— Кто этот милый мальчик, который идёт рядом вон с той дряхлой старушкой? Он заботится о ней так трогательно, словно она его прабабушка!
P. P. P. S. На этом писать кончаю, так как очень тороплюсь.
Эдит Люси
Лашингтон Роуд, 7, Истберн
10 сентября 1887 г.
Дорогая Эдит!
Ты действительно не должна думать, будто что-нибудь в твоём поведении могло показаться мне грубым хотя бы в малейшей степени! Ничего грубого в твоём поведении не было. Нет, дорогое моё дитя, существует множество различных вещей, которые ты можешь делать, но есть и такие вещи, которые ты сделать просто не в силах. Например, перепрыгнуть через Луну или быть грубой с кем-нибудь.
Преданный тебе Ч. Л. Д.
Эдит Блейкмор
Крайст Черч, Оксфорд
22 декабря 1887 г.
Дорогая Эдит!
Какая странная вещь Память! Она вся состоит, как ты должно быть знаешь, из закоулков и полочек, на которых очень удобно спрятать что-нибудь подальше с глаз. На одной из таких полок (которая начала было покрываться пылью от того, что на неё давно не заглядывали) я обнаружил имя маленькой девочки, с которой я давным-давно, в Средние века (в эпоху Карла Великого), встречался в Истберне.
Если я могу верить бирмингемским газетам, то эта маленькая девочка теперь около 6 футов росту и когда она появляется на улицах, вокруг неё собираются восторженные толпы. Однако она, должно быть, изрядно состарилась и теперь, когда она снова впала в детство, самое время порадовать её книжкой.
Я посылаю эту книжку заблаговременно, чтобы ты могла её читать, когда захочешь.
Это работа одного из моих больших друзей миссис Шют, которая вышла замуж за одного из преподавателей колледжа Крайст Черч, а теперь, будучи ещё совсем молодой, осталась вдовой. Она живёт в Лондоне со своим старым отцом и занимается рисунком и живописью в «Слейде», находя в этих занятиях удовлетворение. Она великолепно рисует фигуры. Об этом ты можешь судить хотя бы по этим рисункам кукол. Думаю, она поступила очень мудро, придав лицам кукол так много различных выражений.
Наилучшие пожелания твоей маме, сестре, брату и тебе самой Весёлого всем вам Рождества!
Всегда преданный тебе Ч. Л. Доджсон
Шарлотте Рикс
Честнатс, ГилДфорд
29 декабря 1887 г.
Дорогая Лотти!
Всегда желательно, а иногда и возможно, умерить безумную ревность, с которой младшая сестра (остающаяся в лохмотьях среди золы и пыли) наблюдает за отъездом старшей сестры, разодетой в пух и прах, в чертоги, залитые ослепительным светом, если в критический момент подарить младшей сестре подходящий к случаю подарок, который обычно встречается в двух разновидностях — шоколадного драже или книги с цветными картинками. Эта книга моего большого друга художницы миссис Шют: она занимается в Школе искусств Слейда и, как мне кажется, действительно великолепно рисует фигуры. Ты вряд ли сможешь судить о её искусстве по рисункам кукол. Думаю, она поступила достаточно мудро, придав лицам кукол различные выражения.
Наше с тобой знакомство длилось каких-нибудь 2 часа, не так ли? Как странно, что мы с тобой все ещё друзья! Я подумываю о том, чтобы написать оду, которая начиналась бы словами:
Не беда, что знаком я с тобой
Два часа, иль каких-то сто двадцать минут.
Ведь с тех пор мы друзья,
И немало нас ждут…
и т. д. и т. п., только не знаю, как придать ей должный пафос. Мне почему-то кажется, что не следует писать о том, что «твой локон, увы, поседел!»
Любящий тебя Ч. Л. Доджсон
Люси Уолтерс
Крайст Черч, Оксфорд
17 марта 1888 г.
Дорогая Люси!
Когда я спрашиваю себя, чем может быть вызвана столь резкая перемена в отношениях, чем я мог столь сильно обидеть тебя, чтобы после письма от 8 февраля, подписанного «Любящая Вас», получить письмо от 15 марта, подписанного уже «Искренне Ваша», повторяю, когда я спрашиваю себя, то причина на первый взгляд кажется окутанной тайной. Тем не менее жизненно важно установить, в чем состоят мои прегрешения, и, если это возможно, принести за них свои извинения, ибо требуется лишь самое поверхностное знакомство с тройным правилом, чтобы понять, что наша переписка будет продолжаться по нисходящей («С неизменным почтением», «С уважением»), пока наконец ты не напишешь мне в третьем лице («Мисс Люси Уолтерс свидетельствует своё почтение и т. д.»).
