Тростниковые лодки также обмазывали горной смолой — асфальтом, чтобы они не пропускали воды. Смешав глину с асфальтом, строители создавали прочный, твердый, как камень, материал для сооружения зернохранилищ, дворцов и храмов.
До наших дней дожили плоские глиняные плитки — древнейшие рукописи. Писали шумерийцы не перьями, а треугольными тростниковыми палочками, вернее, не писали, а выдавливали на еще мягкой, податливой глине неуклюжие фигурки птиц, зверей и людей, затем плитки обжигали.
Из таких полудетских рисунков, вероятно, и возникла первая грамота-клинопись, позже воспринятая всеми народами Двуречья, Малой Азии, Ирана, Закавказья. Это очень экономная и долговечная письменность. На небольшой, с папиросную коробку, плитке умещалось столько текста, что в переводе на русский язык он занял бы две такие страницы, которые вы сейчас читаете. К тому же обожженная глина не боится ни жары и холода, ни сырости, ни самого времени.
Около шести тысячелетий насчитывают шумерийские памятники письменности — одного из величайших достижений человечества. Давно уже погребены под песками пустынь города, где создавались глиняные рукописи, но они из века в век, словно эстафету поколений, передавали накопленные знания и, победив время, до наших дней сохранили память о труде, нравах и быте древних народов…
Из дальних стран получали шумерийцы дерево и металл в обмен на зерно, масло, финики, шерсть. Но для торговли необходимы хорошие пути и средства сообщения: на тростниковой лодке далеко не уедешь, на вола или осла много товаров не навьючишь. Вдобавок странствовать и по рекам и по суше было опасно: чужеземцы грабили и убивали незадачливых купцов — тамкаров. Где искать защиту?
Еще в глубокой древности у шумерийцев и аккадян возникли города. Чтобы охранять собственность богатых рабовладельцев и тамкаров, строить каналы и управлять рабами, нужна государственная власть. И города с ближайшими к ним округами превратились в государства-карлики, независимые друг от друга.
В каждом городе был свой правитель — энси и свой главный бог — покровитель и защитник: в древнейшем центре страны, Эриду, — бог подземных вод Эа, в Уре — бог Луны Наннар-Син, в Уруке — бог неба Ану и не то жена его, не то внучка, царица небесная Инанна-Иштар, в Ларсе — бог Солнца Баббар-Шамаш, в Лагаше — бог войны Нингирсу-Нергал.
Не всегда жили в мире города-государства, нередко они воевали друг с другом, чтобы захватить как можно больше и самой лучшей земли. Ведь жизнь людей всецело зависела от правильного орошения полей, а маленькому государству не по силам строить крупные водохранилища и не хватает места для широко разветвленной сети каналов.
Лучше всего использовать воду для орошения можно лишь на просторах большого государства. И города-победители после удачных походов не только расширяли свои земельные угодья, но и умножали даровую рабочую силу, превращая военнопленных в рабов.
Самый сильный из шумерских городов-государств — Лагаш, победив соседей, объединил их в крупное государство. Теперь лагашские властители командовали всеми оросительными работами на большом пространстве, создали сильное войско для обороны от эламитов и других воинственных соседей, для охраны торговых караванов.
Искусные ремесленники придумали колесо и колесную повозку, на которой можно было перевозить гораздо больше товаров, чем вьюком. Это было великим изобретением: ведь и до сих пор ездим мы по суше на колесах, и без них не обходится ни один механизм — от часов до сложнейших машин.
Многими ценнейшими изобретениями обязано человечество шумерийцам. Они создали серп и соху с особой трубкой для посева семян. В соху земледельцы запрягали вола — труд человека стал более производительным.
В XXIV веке до нашей эры на севере от Лагаша выросло сильное Аккадское государство. Взгляните на карту (стр. 21) и отыщите город Киш — здесь была столица аккадян. Талантливый полководец кишского царя, захватив в свои руки власть, назвал себя Саргоном — «истинным царем».
Своей столицей он избрал город Аккад — на левом берегу Евфрата, где эта река ближе всего подходит к Тигру. Саргон не только объединил отдельные аккадские племена, он завоевал и Шумер. В конце концов, это пошло на пользу обоим государствам: при едином управлении можно успешнее орошать и осушать земли, строить новые каналы, водохранилища, сухопутные дороги, расширять торговлю. В интересах купцов, тамкаров, была введена единая государственная система мер и весов. У шумерийцев основной мерой была мина, весом около пятисот граммов, а у аккадян — шекель, примерно в шестьдесят раз меньше. После присоединения Шумера к Аккаду обе меры стали обязательными для всего населения. Так была узаконена шестидесятеричная система счисления, о которой вы уже знаете.
