Денис Малый - Конституционное право на объединение в Российской Федерации

Ознакомительная версия.

Категория «ограничение» широко используется в юридической литературе применительно к закреплению изъятий из установленного общего права. Вместе с тем, как справедливо отмечает Б. С. Эбзеев, ее необходимо отличать от границ права (формулировки права), которые не ограничивают право, а определяют через него имманентные пределы.[220] Это важно отметить, поскольку часто выражение «пределы осуществления» употребляется в юридической речи как синоним «ограничения».

Ограничение пределов поведения лица присуще праву как одно из его имманентных свойств, как одно из его начал, вытекающих из необходимости регулировать общественные отношения, упорядочивать их, а значит, определять сферу должного. На это свойство права обращалось внимание всеми, кто касался проблем свободы, равенства, справедливости. Достаточно обратиться к кантовскому категорическому императиву, в котором заложена идея самоограничения поведения лица и которая, будучи отраженной в законе, становится не только моральным требованием, но и требованием государства. Формула: «Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом»,[221] содержит требование самоограничения в рамках установленных правил поведения. По И. Канту, «право – это совокупность условий, при которых произвол одного совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы».[222]

Отсюда следует, что право не только закрепляет поведение лица, но и соответственно определяет пределы его поведения, дабы оградить других лиц от произвола этого лица.

Субъективное право индивида, закрепляемое в нормативных актах, обладает ценностью в силу установления границ возможного поведения. При этом оно не посягает на свободу, понимаемую как осознанную необходимость. «Несмотря на всевозможные лжетолкования, – писал Д. Локк, – целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы. …Там, где нет законов, там нет и свободы».[223] Он отвергает упрощенное понимание свободы, увязывая ее с необходимостью подчинения общеобязательным правилам, установленным обществом для своих членов. «Свобода людей, находящихся под властью правительства, заключается в том, чтобы иметь постоянное правило для жизни, общее для каждого в этом обществе и установленное законодательной властью, созданной в нем; это – свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от постоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека».[224]

В работах русских ученых мы можем найти интересные мысли относительно закрепляемой правом личной свободы и необходимости защиты общих интересов. В. С. Соловьев писал: «… право есть исторически подвижное определение необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага».[225] В идеале это равновесие должно соблюдаться посредством самоограничения в рамках существующих общеобязательных правил, однако столкновение великого множества интересов не позволяет надеяться на добровольное надлежащее исполнение права. Хотя, по справедливому утверждению В. Б. Романовской, «нравственные обязанности являются естественным ограничением права»,[226] принудительное повеление правоприменителя неизбежно в государственно-организованном обществе.

Л. Д. Воеводин пределы осуществления прав и свобод определяет «как совокупность сложившихся на основе существующих в обществе социальных ценностей критериев и ориентиров, очерчивающих границы пользования гражданами своими конституционными правами и свободами, а также осуществления в пределах Конституции и законов органами государственной власти и органами местного самоуправления принадлежащих им полномочий».[227] Очевидно, что «критерии» и «ориентиры», очерчивающие границы пользования гражданами своими конституционными правами и свободами, определяются законодателем посредством введения запретов, а также гражданами, самостоятельно определяющими пределы своего поведения.

Само по себе установление общеобязательных правил есть способ согласования действий неопределенного круга лиц, подчинение их общим интересам, условием их мирного сосуществования. Несоблюдение общеобязательных норм ведет к применению санкций, а значит, к принуждению следовать установленным нормам. В этом случае происходит не ограничение права, не нарушение свободы, а принудительное воздействие на лицо, не подчиняющееся общим правилам.

Если применение санкции – это прежде всего ретроспективная мера, реализуемая по факту нарушения правовой нормы,[228] то введение ограничения субъективного права – мера исключительно перспективная, ее целью является предотвращение возможного нежелательного (с точки зрения общественных интересов) поведения субъекта-правообладателя. Поэтому формально ограничение права можно определить как изъятие из установленного нормативным правовым актом общеобязательного правила.

Однако в демократическом обществе одно лишь формальное определение понятия «ограничение субъективного права» является недостаточным. Допустимость ограничения законом предоставляемых конституцией государства прав и свобод оправдана в силу необходимости защищать интересы граждан от злоупотребления правом.[229]

Таким образом, ограничение права предполагает установленное законом изъятие из существующего правомочия лица в целях общего блага, т. е. для предотвращения возможного использования правообладателем своего права во вред другим лицам и общественным интересам. Указанные цели конкретизируются правом.

Следует согласиться с В. И. Круссом, что «категорию “ограничение” можно трактовать в двух смыслах: широком – как родовое понятие, и в узком – как специфическую форму опосредования основных прав и свобод человека и гражданина. Именно с ограничением в узком смысле связывают, как правило, изменение содержания прав человека, которое не должно касаться их сущности. Первичным, однако, является момент статуирования (конституирования) содержательного поля каждого конституционного полномочия: не проявленное вовне ограничено быть не может, но то, что проявлено (предметно конкретизировано) – уже ограничено».[230]

В приведенной цитате содержатся три важные посылки. Одна из них повторяет вышеизложенную мысль и заключается в том, что установление правила само по себе есть уже установление границ поведения. Но это внутренняя составляющая права, характеристика его сути как общественного явления. Вместе с тем правовые предписания не могут быть абсолютно исчерпывающими, поскольку многообразие вариантов поведения в рамках установленной нормы предполагает и возможность злоупотребления правом. Поэтому допускаемые законодателем ограничения оправданы с позиций установления барьеров на пути злоупотребления правом.

Другая посылка характеризует «ограничение права» как специфическое средство юридической техники, применяемое для изложения содержания субъективных прав и свобод, третья – касается проблемы природы ограничения. Последнее влечет установление не нового правила, а лишь особенностей реализации существующего, сохраняя при этом свою нормативную сущность.

Посредством введения ограничений законодатель ограждает граждан и общество от возможных злоупотреблений правом, заранее предвидя негативные последствия. Степень «ограждения» зависит от содержания самого права, а также последствий «отклонения» от нормы в процессе его использования и степени опасности такого отклонения. Право на объединение предполагает создание ассоциаций (союзов), способных влиять на сознание большого числа лиц, а значит, потенциально несущих опасность дестабилизации нормального хода общественного развития в случае злоупотребления ими.

Ограничение и умаление субъективного права. Необходимость защиты личных и общественных интересов от злоупотребления правом порождает появление норм, регламентирующих основания и пределы ограничения субъективных прав.

Международные документы содержат положения, допускающие возможность ограничения прав и свобод человека и гражданина. В частности, Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. содержит несколько норм, предусматривающих возможность ограничения некоторых прав. Например, закрепляя право свободно исповедовать религию или убеждения, в ст. 12 Пакта зафиксировано право государства вводить устанавливаемые законом ограничения, которые необходимы для охраны общественной безопасности, порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц. Свобода выражения своего мнения может быть ограничена в том случае, если это необходимо: а) для уважения прав и репутации других лиц; б) для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения.[231] Ограничения могут вводиться в отношении права на мирные собрания,[232] а также свободу ассоциаций с другими.[233] Аналогичные положения содержатся в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.

Ознакомительная версия.