Иллюстрация к сборнику рассказов Агнона.
Вошел я в дом и зажег свет и прошел по всем комнатам. В четырех ладных комнатах в полном порядке стояла вся ладная утварь, как будто руки хозяйки только что прошлись по ней, хоть уж месяц прошел, как уехали Грайфенбахи.
Когда хорошая хозяйка в отъезде, ее дом сам следит за порядком.
Не был я голоден и пить не хотел, но очень устал. Погасил я лампы, открыл окно и присел отдохнуть. Из потаенных глубин ночи пришла тишина и принялась пеленать меня, пока не увидел я покой воочию. Решил я переночевать здесь и исполнить обещание, данное Грайфенбахам. Встал я со стула, зажег настольную лампу и взял книжку почитать в постели. Рад я был, что лампа возле кровати стояла и не было мне нужды передвигать вещи в чужом доме.
Казалось, пока ключ у меня, мог я считать себя хозяином в доме, но, видимо, привычка быть пришельцем отучает от хозяйского чувства.
Сидел я в кресле Грайфенбаха и думал: я устроился в дому Грайфенбахов, а, может, в это же время Грайфенбахи не могут найти себе приют или находят, да не по обычаю своему. Чего ради оставили они ладный дом и ладную утварь и побрели в иные места? И чего ради оставляют люди свои дома и пускаются бродить по свету? Закон ли это испокон веков, или обман воображения, как гласит пословица: хорошо там, где нас нет.
Разулся я и разделся, взял книжку, погасил настольную лампу и зажег лампу у кровати, лег в постель, открыл книгу и почувствовал, что все тело мое погружается в дрему. Невольно подумалась мне думка: как так – обычно я и за полночь уснуть не могу, а тут в самом начале ночи я засыпаю. Отложил я книгу, потушил лампу, повернулся к стенке, закрыл глаза, безмолвно и бессловесно говоря самому себе: никто не знает, что ты здесь, в этом доме, в этом месте, тут можно спать сколько твоей душеньке угодно, и никто тебя искать не придет.
Вокруг меня царили тишина и покой. Тихий покой, который можно найти в иерусалимских долинах, сотворенных Господом для любящих покой. Недаром опасались Грайфенбахи за свой дом. Если бы взломщик вошел в дом, никто бы его и не заметил. Понемногу угасли мои мысли и чувства, кроме смутного ощущения, что тело мое засыпает.
Внезапно услышал я поскребывание и пробудился. Хлеб и маслины я спрятал в коробку и не боялся, что мышь до них доберется, но боялся я, что прогрызет мышь ковер, или одежду, или книги, или те листы, что дал Гинат Грайфенбаху.
Я прислушался и разобрал, что не мышь скребется, а человек нащупывает замок двери снаружи. Если это не взломщик, то, может, это доктор Гинат, что вернулся домой и перепутал двери. Сказал я себе: пойду открою ему и познакомлюсь с ним лично.
Я встал с постели и открыл дверь. Передо мной стоял человек и нащупывал колокольчик. Я нажал на кнопку и включил свет. Я онемел от изумления.
Никому я не говорил, что переночую в доме Грайфенбахов, да и сам я не знал, что переночую в доме Грайфенбахов, откуда же знал Гавриэль Гамзо, что я в дому Грайфенбахов? Сказал я: это вы, господин Гамзо? Подождите, я оденусь. Вернулся я в комнату и надел одежду, все еще дивясь нежданному гостю.
Неужто знаком он с хозяином дома или с его женой? Ведь Грайфенбах не гонялся за книгами на иврите, тем более за рукописями и первыми изданиями. Он и иврит-то едва знает. И хоть и бахвалится он, что досконально изучил язык иврит и его грамматику, на деле ничего он не знает, кроме грамматики языка Библии, которую учил по книге Гезениуса «Формы древнееврейского языка». Жена его превзошла, хоть в грамматике она не разбирается и Гезениуса не изучала, но может договориться на иврите со служанкой Грацией и с лавочниками. Как бы то ни было, ивритскими книгами и она не занимается.
Из рисунков Агнона
А значит, снова возникает вопрос, что привело сюда Гамзо?
Волей-неволей приходишь к выводу, что пришел он ко мне. Знает Гамзо, что он всегда будет желанным гостем для меня, как и для всех своих знакомцев, ибо он в Писании сведущ, и мир ему ведом, и в дальних странах он бывал, и даже в таких местах, где до него нога путешественника не ступала. И из тех дальних мест привез он стихи неведомых пиитов и рукописи и первопечатные книги, что и по названиям не были нам известны. А сейчас он не разъезжает, но сидит дома с женой. Ходок за три моря во цвете лет стал сиделкой своей больной жены. Говорят, что она с первой брачной ночи не сошла с одра хвори. Правду ли говорят или неправду, но правда то, что дома у него больная жена и нет ей исцеленья вовеки и должен муж ее обиходить и умывать и кормить. А ей мало того, что он всем пожертвовал ради нее, она его бьет и кусает и одежду рвет.
Поэтому выходит он по делам вечером, ибо днем стыдится он показаться на улице с синяками на лице и в рваной одежде. Сейчас пришел он ко мне. Зачем пришел ко мне? Скопил он двенадцать фунтов, чтобы послать жену в лечебницу.
Побоялся Гамзо оставить деньги у себя, чтобы не растратить, и вверил мне на хранение. Однажды поехал я на прогулку к Мертвому морю, а деньги оставил дома. Пришли воры и обокрали мой дом и его деньги украли. Передал я ему, чтобы о деньгах своих не беспокоился. Наверное, получил он весть и пришел, чтобы услышать от меня лично, что я и впрямь готов возвратить ему украденные деньги. Раньше он прийти не успел, а поэтому пришел сейчас. Так я рассудил.
Потом я узнал, что рассуждение мое было ошибочным. Не из-за денег он пришел.
По другому делу он пришел…
(«Эдо и Эйнам», перевод И. Шамира)
Чтобы освободиться от службы в армии во время Первой мировой войны, Агнон на протяжении нескольких недель до прохождения призывной комиссии в 1916 году очень много курил, принимал таблетки и мало спал, в результате чего вместо армии попал в госпиталь с серьезным расстройством почек.
В 1919 году он женился на Эсфири Маркс, родившей ему дочь и сына.
Из-за войны и ее последствий Агнон возвратился в Иерусалим только в 1924 году (к этому времени Палестина стала подмандатной территорией Великобритании).
С 1924 года «Агнон» становится официальной фамилией писателя. Как и все его последующие произведения, «Покинутые жены» были написаны на иврите. В этой книге налицо характерные особенности творчества Агнона: использование фольклора и фантазии, религиозные мотивы. Творчество Агнона, своими корнями уходящее в иудейскую сельскую культуру, представляет собой разрыв с космополитизмом еврейских писателей, таких, как Шолом Алейхем. Ранние произведения Агнона по большей части нам неизвестны. Те немногие, которые были переизданы впоследствии, подверглись им коренной переработке…
В 1927 году он поселился в районе Иерусалима, называемом Тальпийот. Во время арабского мятежа в 1929 году его дом был разграблен, и он построил себе новый, в котором и прожил до конца жизни.
Первое собрание сочинений Агнона (1931) включало книгу «Дочь на выданье» («Свадебный балдахин», («Hachnasat Kalah»), народное сказание, в котором фантастический, проникнутый глубоко оптимистичной народной верой мир наивного праведника одерживает победу над реальной действительностью с ее лишениями и невзгодами. В этом двухтомном плутовском романе описываются приключения бедного хасида, который странствует по Восточной Европе в поисках мужей и приданого для трех своих дочерей. Юмор и ирония в «Свадебном балдахине» сочетаются с состраданием, что типично для творчества Агнона в целом.
Сборник рассказов Агнона на английском языке
Впечатление от Агнона как писателя, пишущего в традициях религиозной литературы, было усилено сборником рассказов «В мире и покое» (1935). Читающая публика была поражена рассказами, в которых царит атмосфера тягостного кошмара. Эти короткие произведения в полной мере выразили в художественной форме смятение автора, стоящего на рубеже нового и старого мира.
В 1930 году Агнон вновь возвращается в Европу, где в это время Шокен издает в Берлине его «Полное собрание рассказов» («Kol Sippurav», 1931).
На берегу моря сидели три старика и грелись на солнышке. Их иссохшие кости дремали в белых одеждах, и тело наслаждалось покоем. Солнечные лучи сияли на их приоткрытых губах, как золотые ключи. Довольны были они и нежились, и наслаждались в молчании. Все трое взошли на Землю Израиля из стран рассеяния. Во все дни свои трудились в торговом деле, но память о святости Земли Израиля не покидала их сердца, и когда состарились, оставили мнимые сокровища, собрались с силами и взошли на Землю Израиля. И уже сподобились помолиться у Западной Стены и распластаться на могилах праведников, и удостоились совершить благодеяния и раздать пожертвования, и жаждали теперь хоть какого-нибудь озарения от святости места сего. И коль скоро устали от зноя, и коль скоро моря омывают Землю Израилеву, спустились в Яффу омыться в море.
