Из африкаанс в другие языки, в том числе и русский, пришло слово апартеид (apartheid) — дословно «раздельность», способ решения проблемы расового и/или национального сосуществования, при котором представители разных рас (национальностей), проживая на одной территории, практически не взаимодействуют друг с другом. Такой способ раздельного сосуществования народов реально практиковался, да и сейчас практикуется во многих странах мира. Южная Африка просто была единственным государством, которое проводило в жизнь этот принцип открыто и последовательно, за что подвергалась политическому и экономическому бойкоту со стороны как демократических, так и социалистических стран — редчайший случай во времена холодной войны.
Апартеид как основа государственного устройства, включенная в конституцию Южно-Африканской Республики, был отменен только в 1990 году.
Другое слово, вошедшее в мировые языки, — trekking (пришло к нам из английского как трекинг) первоначально обозначало миграцию буров по саваннам и полупустыням вместе со стадами скота, а ныне это форма туризма, то, что в советские времена называлось попросту пешим туризмом.
Вильям Похлёбкин, по книгам которого несколько поколений учились правильно варить щи и кашу, будучи специалистом по скандинавской истории, приводит в одной из своих книг шуточный мысленный эксперимент: как бы ответили представители разных национальностей на вопрос «Из чего состоит человек?».
Результаты таковы:
Англичанин: из туловища, головы и четырех конечностей.
Немец: из воды, белков, жиров и углеводов.
Француз: из разума и чувств.
Скандинав: из кожи, крови, мяса, шерсти и костей.
В грозно конкретном ответе скандинава чудится что-то очень древнее, едва ли не доисторическое.
Вклад северогерманских, или скандинавских, народов (датчане традиционно также причисляются к ним) в европейские дела приходится на две эпохи: раннее Средневековье и с XVII до начала XVIII века — военное возвышение Швеции. До XI века жители Дании и всей Скандинавии говорили практически на одном языке, затем началось расхождение.
В средневековой Европе скандинавов (точнее, их бродячую часть, которым не сиделось дома) называли викингами (на Руси — варягами). Пользуясь политическим хаосом, наступившим после развала Римской империи, и отсутствием сильных государств, они плавали вдоль побережья всей Европы, в том числе и средиземноморского, занимаясь торговлей и грабежом, а иногда даже основывали свои колонии-государства на захваченных землях. Кроме того, их экспансия шла и на юго-восток, вплоть до Нижней Волги и Константинополя, и на северо-запад, через море-океан до Исландии и далее до нынешней Канады, где они также основали поселения, правда, до последующего систематического освоения Америки дело не дошло. В то время языки датчан и скандинавов еще не разделились и фактически представляли собой единый язык, пользовавшийся своеобразной письменностью, так называемым руническим письмом.
Дания играла самостоятельную роль в средневековой Северной Европе, одно время даже владела Англией.
Исторические последствия «эпохи викингов», VIII–XI веков, значительны почти для всех стран Европы, но особенно для России и Англии. Многие историки считают, что варяги впрямую или, по крайней мере, косвенно причастны к созданию русской государственности, да и само название Русь, по всей видимости, имеет скандинавское происхождение. А с Англией было так. Сначала викинги, или, как их еще называли в Европе, норманны, завоевали северо-западную часть нынешней Франции — Нормандию, где они восприняли более высокую местную культуру и местный, старофранцузский, язык. Затем, усилившись, завоевали всю Англию, — то, что уже было до них завоевано их близкими родственниками, племенами англов, саксов и ютов (говоривших на западногерманских языках). Норманны положили начало норманнской династии, объединив слабые и разобщенные германские королевства и сделав старофранцузский язык государственным на несколько столетий.
