Ознакомительная версия.
– преступление, за совершение которого выдача испрашивается, должно быть совершено либо на территории запрашивающего государства либо должно быть направлено против интересов запрашивающего государства, либо запрашиваемое лицо должно являться гражданином этого государства;
– лицо, запрашиваемое к выдаче, находится на территории запрашиваемого государства;
– между запрашиваемым и запрашивающим государствами заключен двусторонний договор о выдаче либо они являются участниками одного и того же многостороннего договора;
– лицо не было привлечено к ответственности за это деяние в запрашиваемом или в ином государстве;
– совершенное запрашиваемым к выдаче лицом деяние не утратило своих правовых последствий (не истекли сроки давности привлечения к ответственности, лицо не подлежит амнистии и т. п.);
– если в запрашивающем государстве за совершение преступления возможно назначение смертной казни, а в запрашиваемом нет, то запрашивающее государство должно гарантировать неназначение или неприменение этого наказания;
– преступление относится к делам публичного, а не частного обвинения;
– при привлечении к уголовной ответственности запрашивающее государство не может выйти за пределы тех преступлений, которые были указаны в запросе.[518]
Несоответствие перечисленным условиям, если они обязательны в соответствии с действующим между сторонами договором, как правило, влечет отказ в выдаче.
При ратификации Европейской конвенции о выдаче российский законодатель определил дополнительные основания, с учетом которых в выдаче может быть отказано:
– если выдача лица запрашивается для привлечения к ответственности в порядке чрезвычайного или упрощенного судопроизводства либо в целях исполнения приговора, постановленного в таком порядке, и имеются основания полагать, что этому лицу не будут или не были обеспечены минимальные гарантии, установленные международным законодательством. Вероятно, с учетом того, что Россия модернизировала свое процессуальное законодательство, включила в него также упрощенный порядок рассмотрения уголовный дел, имеет смысл отказаться от возможности отказа в выдаче в порядке упрощенных судебных процедур;
– если имеются основания полагать, что в запрашивающем государстве лицо было или будет подвергнуто пыткам или другим жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания либо в процессе уголовного преследования запрашиваемому лицу не будут обеспечены минимальные гарантии, установленные международным законодательством;
– исходя из соображений гуманности, когда имеются основания полагать, что выдача лица может повлечь для него серьезные осложнения, обусловленные его преклонным возрастом или состоянием здоровья;
– если выдача лица может нанести ущерб суверенитету, безопасности РФ, общественному порядку или другим существенно важным интересам.
Отказ в выдаче лица другому государству вовсе не означает безнаказанности такого лица, наличие у него возможности и дальше совершать преступления на территории других государств. Здесь действует правило о том, что запрашиваемая сторона должна либо выдать виновного, либо наказать его. При этом, если виновный совершил преступления на территории нескольких государств, то он должен понести наказание за все совершенные преступления. Наказание за совершенные преступления назначается не по законодательству запрашивающих государств, а по законодательству запрашиваемого государства, однако оно не может превышать того, которое предусмотрено законодательством запрашивающего государства.
От экстрадиции следует отличать возвращение захваченного воздушного судна, пассажиров и членов экипажа, а также лиц, виновных в его захвате, согласно Конвенции о борьбе с незаконным захватом воздушных судов от 16 декабря 1970 г..[519] Последняя устанавливает упрощенный порядок возвращения судна, передачи членов экипажа, пассажиров, багажа, лиц, виновных в угоне, изъятого оружия, следов преступления и т. п. Эта конвенция может применяться и тогда, когда между государствами не заключены соглашения о выдаче.
В связи с подписанием Российской Федерацией и предстоящей ратификацией Римского статута Международного уголовного суда от 17 июля 1998 г.,[520] следует отличать выдачу от передачи дела на рассмотрение Международного Суда. При выдаче всегда имеет место изменение юрисдикции одного государства и переход лица под юрисдикцию другого государства. При рассмотрении же дела Международным уголовным судом меняется лишь орган, осуществляющий юрисдикцию. Если при выдаче к виновному применяется законодательство запрашивающего государства, то при передаче дела в Международный суд применяется законодательство страны, гражданином которого является подсудимый.
В отличие от международного права, институт экстрадиции как часть национального уголовного права проходит путь становления, проб и ошибок, поэтому нуждается в дальнейшей разработке и обсуждении.
В. К. Звирбуль и В. П. Шумилов определяют выдачу преступников как акт правовой помощи, осуществляемой в соответствии с положениями специальных договоров и норм национального уголовного и уголовно-процессуального законодательства, заключающийся в передаче преступника другому государству для суда над ним или для приведения в исполнение вынесенного приговора.[521]
Более предпочтительным нам представляется определение экстрадиции, сформулированное А. И. Бойцовым: основанная на договоре, взаимности, международной вежливости или на национальном праве передача обвиняемого в совершении преступления либо осужденного за его совершение лица государством, на территории которого это лицо находится, другому государству в целях его уголовного преследования по законам запрашивающего выдачи государства или по нормам международного уголовного права либо для приведения в исполнение приговора, вынесенного судом запрашивающего государства.[522]
§ 7. Толкование уголовного закона (А. В. Иванчин)
Применение уголовного закона немыслимо без его толкования. Именно «с толкованием, – писал М. Д. Шаргородский, – связаны самые насущные проблемы судебной практики».[523] Что является объектом толкования – уголовный закон или же уголовное право? А. Ф. Черданцев применительно ко всему праву отстаивал вторую позицию. Полагаем, что это неверный подход. «Оболочкой» уголовного права является уголовный закон, и, соответственно, уяснить последнее без проникновения сквозь эту «оболочку» невозможно. Следовательно, именно уголовный закон – объект толкования.
Толкование осуществляется с помощью различных приемов. Очень часто можно слышать заявления о необходимости увеличения объема легального толкования уголовного закона. Под ним понимают разъяснение понятий и терминов в самом УК. Это прием весьма полезный, не спорим. Однако он отвечает всем признакам правотворчества и, следовательно, не имеет ничего общего с толкованием уголовного закона.
Заглянув в не столь многочисленные уголовно-правовые работы, посвященные толкованию, мы обратили внимание на один негативный, как нам показалось, факт. Речь идет о недооценке в уголовно-правовой теории взаимосвязи интерпретационной и законодательной техники. В соответствующих главах учебников при описании толкования уголовного закона традиционно говорится о его понятии и видах в зависимости от субъекта, объема и, наконец, о его способах. При этом обрисовка способов обычно сводится к краткой характеристике систематического и грамматического приемов толкования. О связи этих приемов и толкования в целом с законодательной техникой, как правило, не говорится ни слова.
Однако почему возможно систематическое толкование? Потому, что правотворец системно излагает в уголовном законе свою волю. Почему мы задействуем грамматические приемы? Опять же по указанной причине, ибо законодатель в ходе правотворчества опирается на арсенал языковых средств. «Так как в нормативном акте государственная воля выражена на языке права, то для обеспечения реального действия юридических норм нужен, условно говоря, обратный перевод»,[524] – верно отметил С. С. Алексеев. Интерпретация и заключается в этом обратном переводе, расшифровке текста закона. А для расшифровки, как известно, нужно знать шифр, или код, в качестве которого выступает в данном случае законодательно-технический инструментарий. Поэтому знание специфических средств и приемов построения уголовно-правовых предписаний призвано служить, по нашему мнению, прочной основой толкования уголовного закона. Таким образом, именно знание секретов законодательной техники – ключ к уяснению и объяснению уголовного закона.
Ознакомительная версия.
