В Чичикове и далее будет отмечаться прагматичность, основательность, а вместе с тем и незаданность, случайность некоторых его поступков. Так, уже в этой главе, осматривая город, Чичиков прихватывает афишу, прибитую к столбу. Дома он ее внимательно разглядывает с двух сторон, а затем складывает «в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать всё, что ни попадалось» (VI, 12). Не похож ли тем самым Чичиков на другого героя поэмы, Плюшкина, который также прихватывает с собой все, что попадается ему на пути? Ведь и Плюшкин был прежде крепким хозяином, практиком, деловым человеком. Различные герои Гоголя, отличаясь друг от друга, все время «пересекаются». Опасность стать Плюшкиным может грозить каждому, Чичиков об этом не задумывается, но о текучести, изменчивости жизни постоянно размышляет автор. Мы же из афиши, положенной Чичиковым в ларчик, узнаем, что в городском театре давалась драма Коцебу. Случайный как будто жест Чичикова предоставляет в наше распоряжение определенную информацию о культурной жизни губернского города. Август Коцебу (1761–1819), немецкий писатель-драматург, был чрезвычайно популярен в России: зрителям нравились его мелодраматические пьесы. То, что Гоголь не указывает название пьесы, а лишь упоминает главных героев и их исполнителей («Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова»), также свидетельствует о популярности этого автора. В русском переводе драма, которую давали в губернском городе NN, называлась «Гишпанцы в Перу, или Смерть Роллы». Фамилии актеров, звучащие обыденно, не позволяют видеть в них исполнителей трагических персонажей. Так же как актеры не испытывают потребности выбрать себе какой-либо эффектно звучащий псевдоним, так и герои Коцебу далеки от подлинно трагических героев. Популярность Коцебу поддерживалась доступностью его сюжетов, рассчитанных на массового зрителя. Чичиков так долго рассматривает афишу, что кажется, он хочет найти в ней что-то более достойное внимания, чем информация об очередной постановке пьесы популярного драматурга.
Чичиков, коллежский советник, наносит визиты чиновникам, которые представлены читателям прежде всего как лица, занимающие те или иные места в социальной структуре общества: губернатор, вице-губернатор, прокурор, председатель палаты, полицеймейстер, откупщик, начальник над казенными фабриками. Именно в этой иерархической последовательности расположены чиновные лица, которым оказывает свое внимание гоголевский герой. Губернатор в дореволюционной России — глава и хозяин губернии, которая считалась высшей административно-территориальной единицей, должность губернатора была утверждена еще Петром I, в 1708 г. Гоголевский губернатор — «большой добряк и даже сам вышивал иногда по тюлю», что не помешало ему позаботиться о служебных отличиях: «имел на шее Анну, и поговаривали даже, что был представлен к звезде» (VI, 12). «Анна» — орден святой Анны 2-й степени, в виде креста, носился «на шее» т. е. на мундире у воротника, а представлен губернатор мог быть к ордену святого Станислава 1-й степени, он носился на ленте через плечо, жаловался за особые заслуги перед государством. Скорее всего, он лишь мечтает об этом ордене; гоголевское «впрочем» словно смягчает честолюбивые запросы губернатора. К должности и личности главы губернии Гоголь обратится и в своем позднем творчестве, в «Выбранных местах из переписки с друзьями». В этой книге его больше всего будет занимать вопрос о том, какое нравственное влияние на общество может оказать человек, занимающий «важное место» (одна из глав так и называется «Занимающему важное место»). В поэме же на первом плане — Павел Иванович Чичиков, смысл имени которого будет раскрываться постепенно, и лишь рассмотрев все произведение, можно будет задуматься над тем, почему автор называет его именно так.
Мы заметили, что внешность героя подчеркнуто неопределенна. Возраст его не назван. Откуда он явился, неизвестно. Но личность Чичикова все же начинает проявляться в тексте — в его речах, в манере общения. На первый взгляд, он не говорит ничего особенного. К тому же в первой главе нет прямой речи, суждений героя, его речевой стиль передает автор. Однако мы сразу догадываемся, что Чичиков — великий мастер диалога, хотя и специфического. Его, конечно, интересует не собеседник, а собственная выгода, поэтому автором позиция героя определена однозначно с самого начала: «Он очень искусно умел польстить каждому» (VI, 12). Однако для каждого чиновника он находит свое слово, хваля в разговоре с губернатором «бархатные» дороги, с полицеймейстером — «городских будочников» (будочник — нижний полицейский чин, сторож) и т. д.
