Ознакомительная версия.
Влияние англо-американской системы уголовного судопроизводства на разработчиков УПК РФ весьма ощутимо. Обратимся, например, к гл. 40 «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением». В таких случаях суд может вынести обвинительный приговор без проведения судебного разбирательства (причем это касается преступлений, наказание за которые не превышает 10 лет лишения свободы, т. е. в их число включаются и тяжкие криминальные деяния), а назначаемое наказание не может превышать две трети максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Исследование и оценка доказательств здесь фактически не проводятся. Таким образом, вновь возрождена давно уже отброшенная концепция трактовки признания вины как «царицы доказательств», за что так ратовал в свое время прокурор СССР А. Я. Вышинский (он также заимствовал ее из англо-американского процесса)[29]. Возрождена практика производства по уголовным делам, принятая в средневековой Европе, в рамках которой внимание, прежде всего, уделялось не рассмотрению сути дела, а признанию, полученному от обвиняемого. Мы вынуждаем обвиняемого во избежание еще более нежелательных последствий признавать свою вину. Неужели непонятно, какое здесь широкое поле для злоупотреблений?
Последовательно осуществленная в УПК РФ подмена коллегиального судебного производства единоличным означает не что иное, как замену демократического правосудия формально судебным, а по существу – административным процессом[30].
Можно ли с таким «ущербным» УПК эффективно противостоять растущей преступности? Отрицательный ответ на этот вопрос очевиден. Новый УПК РФ отошел от главной линии борьбы с преступностью, в особенности от ее предупреждения. Курс на выхолащивание предупредительной функции уголовного судопроизводства получил в нем законодательное закрепление[31]. Теперь предупреждение преступлений среди задач уголовного судопроизводства не названо, а принятие мер по устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, сформулировано как право, а не обязанность органов дознания, предварительного следствия и суда. Из уголовного процесса устранены подлинно демократические институты участия в судопроизводстве населения в лице народных заседателей, товарищеских судов, наблюдательных комиссий, общественных обвинителей и общественных защитников, представителей общественных организаций и трудовых коллективов, общественного поручительства. Все это не может не сказаться самым негативным образом на эффективности борьбы с преступностью.
Странной в данной ситуации выглядит попытка разработчиков УПК РФ представить его как идеологию и философию уголовного правосудия[32]. Хороша «идеология», в соответствии с которой считается неприличным говорить об истине в уголовном судопроизводстве! Истина – не химера, химерой является представление о невозможности поиска истины в правосудии[33].
Весьма спорной кажется в этой связи и позиция профессора П. А. Лупинской (с ней солидарны многие), согласно которой «уголовное судопроизводство недопустимо рассматривать как средство борьбы с преступностью, так как это неминуемо (почему?! – Авт.) приводит к ограничению прав лиц, подозреваемых или обвиняемых в преступлении, ужесточению форм судопроизводства, а также ужесточению назначаемых судом наказаний. Уголовное судопроизводство, рассматриваемое как средство борьбы с преступностью, неизменно влечет за собой усиление его репрессивного характера за счет ограничения прав личности в сфере уголовного судопроизводства»[34].
Лупинская, безусловно, права, когда в обоснование высказанной точки зрения указывает, что «преступность – социальное явление, имеющее различные причины и множество порождающих ее объективных и субъективных факторов, а при производстве по уголовному делу речь идет о конкретном преступлении и лице, его совершившем»[35]. Разумеется, нельзя смешивать преступность как социальное явление и конкретные факты индивидуального криминального поведения. Однако отсюда вовсе не вытекает, что уголовное судопроизводство не предназначено для борьбы с преступностью.
Да, оно не влияет на объективные первопричины преступности как социального явления. Однако реализация уголовной ответственности – это особая форма воздействия на криминогенные факторы личностного характера: дефекты нравственного и правового сознания конкретных индивидов (лиц, совершивших преступления; иных лиц с антисоциальной и асоциальной направленностью), мотивационную сферу их личности. Если при этом достигается цель исправления осужденного и предотвращается рецидив (специальная превенция), налицо прямое влияние практики реализации уголовной ответственности на уровень преступности. Общая превенция удерживает определенную неустойчивую группу лиц (пусть даже небольшую!) от совершения преступлений и тем самым также играет позитивную роль.
