлена здесь для курьеза!»

«Боюсь запачкать чужим свой, родной».

Константин Сергеевич Станиславский и Василий Иванович Качалов.

В квартире последней жены Есенина, Софьи Андреевны Толстой, повсюду висели портреты ее деда — графа Льва Николаевича. Есенина это раздражало. Он говорил: «великого старца так много везде, что для живых людей места не остается».

Комиссара звали Чекистов (Лейбман), «гражданин из Веймара», прибывший в Россию, по его словам, «укрощать дураков и зверей».

Штука в том, что, как мы знаем, настоящее имя Льва Давидовича Троцкого было Лейба Бронштейн, и во время эмиграции он жил в городе Веймаре.

Этой пародии по тем временам было достаточно, чтобы расплатиться за нее кровью.

Один из участников похорон вспоминает: «Перед тем как отнести Есенина на Ваганьковское кладбище, мы обнесли гроб с телом его вокруг памятника Пушкину. Мы знали, что делали, — это был достойный преемник пушкинской славы».

«Горько мне, что не верю теперь».

Качалов объяснял: «Такое у меня было чувство, как будто я возил с собой горсточку русской земли. Так явственно, сладко и горько пахло от них родной землей».

(1) «Любить — это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи».

(2) «Любить — это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником».

«Что касается меня, то я бы лично — я б Америку закрыл, слегка почистил, а потом опять открыл — вторично».

Альберт Эйнштейн. Маяковского привела в восторг теория относительности. Маяковский решил, что с ее помощью скоро будут воскрешать мертвых.

«Ничего, ваши дети их поймут».

Осип Мандельштам.

Поэму о Ленине.

Стали называть поэму «Хорошо-с», обвиняя Маяковского в прислужничестве советской власти.

Борис Пастернак.

Музыку написал Дмитрий Шостакович, режиссером был Всеволод Мейерхольд, а его ассистентом — сам Маяковский, который работал с актерами над текстом, над каждой репликой.

Сам Маяковский и написал.

Тургеневского Базарова.

Мейерхольд ему отказал, дескать, потому что Маяковский, как тип, слишком Маяковский, чтобы кто-нибудь поверил, что он Базаров.

Казимир Северинович Малевич.

«На груди великого комбинатора была синяя пороховая татуировка, изображавшая Наполеона в треугольной шляпе с пивной кружкой в короткой руке».

Кооператив «Плуг и молот» выкатил на задний двор, общий с двором отца Федора, бочку гнилой капусты.

За три часа 240 кроликов подохли.

«Нужна немедленная помощь! Мы должны вырвать детей из цепких лап улицы!», — объявил товарищ Бендер.

«Я доволен спектаклем, — сказал Остап, — стулья в целости».

«…упирая на то, что вы бывший член Государственной думы от кадетской фракции», — наставлял Кису Бендер.

«Яков Менелаевич вспомнил, что эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяковому делу».

«Он крал постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза».

Этот стул приобрел товарищ Красильников. Сторож случайно порвал на нем обшивку. Драгоценности обнаружили и построили на них новый железнодорожный клуб на Каланчевской площади.

«Появление Михаила Александровича в сумасшедшем доме объяснялось делами довольно простыми, житейскими. Он был крупный нэпман, невзначай не доплативший сорока трех тысяч подоходного налога. Это грозило вынужденной поездкой на север…»

«… для нужд гребеночной и мундштучной промышленности».

Должность — «зицпредседатель», то есть тот, кто сидит в тюрьме вместо руководства.

«Я беру недорого, — объявил Фунт. — 120 рублей в месяц на свободе и 240 — в тюрьме».

То были американцы из Чикаго, которые купили у товарища Бендера рецепт самогоноварения.

«… в какой холодной стране мы живем. У нас все скрыто, все в подполье. Советского миллионера не может найти даже Наркомфин с его сверхмощным налоговым аппаратом…»

Авторы романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Это их настоящие ФИО.

В разных местах по-разному: на Патриарших прудах левый глаз Воланда был зеленым, на балу — пустым и черным.