Десять часов напряжённых размышлений открыли мне глаза. Как я теперь вижу, мой (почти) неисправимый промах состоял в том, что, получив очень милое письмо от тебя с приглашением побывать в Херкомеровой школе искусств в Баши (Хертфордшир), я последовал дурному совету и ответил моей двоюродной сестре Энни.
Признаю, что это было с моей стороны очень дурно и жестоко. Единственное, чем я могу, как мне кажется, поправить дело, — это выбрать несколько писем, полученных мной от других людей, и ответить на них тебе.
Не удивляйся поэтому, моя дорогая Люси, если получишь от меня послание вроде следующего:
«Дорогая Люси! Верно ли, что бедная восковая кукла упала и разбила себе нос? Если так, то мне её очень жалко…»
Или, например, ты получишь такое письмо:
«Дорогая Люси! Присланный вами на пробу образец вина мною одобрен. Пришлите, пожалуйста, шесть дюжин и обеспечьте сохранность при доставке…»
Или, например, такое письмо:
«Дорогая Люси! Если часы, оставленные у вас для ремонта, не будут возвращены мне в течение месяца, то я буду вынужден обратиться к моему нотариусу с просьбой…»
Ясно, что я получил письма от маленькой девочки, от поставщика вин и от часового мастера, а ответы им всем прислал тебе.
Могу ли я надеяться на то, что после того, как ты получишь дюжину или около того таких писем, то сочтёшь их вполне достаточной компенсацией за совершенное мной преступление и постепенно вернёшься к тем дружеским отношениям, которые так долго существовали между нами?
Всегда любящий тебя Ч. Л. Доджсон
Племяннице Менелле Доджсон
Крейст Черч, Оксфорд
10 мая 1888 г.
Дорогая Нелла!
КАК! Ты не хочешь ждать 18 лет? Странно!
Ведь как только пройдёт 17 лет 11 месяцев и 3 недели, тебе останется ждать лишь одну неделю. А что такое неделя? Поскольку решить столь трудную загадку почти невозможно, я скажу тебе ответ (только, пожалуйста, не говори никому): неделя — это семь дней!
Часовщик сообщил мне, что на изготовление часов ему потребуется 18 лет и 5 дней, но я сказал: «Нельзя ли побыстрее?» — и дал ему понять, что тебе очень не хотелось бы ждать ещё и 5 дней. Узнав об этом, часовщик пообещал приложить все усилия, чтобы закончить часы к концу восемнадцатилетнего срока.
Иметь собственные часы будет очень удобно: если Эдит когда-нибудь бросит свои часы в тебя, ты сможешь бросить свои часы в неё. И те и другие часы разобьются, а поскольку новых часов я тебе не подарю, все кончится ко всеобщему удовольствию…
Любящий тебя дядя Чарлз Л. Доджсон
Эдит Нэш
Лашингтон Роуд. 7, Истберн
10 августа 1888 г.
Дорогая Эдит!
Это очень жестокая шутка с твоей стороны сообщить мне, что ты в Дувре, когда тебе прекрасно известно, что я всегда отдыхаю в Истберне! Думаешь, примчаться в Дувр, чтоб взглянуть на тебя, так же легко, как перейти Лашингтон Роуд? А я проделывал это раз или два, ты помнишь? Совсем другое дело приехать в Дувр и остаться там хотя бы на короткое время.
Но предположим, что я буду в Дувре 20-го или 21-го и предположим, что мне захочется сходить в театр на «Как вам это нравится?» Шекспира. Возникает очень важный вопрос:
— Позволят ли тебе пойти со мной в театр?
Если ты ответишь «да», то возникает более важный вопрос:
— Захочешь ли ты пойти со мной в театр?
Если ты ответишь «да», то возникает еще более важный вопрос-
— Пойдёшь ли ты со мной в театр?
Если ты ответишь «да», то возникает самый важный вопрос:
— Вырос ли твой крохотный умишко до достаточно больших размеров, чтобы Шекспир тебе понравился?
Ведь в Шекспире смысла несравненно больше, чем в той пьесе («Корневильские колокола»?), на которую я водил тебя в Девонширский зелёный театр.
Как ты думаешь? Достаточно ли ты взрослая («большая»), чтобы наслаждаться Шекспиром?
Самые лучшие пожелания твоим родителям и привет Барбаре.
Любящий тебя Ч. Л. Доджсон
Эдит Рикс
Лашингтон Роуд, 7, Истберн
