Ознакомительная версия.
Руководствуясь классической марксисткой методологией, Иоффе констатирует: «Объективное право создается объективной волей», причем «право непосредственно отражает объективную волю законодателей», которая, в свою очередь, обусловлена экономикой – этим базисом общества. «Так как право – система правил поведения, а правомочие есть право на определенное поведение другого лица, и там и здесь проявляется человеческая воля. При этом объективному праву соответствует объективная воля, а субъективному праву – воля субъективная»[10].
«Право не возникает без объективной воли. Но для того, чтобы она появилась, необходимо слияние в объективной воле множества субъективных воль (избирателей или законодателей)». Представляется, что в этой части О. С. противоречит сам себе. С одной стороны, Иоффе пишет, что «какой бы воля ни была, она представляет собой психологический акт со своими мотивами и целями», а с другой – тут же оговаривается, что «психологический акт в объективной воле строится иначе, чем в воле объективной»[11].
Если воля – это психологический акт, то он с необходимостью предполагает наличие субъекта, следовательно, всякая воля исходит от субъекта: человека, юридического лица, государства (его органов), в этом смысле она субъективна. Воля законодателя – это воля законодательного органа, одного из субъектов и носителей государственной власти и в данном контексте эта воля субъективна и ничем, по сути, не отличается от воли других субъектов, действующих в пределах своей правоспособности или правомочий.
Если под объективной волей понимать волю, которая предопределена или обусловлена некими объективными процессами, обстоятельствами: экономическими условиями, здравым смыслом, определенными интересами и т. п., то в таком случае любая воля правосубъектного лица объективна в своей предопределенности. Собственное усмотрение лица сводится здесь к осознанию этой предопределенности. Таким образом, воля субъективная в высшем своем воплощении совпадает, сливается с волей объективной, при этом различение воли субъективной и объективной теряет смысл.
Что же касается права, то выводить его понятие из воли, пусть даже самой «объективной» и определять право как систему правил поведения все же не следует. Феномен права требует более сложного, т. е. комплексного подхода.
В целом следует отметить, что деление права на объективное и субъективное, и далее – различение объективных и субъективных составляющих в праве, в том числе объективной и субъективной воли, имеет своим истоком весьма редуцированную, упрощенную схему, почерпнутую Марксом и заимствованную затем «дореволюционными» и советскими юристами в гегелевской философии права. Однако Гегель выводил понятие права из объективного Духа, некоего высшего Разума, который, проходя три стадии своего становления, прежде всего, «реализует себя в правовых отношениях».[12] В этом смысле сводить право до законов любого конкретного государства и объявлять это объективным правом, да еще и придавать «объективному» праву некое подобие сакральных текстов, священной воли государства, как это делают некоторые современные теоретики права, означает лишь смешение понятий права и закона.
С нашей точки зрения, право – это один из способов организации жизни, его цель и смысл – обеспечение реализации возможностей, заложенных в человеке и человечестве, а его базис – институциональность. Государство и его органы должны быть вовлечены в сферу права как институты, его обеспечивающие. С определенностью можно заметить, что на постсоветском пространстве право, как способ организации жизни, не является пока основным и определяющим общественное развитие.
«К обновлению методологии правоведения» (2004 г.) – концептуальная статья, требующая от читателя учитывать несколько важных для понимания моментов.
Во-первых, речь идет о материализме в его марксистской интерпретации – методологии правоведения, которая существовала или доминировала в праве в советский период нашей общей истории. Замысел работы, по всей видимости, вынашивался автором еще в 60–80-е годы ХХ в. и является своеобразным откликом на искажения сути материалистической философии, произошедшие в гуманитарных науках в сталинский период, может быть, от этого имя Сталина упоминается в статье чаще других.
В тандеме государство – право последнее, по Иоффе, занимает второстепенную, подчиненную, ведомую роль. Помимо того, О. С. довольно большое место отводит различным историко-политическим отступлениям и комментариям, посвященным политическим деятелям времен СССР и современной России, что вносит в статью идеологический и даже политологический оттенки.