Разумеется, от создания объединенного Шумеро-Аккадского государства больше всего выиграли правители, жрецы, тамкары, но и простой народ вздохнул свободнее: прекратились беспрерывные войны между соседями.
Саргон подчинил своей власти другие страны и увеличил число рабов за счет военнопленных. Теперь и бедняки земледельцы, закабаленные долгами, лишались свободы или должны были продавать в рабство своих детей. В большом государстве на одного свободного человека приходилось четыре иги-ну-ду, или ре́шу.
Богатейшая и самая могущественная в то время Аккадо-Шумерская держава простиралась от «моря восхода», Персидского залива, до «моря заката» — Средиземного. Саргон уже именовал себя «царем четырех стран света», считая, что сами боги даровали ему безграничную власть, а его преемники не довольствовались даже этим титулом и провозгласили себя богами. Но легче было покорить слабых соседей, чем стихийные силы природы.
Урожай зависел от разливов Тигра и Евфрата. А кто знает, когда повелитель океана Эа откроет свои подземные шлюзы, чтобы заполнить реки водой? Кто может предугадать, когда все сжигающий бог Солнца Шамаш умерит жару и благодатная царица неба Иштар, богиня плодородия, наградит страну своими щедрыми дарами?
Легко нам быть пророками и по календарю предсказать, например, в феврале, что через месяц наступит весна. У шумерийцев и аккадян настоящего календаря еще не было, и служители богов, жрецы, по-своему объясняли смену времен года.
Каждое утро раздвигаются бронзовые ворота на востоке и Шамаш встает из-за гор, чтобы прогнать мрак и болотные туманы. Вечером он уходит через западные ворота, а на рассвете вновь возвращается, и светлый день сменяет темную ночь.
Но почему после дождливой зимы приходит весенний расцвет природы, а летом вянут и чахнут растения? Об этом толковала другая сказка.
Есть у богини плодородия и царицы небесной Иштар возлюбленный Таммуз — истинное дитя, бог растений. Благоденствует вечно юное дитя в зимние дожди и весной, но томительный летний зной обрекает Таммуза на нестерпимые муки. И каждый год в летнюю жару умирает страдалец, нисходит в подземное царство Нерга́ла — бога войны, болезней и смерти.
Никто по своей воле — ни люди, ни боги — не смеет проникнуть в обитель вечного мрака и тлена, откуда нет возврата. Но скорбящая Иштар нарушает запрет и еще грозит привратнику, охраняющему врата в преисподнюю: если не впустишь меня, я сокрушу все запоры, выпущу мертвецов и станет на земле больше покойников, чем живых.
Жена Нергала, Эрешкигаль, приказывает заточить незваную гостью в темницу, отдав на растерзание шести десяткам болезней. Пока несчастная богиня плодородия, горюя о возлюбленном, томится в подземном плену, великой скорбью объят весь мир: желтеют и сохнут травы, нет ни колоса, ни цветка на бесплодной земле, не глядит муж на жену, угасает любовь и жизнь…
Тогда совет богов приказывает выпустить Иштар, но она требует, чтобы вместе с нею вернулся и ее возлюбленный. И вот воскресает из мертвых юный Таммуз.[4] Он возвращается на опустошенную землю, покрывает ее пестрым ковром трав и цветов; на нивах начинают колоситься хлеба, цветут сады и наливаются янтарным соком виноградные гроздья…
Тысячи лет прожила эта сказка, кочуя из страны в страну, от одного народа к другому.
В своих молитвах об урожае шумерийцы называли Таммуза Адон — господин бог, господь. Именем Адо́ниса окрестили своего бога растительности народы Финикии и Сирии, а царицу небесную называли Аштартой.
Близ города Библа, в глубоком ущелье, таилось скрытое лесистыми склонами святилище Аштарты. Здесь перед началом весны девушки, украшенные венками из анемонов, «роз Адониса», под заунывные мелодии флейт, лютен и арф оплакивали с жалобными воплями смерть юного бога, а потом пронзительные звуки гобоя и грохот барабанов возвещали праздничный день его воскресения.