Не переоценивая антикриминогенного значения названных факторов, следует отметить, что влияние реализации уголовной ответственности на преступность этим не ограничивается. Через сознание конкретных индивидов уголовно-правовые, процессуальные и уголовно-исполнительные средства оказывают воздействие и на групповое сознание (отдельных формальных и неформальных групп). Воздействуя на индивидуальное и групповое сознание, указанные средства влияют на общественное сознание в целом, дефекты которого, как известно, являются непосредственными причинами негативных отклонений в развитии общества, в том числе криминального поведения.
Более того, в отдельные исторические периоды можно даже констатировать «чувствительность» уровня преступности к интенсивности реализации целенаправленных (специальных) средств борьбы с нею, включая и названные средства уголовно-правового воздействия[36].
Применительно к уголовному судопроизводству это свидетельствует о его важной воспитательно-профилактической роли. «Раскрытием каждого преступления и неотвратимым привлечением к законной и справедливой ответственности каждого, кто его совершил, – по мнению Б. Т. Безлепкина, – преследуется еще более (в сравнении с указанными в ст. 6 УПК РФ. – Авт.) масштабная высшая задача (цель) – предупреждение новых преступлений и воспитание гражданского правосознания в духе уважения к закону, к правоохранительной системе государства и установленному им правопорядку… В условиях ожесточенного противостояния государства и уголовного мира неотвратимость и меткость уголовной репрессии, а следовательно, и именно такое понимание задач (целей) уголовного судопроизводства в каждом конкретном деле приобретают важнейшее общегосударственное значение»[37].
Усиление борьбы с преступностью неверно связывать с ужесточением репрессии и нарушениями конституционных прав человека и гражданина. Никто не отрицает необходимости создания системы юридических гарантий против злоупотребления уголовной репрессией, ее избыточности, ущемления прав и законных интересов человека. Линия на гуманизацию правоприменительной деятельности связана с дифференцированным подходом к правонарушителю и в целом является правильной. Но надо учитывать и реальные негативные тенденции современной преступности. В значительной мере они связаны не с привходящими, «внешними», а с «внутренними» моментами: возрастанием общественной опасности совершаемых криминальных деяний и личностных особенностей виновных. А это в ряде случаев обусловливает необходимость усиления жесткости уголовной репрессии. Когда речь идет о тяжких преступлениях, особенно посягающих на безопасность личности, об опасных преступниках, упорно не поддающихся исправлению, тогда должны использоваться строгие, суровые меры уголовной ответственности. Здесь на первый план выдвигаются интересы общественной безопасности.
Ниже рассмотрим проблемы уголовного законодательства и практики его применения.
§ 3. Мораторий по воспроизводству убийц
Прежде всего необходимо констатировать, что в силу рассмотренных выше причин у нас весьма неэффективно «работает» общая и специальная превенция преступлений. Что нужно сделать для того, чтобы она работала более эффективно?
Для этого необходимо, во-первых, обеспечить максимально возможную в данных условиях неотвратимость ответственности за содеянное; во-вторых, там, где это диктуется интересами общественной безопасности, более решительно прибегать к лишению или ограничению преступника физической возможности совершать новые преступления (в первую очередь это касается лиц, совершающих тяжкие насильственные преступления). Устрашение наказанием как средство уголовно-правовой превенции не потеряло еще значения, хотя, конечно, это не главное средство специальной и общей превенции. Главное в сфере уголовно-правовой борьбы с преступностью (речь идет именно об этой сфере, коль действенная социальная профилактика пока не очень реальна) – это такое воздействие на общественное сознание, в особенности на сознание неустойчивых в криминогенном отношении граждан, которое убеждало бы в «невыгодности» занятия преступной деятельностью. Речь идет об использовании метода превентивного сдерживания потенциальных правонарушителей. Эффект общего и специального предупреждения обеспечивается прежде всего реальной практикой осуществления принципа неотвратимости ответственности за совершенные преступления, назначения и исполнения уголовного наказания, а затем уже санкциями уголовного закона (но они должны быть такими, чтобы формировать убеждение в невыгодности занятия криминальной деятельностью). Риск совершения преступления должен превышать возможную выгоду.
Ознакомительная версия.