Автор пока не использует прямую речь, он ее приберегает, чтобы включить ее в текст там, где она будет наиболее нужна, — в разговорах Чичикова с помещиками. К тому же несобственно прямая речь характеризует и чиновников: они не нуждаются в содержательных беседах, сказанный приезжим господином банальный комплимент их вполне удовлетворяет. Но передавая речь Чичикова, автор позволяет читателю заметить, что она не так проста, во всяком случае не произвольна, напротив, продуманна. Чичиков прибегает к помощи литературной традиции, к богатым запасам культуры, умеющей выигрышно представить человека, вызвать к нему интерес. Гоголевский герой, конечно, пользуется штампами, но они-то и воздействуют на сознание среднего, рядового человека. Чичиков именует себя «незначащим червем мира сего» (стилистически апеллируя к сентиментальной традиции и даже несколько ее утрируя, тем самым снижая, чуть ли не пародируя); он избирает для себя речевую позицию самоумаления («не достоин того, чтобы много о нем заботились» — VI, 13), что также подкупает; он сетует на судьбу («испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду» — там же), но изъявляет готовность смириться с этим и ищет поддержки. Ю. В. Манн установил, что в первоначальной редакции главы содержался монолог Чичикова, и лишь в ходе работы над поэмой Гоголь от него отказался. Не потому ли, что это давало ему возможность внести в текст легкую иронию, т. е. выразить, хотя и осторожно, свое отношение к герою? Автор отдает должное находчивости Чичикова, но при этом дает понять, что тот оперирует словами слишком легко, как массовый потребитель литературного текста. У героя «Мертвых душ» в этом есть предшественник — Хлестаков, который также прибегает в своей речи к литературным оборотам и, перенося их в свои реплики и стремительные монологи, девальвирует, снижает тот смысл, который вкладывала в них предшествующая традиция. Вспомним хотя бы, как, предложив свою руку и сердце жене городничего, в ответ на ее реплику: «Но позвольте заметить: я в некотором роде… я замужем», Хлестаков моментально отвечает: «Это ничего! Для любви нет различия, и Карамзин сказал: „Законы осуждают“. Мы удалимся под сень струй…» (IV, 76). Сентименталистская поэтизация природы, искренности любовного чувства скомпрометирована контекстом слов Хлестакова. Так и Чичиков легко и спекулятивно пользуется неисчерпаемым словесным запасом культуры. Правда, текст поэмы таков, что побуждает читателя возвращаться к прочитанным главам и усматривать в них более сложный смысл, чем тот, что открывался при первом чтении. Когда мы познакомимся с биографией Чичикова, мы признаем, что ему действительно довелось испытать «много на веку своем». Другое дело, что «испытания», встретившиеся герою, — следствие его натуры, жажды накопительства, готовности любой ценой добиваться поставленной цели. Так что читателю надлежит отличать истинные испытания отложных, искреннее слово от спекулятивного, серьезный литературный текст от его подделки.
Чичиковское жонглирование словами парадоксальным образом оказывается в чем-то сродни писательству: как Чичиков, так и писатель словом строит свой мир, свою реальность, словом воздействует на людей. Но «Мертвые души» создаются во второй половине 1830-х годов, когда Гоголь уже знает, что «обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку» (VIII, 231). Эта фраза появится в «Выбранных местах из переписки с друзьями», вышедших в свет в 1847 г., но размышления о возможности слова, об ответственности писателя, о том, что «опасно шутить писателю со словом» (VIII, 232), — эти размышления Гоголь познал уже в предшествующее десятилетие.
Знаменательно, что, продемонстрировав, пусть и опосредованно, словесное мастерство Чичикова, автор почти тотчас описывает процедуру подготовки героя к губернской вечеринке. Сразу бросается в глаза, что телесное в Чичикове преобладает: «В приезжем оказалась такая внимательность к туалету, какой даже не везде видывано» (VI, 13). Знаменитый фрак «брусничного цвета с искрой» появляется именно здесь. Герой и словом умеет пользоваться как никто другой, и о внешности, о безупречности своего облика заботится необыкновенно. Эгоцентризм Чичикова автором отмечен, но и особые способности героя (несмотря на типичность, усредненность облика и поведения) также акцентированы в тексте. Как воспользуется этими способностями Чичиков? — вопрос, важный для автора и потому все более начинающий занимать читателя.