Вторая эпоха скандинавского могущества началась с неожиданного возвышения Шведского королевства в XVII веке. Благодаря лучшей для того времени военной организации и армии королевство вело успешные захватнические войны по всей Северной и Восточной Европе. Разорили Польшу, захватили Финляндию (шведский до сих пор — один из двух государственных языков этой страны), закрепились почти по всему побережью Балтийского моря, которое в дерзости своей хотели превратить во «внутреннее шведское озеро» — вот так красиво выражались тогдашние геополитики. Завоевания сохранить не удалось, появился сильный соперник — Российская империя, модернизированная при Петре Великом. В серии войн от Нарвы до Полтавы (вот куда добрались шведские пехотинцы!) и позже Швеция утратила все свои завоевания, что можно было констатировать уже в начале XIX века.
После этого шведы затихли и по сию пору занимаются совершенствованием бытовых и социальных условий жизни на своем благословенном полуострове. Их даже не особенно огорчила потеря северной части своей страны, которая в начале XX века стала независимым Норвежским королевством.
На шведском языке говорят около 9 миллионов человек в Швеции и в Южной и Западной Финляндии. Лексическое влияние на другие европейские языки в современную эпоху незначительно. Даже воевать ни с кем уже 200 лет не хотят. Влияние шведской литературы было существенно в период ее расцвета в конце XIX — начале XX века.
Одна из букв шведского алфавита, заглавная Å (обозначает звук, близкий к русскому [о]), прижилась в физике микромира как обозначение меры длины, введенной шведским физиком Ангстремом. По-шведски Ångström [о́нгстрём]. Ангстрем — это одна десятая нанометра, или одна десятимиллиардная метра. Единица удобна своей «наглядностью», так как приблизительно равна диаметру атома водорода, то есть самого маленького из возможных атомов. В том, что физики пользуются этой неудобной буквой, как мне кажется, отразилось признание огромного, непропорционального численности народа вклада шведов в мировую науку, в основном в естествознание. Учебники физики, химии, биологии пестрят шведскими фамилиями.
Шведский язык, как, впрочем, и норвежский, имеет сложное ударение, включающее помимо силового и тонический компонент, придающий речи мелодичность. Это создает немалые трудности для иностранцев при овладении шведским языком.
Норвегия отделилась от Швеции (это было союзное государство — уния) только в 1905 году. В конце XIX — начале XX века норвежцы пережили период чрезвычайно продуктивного национального подъема. Силы нации бывших культурных задворок Европы при этом ушли не в военное строительство, а в искусство, музыку, литературное творчество, полярные исследования. Большинство всемирно известных норвежцев из той поры были заняты в этих областях деятельности. На норвежском сейчас говорят около 5 миллионов человек.
Почти до середины XIX века в качестве литературного языка в Норвегии использовался датский. Зато теперь эта страна имеет целых два литературных языка — bokmål [букмол] и nynorsk [нюношк], буквосочетание rs, как ни странно, передает звук [ш]. Попробуем, зная контекст, перевести эти слова на русский. Предположим, что первое содержит два компонента: bok сравним с английским book — «книга», а mål напоминает русское молва и украинское мова — «язык, речь». Получается, что bokmål — это «книжный язык». В конце концов, мы все индоевропейцы, и даже в далеких друг от друга языках можно найти лексические параллели. Ну а с nynorsk дело еще проще: ny, new, neu, новый, стало быть, — «новонорвежский».
Существование двух литературных языков — явление, по-видимому, уникальное. Возможно, в свое время не смогли решить, какой группе диалектов отдать предпочтение для кодификации ее в виде литературного языка, и создали два, чтобы никому не было обидно. На обоих языках выходят газеты, книги, вещает радио. Чудно́!
Интересно: несмотря на то, что в русском языке практически нет заимствований из норвежского (только, наверное, фьорд и акула), с конца XVIII до 20-х годов XX века, когда велась интенсивная торговля между Норвегией и русским Поморьем, существовал смешанный язык (вспомним: такие языки называются пиджинами) руссонорск, на котором общались купцы и моряки обеих стран. Конечно, о смысле жизни на нем поговорить было невозможно, но для практических надобностей его хватало. Это было что-то вроде суржика (смеси русского с украинским) или трасянки (смеси русского с белорусским), но только между гораздо более далекими языками.
