Кунигунда бросилась к его ногам и оросила их слезами, но он был неумолим.
– Сумасшедший барон, – сказал ему Кандид, – я избавил тебя от галер, заплатил за тебя выкуп, выкупил и твою сестру. Она мыла здесь посуду, она уродлива – я, по своей доброте, готов жениться на ней, а ты еще противишься. Я снова убил бы тебя, если бы поддался своему гневу.
– Ты можешь снова убить меня, – сказал барон, – но, пока я жив, ты не женишься на моей сестре.
Глава тридцатая
Заключение
В глубине сердца Кандид не испытывал ни малейшей охоты жениться на Кунигунде, но чрезвычайная наглость барона подстрекала его вступить с нею в брак, а Кунигунда торопила его так настойчиво, что он не мог ей отказать. Он посоветовался с Панглосом, Мартеном и верным Какамбо. Панглос написал прекрасное сочинение, в котором доказывал, что барон не имеет никаких прав на свою сестру и что, согласно всем законам империи, она может вступить в морганатический брак с Кандидом. Мартен склонялся к тому, чтобы бросить барона в море; Какамбо считал, что нужно возвратить его левантийскому шкиперу на галеры, а потом, с первым же кораблем, отправить в Рим к отцу генералу. Совет признали вполне разумным; старуха его одобрила; сестре барона ничего не сказали. План был приведен в исполнение, – разумеется, за некоторую мзду, и все радовались тому, что провели иезуита и наказали спесивого немецкого барона.
Естественно было ожидать, что после стольких бедствий Кандид, женившись на своей возлюбленной и живя с философом Панглосом, философом Мартеном, благоразумным Какамбо и со старухой, имея сверх того так много брильянтов, вывезенных из отечества древних инков, должен был бы вести приятнейшее в мире существование. Но он столько раз был обманут евреями, что у него осталась только маленькая ферма; его жена, делаясь с каждым днем все более уродливой, стала сварливой и несносной; старуха одряхлела, и характер у нее был еще хуже, чем у Кунигунды. Какамбо, который работал в саду и ходил продавать овощи в Константинополь, изнемогал под бременем работ и проклинал судьбу. Панглос был в отчаянии, что не блещет в каком-нибудь немецком университете. Что касается Мартена, он был твердо убежден, что везде одинаково плохо, и терпеливо переносил тяготы жизни. Кандид, Мартен и Панглос спорили иногда о метафизике и нравственности. Они частенько видели проплывавшие мимо их фермы корабли, набитые пашами, эфенди и кадиями, которых ссылали на Лемнос, на Митилену, в Эрзерум; другие кади, другие паши, другие эфенди занимали места изгнанных и в свой черед отправлялись в изгнание; видели они иногда и аккуратно набитые соломой человеческие головы, – их везли в подарок могучему султану.
По соседству жил очень известный дервиш, который считался лучшим философом в Турции. Они попели посоветоваться с ним. Панглос сказал так:
– Учитель, мы пришли спросить у вас, для чего создано столь странное животное, как человек?
– А тебе-то что до этого? – сказал дервиш. – Твое ли это дело?
– Но, преподобный отец, – сказал Кандид, – на земле ужасно много зла.
– Ну и что же? – сказал дервиш. – Какое имеет значение, царит на земле зло или добро? Когда султан посылает корабль в Египет, разве он заботится о том, хорошо или худо корабельным крысам?
– Что же нам делать? – спросил Панглос.
– Молчать, – ответил дервиш.
– Я льстил себя надеждой, – сказал Панглос, – что смогу побеседовать с вами о следствиях и причинах, о лучшем из возможных миров, о происхождении зла, о природе души и о предустановленной гармонии.
В ответ на эти слова дервиш захлопнул дверь у них перед носом.
Во время этой беседы распространилась весть, что в Константинополе удавили двух визирей и муфтия и посадили на кол несколько их друзей. Это событие наделало много глуму на несколько часов. Панглос, Кандид и Мартен, возвращаясь к себе на ферму, увидели почтенного старика, который наслаждался прохладой у порога своей двери под тенью апельсинного дерева. Панглос, который был не только любитель рассуждать, но и человек любопытный, спросил у старца, как звали муфтия, которого удавили.
– Вот уж не знаю, – отвечал тот, – да и, признаться, никогда не знал имен никаких визирей и муфтиев. И о происшествии, о котором вы мне говорите, не имею понятия. Я полагаю, что вообще люди, которые вмешиваются в общественные дела, погибают иной раз самым жалким образом и что они этого заслуживают. Но я-то нисколько не интересуюсь тем, что делается в Константинополе; хватит с меня и того, что я посылаю туда на продажу плоды из сада, который возделываю.
Сказав это, он предложил чужеземцам войти в его дом; две его дочери и два сына поднесли им несколько сортов домашнего щербета, каймак, приправленный лимонной коркой, варенной в сахаре, апельсины, лимоны, ананасы, финики, фисташки, моккский кофе, который не был смешан с плохим кофе из Батавии и с Американских островов. Потом дочери этого доброго мусульманина надушили Кандиду, Панглосу и Мартену бороды.
– Должно быть, у вас обширное и великолепное поместье? – спросил Кандид у турка.
– У меня всего только двадцать арпанов, – отвечал турок. – Я их возделываю сам с моими детьми; работа отгоняет от нас три великих зла: скуку, порок и нужду.
Кандид, возвращаясь на ферму, глубокомысленно рассуждал по поводу речей этого турка. Он сказал Панглосу и Мартену:
– Судьба доброго старика, на мой взгляд, завиднее судьбы шести королей, с которыми мы имели честь ужинать.
– Высокий сан, – сказал Панглос, – связан с большими опасностями; об этом свидетельствуют все философы…
– Я знаю также, – сказал Кандид, – что надо возделывать наш сад.
– Вы правы, – сказал Панглос. – Когда человек был поселен в саду Эдема, это было ut operaretur eum, – дабы и он работал. Вот вам доказательство того, что человек родился не для покоя.
– Будем работать без рассуждений, – сказал Мартен, – это единственное средство сделать жизнь сносною.
Все маленькое общество прониклось этим похвальным намерением; каждый начал изощрять свои способности. Небольшой участок земли приносил много плодов. Кунигунда, правда, была очень некрасива, но зато превосходно пекла пироги; Пакета вышивала; старуха заботилась о белье. Даже брат Жирофле пригодился: он стал очень недурным столяром, более того – честным человеком, и Панглос иногда говорил Кандиду:
– Все события неразрывно связаны в лучшем из возможных миров. Если бы вы не были изгнаны из прекрасного замка здоровым пинком в зад за любовь к Кунигунде, если бы не были взяты инквизицией, если бы не обошли пешком всю Америку, если бы не проткнули шпагой барона, если бы не потеряли всех ваших баранов из славной страны Эльдорадо, – не есть бы вам сейчас ни лимонной корки в сахаре, ни фисташек.
– