Ознакомительная версия.
– Скажи – кто ты? – спросил Великан, и благоговейный страх обуял его, и он пал перед ребенком на колени.
А дитя улыбнулось Великану и сказало:
– Однажды ты позволил мне поиграть в твоем саду, а сегодня я поведу тебя в свой сад, который зовется Раем.
И на другой день, когда дети прибежали в сад, они нашли Великана мертвым: он лежал под деревом, которое было все осыпано белым цветом.
Королевский сын намерен был сочетаться браком, и по этому поводу ликовал и стар и млад. Приезда своей невесты Принц дожидался целый год, и вот наконец она прибыла. Это была русская Принцесса, и весь путь от самой Финляндии она проделала в санях, запряженных шестеркой оленей. Сани были из чистого золота и имели форму лебедя, а меж крыльев лебедя возлежала маленькая Принцесса. Она была закутана до самых пят в длинную горностаевую мантию, голову ее покрывала крошечная шапочка из серебряной ткани, и Принцесса была бела, как снежный дворец, в котором она жила у себя на родине. Так бледно было ее лицо, что весь народ дивился, глядя на нее, когда она проезжала по улицам.
– Она похожа на Белую розу! – восклицали все и осыпали ее цветами с балконов.
Принц вышел к воротам замка, чтобы встретить невесту. У него были мечтательные фиалковые глаза и волосы как чистое золото. Увидав Принцессу, он опустился на одно колено и поцеловал ей руку.
– Ваш портрет прекрасен, – прошептал он, – но вы прекраснее во сто крат!
И щеки маленькой Принцессы заалели.
– Она была похожа на Белую розу, – сказал молодой Паж кому-то из придворных, – но теперь она подобна Алой розе.
И это привело в восхищение весь двор. Три дня кряду все ходили и восклицали:
– Белая роза, Алая роза, Алая роза, Белая роза! – И Король отдал приказ, чтобы Пажу удвоили жалованье.
Так как Паж не получал никакого жалованья вовсе, то пользы от этого ему было мало, но зато очень много чести, и потому об этом было своевременно оповещено в Придворной Газете.
По прошествии трех дней отпраздновали свадьбу. Это была величественная церемония: жених с невестой, держась за руки, стояли под балдахином из пунцового бархата, расшитого мелким жемчугом, а потом был устроен пир на весь мир, который длился пять часов. Принц и Принцесса сидели во главе стола в Большом зале и пили из прозрачной хрустальной чаши. Только истинные влюбленные могли пить из этой чаши, ибо стоило лживым устам прикоснуться к ней, как хрусталь становился тусклым, мутным и серым.
– Совершенно ясно, что они любят друг друга, – сказал маленький Паж. – Это так же ясно, как ясен хрусталь этой чаши!
И Король вторично удвоил ему жалованье.
– Какой почет! – хором воскликнули придворные.
* * *
После пира состоялся бал. Жениху и невесте предстояло протанцевать Танец розы, а Король вызвался поиграть на флейте. Он играл из рук вон плохо, но никто ни разу не осмелился сказать ему это, потому что он был Король. В сущности, он знал только две песенки и никогда не был уверен, какую именно исполняет, но это не имело ни малейшего значения, так как, что бы он ни делал, все восклицали:
– Восхитительно! Восхитительно!
* * *
Программа празднеств должна была закончиться грандиозным фейерверком, которому надлежало состояться ровно в полночь. Маленькая Принцесса еще никогда в жизни не видала фейерверка, и поэтому Король отдал приказ, чтобы Королевский пиротехник самолично занялся фейерверком в день свадьбы.
– Фейерверк? А на что это похоже? – спросила Принцесса у своего жениха, прогуливаясь утром по террасе.
– Это похоже на Северное сияние, – сказал Король, который всегда отвечал на все вопросы, адресованные к другим лицам, – только гораздо натуральнее. Фейерверк так же прекрасен, как моя игра на флейте, и я лично предпочитаю его огни звездам, потому что, по крайней мере, знаешь наверняка, когда эти огни зажгутся. Словом, вам непременно нужно полюбоваться на него.
И вот в углу королевского сада был воздвигнут большой помост, и, как только Королевский пиротехник разложил все, что требовалось, по местам, огни фейерверка вступили в разговор друг с другом.
– Как прекрасен мир! – воскликнула маленькая Шутиха. – Вы только взгляните на эти желтые тюльпаны. Даже если бы это были настоящие фейерверочные огни, и тогда они не могли бы быть прелестней. Я счастлива, что мне удалось совершить путешествие. Путешествия удивительно облагораживают душу и помогают освобождаться от предрассудков.
– Королевский сад – это еще далеко не весь мир, глупая ты Шутиха, – сказала Большая Римская Свеча. – Мир огромен, и меньше чем за три дня с ним нельзя основательно ознакомиться.
– То место, которое мы любим, заключает в себе для нас весь мир! – мечтательно воскликнул Огненный Фонтан, который на первых порах был крепко привязан к старой сосновой дощечке и гордился своим разбитым сердцем. – Но любовь вышла из моды, ее убили поэты. Они так много писали о ней, что все перестали им верить, и, признаться, это меня нисколько не удивляет. Истинная любовь страдает молча. Помнится, когда-то я… Впрочем, теперь это не имеет значения. Романтика отошла в прошлое.
– Чепуха! – сказала Римская Свеча. – Романтика никогда не умирает. Это как луна – она вечна. Наши жених и невеста, например, нежно любят друг друга. Мне все рассказала о них сегодня утром бумажная гильза от патрона, которая случайно попала в один ящик со мной и знала все последние придворные новости.
Но Огненный Фонтан только покачал головой.
– Романтика умерла, Романтика умерла, Романтика умерла, – прошептал он. Он принадлежал к тому сорту людей, которые полагают, что если долго твердить одно и то же, то в конце концов это станет истиной.
Вдруг раздалось резкое сухое покашливание, и все оглянулись.
Кашляла длинная, высокомерная с виду Ракета, прикрепленная к концу длинной палки. Она всегда начинала свою речь с покашливания, дабы привлечь к себе внимание.
– Кхе! Кхе! – кашлянула она, и все обратились в слух, за исключением бедняги Огненного Фонтана, который продолжал покачивать головой и шептать:
– Романтика умерла.
– Внимание! Внимание! – закричал Бенгальский Огонь.
Он увлекался политикой, всегда принимал деятельное участие в местных выборах и поэтому очень умело пользовался всеми парламентскими выражениями.
– Умерла безвозвратно, – прошептал Огненный Фонтан, начиная дремать.
Как только воцарилась тишина, Ракета кашлянула в третий раз и заговорила. Она говорила медленно, внятно, словно диктовала мемуары, и всегда смотрела поверх головы собеседника. Словом, она отличалась самыми изысканными манерами.
– Какая удача для сына Короля, – сказала она, – что ему предстоит сочетаться браком в тот самый день, когда меня запустят в небо. В самом деле, если бы даже все это было обдумано заранее, и тогда не могло бы получиться удачнее. Но ведь Принцам всегда везет.
– Вот так-так! – сказала маленькая Шутиха. – А мне казалось, что все как раз наоборот; это нас будут пускать в воздух в честь бракосочетания Принца.
– Вас-то, может, и будут, – сказала Ракета. – Я даже не сомневаюсь, что с вами поступят именно так, а я – другое дело. Я весьма замечательная Ракета и происхожу от весьма замечательных родителей. Мой отец был в свое время самым знаменитым Огненным Колесом и прославился грацией танца. Во время своего знаменитого выступления перед публикой он девятнадцать раз повернулся вокруг собственной оси, прежде чем погаснуть, и при каждом повороте выбрасывал из себя семь розовых звезд. Он был три фута с половиной в диаметре и сделан из самого лучшего пороха. А моя мать была Ракета, как и я, и притом французского происхождения. Она взлетела так высоко, что все очень испугались – а вдруг она не вернется обратно. Но она вернулась, потому что у нее был очень кроткий характер, и возвращение ее было ослепительно-эффектным – она рассыпалась дождем золотых звезд. Газеты с большой похвалой отозвались о ее публичном выступлении. Придворная Газета назвала ее триумфом Пилотехнического искусства.
– Пиротехнического – хотели вы сказать, Пиротехнического, – отозвался Бенгальский Огонь. – Я знаю, что это называется Пиротехникой, потому что прочел надпись на своей собственной коробке.
– А я говорю Пилотехнического, – возразила Ракета таким свирепым тоном, что Бенгальский Огонь почувствовал себя уничтоженным и тотчас стал задирать маленьких Шутих, дабы показать, что он тоже имеет вес.
– Итак, я говорила, – продолжала Ракета, – я говорила… о чем же я говорила?
– Вы говорили о себе, – отвечала Римская Свеча.
– Ну разумеется. Я помню, что обсуждала какой-то интересный предмет, когда меня так невежливо прервали. Я не выношу грубости и дурных манер, ибо я необычайно чувствительна. Я уверена, что на всем свете не сыщется другой столь же чувствительной особы, как я.
– А что это такое – чувствительная особа? – спросила Петарда у Римской Свечи.
Ознакомительная версия.
