Ознакомительная версия.
Следовательно, мало сказать, что здесь нет ответственности, а есть не более чем распределение риска. Нужно ответить и на многие конкретные порождаемые такой позицией вопросы. Почему ст. 90 Основ, не являясь нормой об ответственности, за исключением прямо установленных ею изъятий, может и должна применяться с учетом всех других общих законодательных правил о деликтной ответственности? Если это норма не об ответственности, то возможна ли вообще ответственность владельца источника повышенной опасности, даже когда он виновен фактически? Раз к возмещению убытков причинитель привлекается независимо от вины, нет юридического смысла выявлять его виновность, а значит, согласно изложенной концепции, он почти всегда возмещает и никогда не отвечает. Как тогда быть с закрепленной в советском гражданском законе презумпцией вины причинителя? Там, где нет ответственности, надобность в такой презумпции не возникает. Но это поставило бы владельцев источников повышенной опасности в привилегированное положение: в отличие от всех иных причинителей, они могли бы быть привлечены к ответственности, а не к простому возмещению ущерба только при фактической доказанности их вины, – но не в силу одной лишь презумпции виновности. Если же во избежание такой ничем не оправданной привилегии действие названной презумпции следует сохранить и в этой области, то, поскольку на исход дела ее опровержение не влияет, причинитель, обязываемый к возмещению вреда, всегда признавался бы также несущим ответственность за вину, пусть и презюмируемую, а не положительно доказанную. При этом показательны не столько затруднения, возникающие в связи с перечисленными и другими подобными вопросами, сколько неизбежные при их разрешении на почве критикуемых взглядов прямо противоположные выводы. Внутренне противоречив и формулированный на той же почве общий тезис: ответственности нет, но модель ответственности имеется[200]. Противоречив потому, что ничего другого, кроме самой ответственности, не могло бы воплотиться в ее модели.
Действительно, почему эта модель применяется только к компенсационным, но не к карательным санкциям? Вероятно, потому, что наказание невиновного лишено смысла со всех точек зрения, тогда как его компенсационная ответственность приобретает достаточный смысл по крайней мере с точки зрения потерпевшего.
Но если безвиновная компенсационная ответственность известный смысл имеет, почему та же модель не стала всеобщим правилом? Видимо, потому, что при невиновности обеих сторон советский закон проявил бы неоправданную односторонность, став целиком на защиту интересов потерпевшего и полностью сбросив со счетов интересы причинителя. Однако на определенную область отношений действие указанной модели все же распространено. Почему в этих пределах законодатель пренебрег ее односторонностью? Очевидно, потому, что эта модель, благодаря специфике области ее применения, не только не становится односторонней, а, наоборот, полностью уравновешивает положение обеих сторон: один эксплуатирует технику, несмотря на угрозу случайного вреда, а другой компенсируется в пределах фактического ущерба, несмотря на невиновное его причинение.
При отмеченных условиях возложение компенсационной обязанности независимо от вины, сообразуясь с требованием справедливости, не оказывает на общественную активность людей того сдерживающего влияния, какое проявилось бы в случае распространения такого же правила на обычную деятельность. Дело в том, что с одной стороны, эксплуатация общей техники вследствие ее объективно предопределенного опережающего прогресса в сравнении с развитием техники безопасности не может не создавать угрозы причинения в известном объеме случайного ущерба. Но, с другой стороны, благодаря применению специальной техники безопасности позиция субъекта, эксплуатирующего общую технику, существенно упрощается: операции, выполняемые им в предупредительных целях, типизированы в таких масштабах, что случайности здесь практически возможны лишь в меру их неустранимости на достигнутом техникой безопасности уровне. За указанными пределами эксплуатация общей техники менее опасна, чем аналогичная работа, выполняемая технически неоснащенными способами (см., например, автоматизированные и производимые вручную погрузочные работы). Поэтому ответственность за случайные опасности не способна затормозить процесс техники уже ввиду одних только обеспечиваемых таким развитием границ безопасности. Вместе с тем, поскольку общая техника, как и техника безопасности, создается и применяется людьми, они же должны заботиться об устранении возникшей опасности, делая все возможное, чтобы сократить разрыв между двумя видами техники. Стимулировать нужную заботливость способны и предусмотренные советским законом такие санкции, применение которых не обусловлено виной нарушителя.
Отмеченное действие компенсационных санкций иногда, впрочем, оспаривают на том основании, что они применяются не к изготовителям, а к потребителям техники[201]. Но если в современных условиях социалистического хозяйствования признано вообще необходимым усилить воздействие на производителя через потребительский спрос, то нет препятствий к тому же воздействию на него в указанных специальных целях. К тому же производительные потребители техники, судя по планированию и самой практике изобретательства в СССР, проявляют не меньшую заботу о безопасном ее использовании, чем изготовители. А так как создание нового технического средства безопасности завершает сложный процесс, нередко начинающийся с выработки новых практических навыков, то, как показывает, например, практика вождения автомобилей, в этом процессе участвуют не только производительные, но и личные потребители техники.
Приходится также сталкиваться с утверждением, что вообще недопустимо при помощи юридических санкций подстегивать научно-технический прогресс, а если бы они обладали стимулирующим действием, то и с землетрясениями можно бороться, возлагая ущерб на изучающие их научно-исследовательские учреждения[202]. Но, не возражая против правового регулирования научно-технического прогресса, трудно отказывать ему в обеспечении юридическими санкциями. Оценивая же границы их стимулирующего действия, не нужно забывать, что между причинением вреда землетрясением и эксплуатирующим технику человеком не больше сходства, чем между выявлением причин землетрясения и разработкой техники безопасности. И если благодаря особому стечению исключительных обстоятельств можно стимулировать, не осуждая, то в виде такого же исключения допустимо возлагать ответственность, не обвиняя.
Значение общего правила имеет ответственность за вину; она справедлива, не оказывает на участие в общественных процессах тормозящего влияния и обеспечивает нужный воспитательный эффект. В качестве исключения из этого общего правила ответственность за противоправно-вредоносное поведение независимо от вины может быть введена при условии, что она: а) не противоречит принципу справедливости, так как выражается в компенсационных, а не карательных санкциях; б) не отвращает от участия в общественных процессах, так как применяется к деятельности, которая одновременно повышает опасность и уменьшает ее; в) не лишена воспитательного действия, так как вследствие особенностей той же деятельности стимулирует к еще не совершенному, хотя и не осуждает того, что уже было совершено.
Структурные подразделения системы права (на материалах гражданского права)[203]
В советской юридической науке никем не оспаривается и потому может считаться общепризнанным трехчленное деление последовательно восходящих к системе права образующих ее в своей совокупности элементов: норма, институт, отрасль. Достаточна ли, однако, эта «триада» для того, чтобы полностью исчерпать структурные подразделения правовой системы?
Советское право воплощается в законах и в иных нормативных актах. Атак как оно целиком укладывается в органически присущую ему систему, то в ней должны найти свое место и любые составные части выражающих наше право законодательных актов. Но куда следует отнести преамбулы к законам, не содержащие ни норм, ни институтов, ни тем более отраслей права?
Конечно, если бы преамбулы носили чисто разъяснительный или сугубо декларативный характер, можно было бы сказать, что они вообще не входят в систему права, хотя и неотделимы от соответствующих законодательных текстов. В действительности же они имеют и другое значение. Так, ст. 5 Основ гражданского законодательства устанавливает, что гражданские права охраняются законом, за исключением случаев, когда они осуществляются в противоречии с назначением этих прав в социалистическом обществе в период строительства коммунизма. Но в самой ст. 5 назначение гражданских прав не определено, и выявить его можно, опираясь лишь на ту часть преамбулы к Основам, в которой устанавливаются задачи, стоящие перед советским гражданским законодательством. Поэтому и применение ст. 5 на практике без использования преамбулы неосуществимо.
Ознакомительная версия.