Во-вторых, для О. С. обновлением методологии является сама возможность сказать то, чего нельзя было публиковать раньше, в годы учебы и работы О. С. Иоффе в СССР, это свобода, которой он был лишен и в 90-е годы ХХ в., так как его практически не издавали в России вплоть до начала века нынешнего. Таким образом, призыв «к обновлению методологии правоведения» был провозглашен О. С. весьма давно и его конкретное наполнение, быть может, уже не отражает реалий дня сегодняшнего, хотя данная статья в окончательном виде была оформлена в 2004 г.
В-третьих, это – реальный шанс обосновать или хотя бы описать в самых общих чертах собственную, им построенную и выстраданную «религию» – материализм – как методологию права. Здание методологии правоведения, по Иоффе, целиком базируется на марксисткой методологии и материалистической философии.
Довольно заметное влияние на правовые воззрения Олимпиада Соломоновича оказал нормативизм, и чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к разделу статьи под заголовком «отдельные иллюстрации». В то же время проблемы, которые могут, по мнению О. С., составить план книги по методологии права, также перечисляются автором в «отдельных иллюстрациях» – именно эта часть статьи, с нашей точки зрения, представляет наибольший профессиональный интерес.
Работа «Право частное и право публичное» (2003 г.), в которой Олимпиад Соломонович дает краткий исторический обзор концепций, на которых базируется ряд определений частного права (школа естественного права, теория правоотношений, нормативная теория и др.). К загадкам, в определенной степени, следует отнести отсутствие сколько-нибудь значительного анализа О. С. Иоффе работ американских, английских и иных западных коллег. Хотя О. С. знает и цитирует некоторые современные работы российских авторов.
«Я отстаиваю, – пишет О. С., – определение, которое рассматривает право как систему правил поведения (норм), исходящих от государства, выражающих волю государства и господствующие или всеобщие интересы, охраняемых реальными мерами государственной защиты или возможностью их применения. Из этого определения, – по мнению О. С., – следует, что право воплощает два компонента: субъективный и объективный»[13]. Без государственной деятельности и государства, право и законодательство, по О. С. Иоффе, не может не только существовать, но даже и появиться. «В этом смысле и то и другое (здесь: право и законодательство. – И. Г.) субъективны… При законодательном закреплении права все зависит от объективной природы правовых отраслей, и, стало быть, нельзя включить уголовно-правовую норму в гражданское право…»[14] Таким образом, Иоффе обосновывает свою нормативно-поведенческую теорию права.
Заметим, что логические пары объект – субъект, объективное– субъективное и т. п. дефицитны по отношению к законодательству, а уж тем более по отношению к праву. Неясно, как может природа (сущность) правовых отраслей быть объективной, а само право носить субъективный характер и определяться абстрактной «государственной деятельностью».
По Иоффе, право – «система правил поведения (норм), которые исходят от государства», а государство своего рода кукловод в театре марионеток, где театр – это жизнь, в экономическом смысле – хозяйственный оборот, куклы – это субъекты, физические и юридические лица, а право – это система ниточек, за которые дергает государство. Возникает картина некой предопределенности, заданности вектора жизни, бихевиористическая (поведенческая) картина мира. Антология жизни построена, определены все основные ее составляющие, все, казалось бы, просто и ясно. Однако такой взгляд О. С. Иоффе на право не только не приближает нас к пониманию сути феномена права, но и наносит реальный вред процессу формирования в России гражданского общества и развитию цивилизованных хозяйственных отношений, основанных на частном праве. Вред этот выражается, с одной стороны, в закреплении в сознании граждан как должного и в оправдании существующей в России чиновничьей, бюрократической системы, «государственная деятельность» которой, согласно О. С., «творит» право. С другой стороны, негативное влияние подобного рода трактовок права состоит в поощрении иждивенческих настроений и ожиданий «широких масс» российского населения, для которого типичной является жизненная установка следующего рода: если «народные избранники», государственные мужи, чиновники решают и предопределяют все, то собственное усмотрение и воля сводится к минимуму; есть лишь должное поведение, в том числе и в сфере гражданских правоотношений. В гражданах вырабатывается своего рода «условный рефлекс»: потребовать и получить полагающуюся «пайку» в виде системы льгот, дотаций и прочего.
Ознакомительная версия.
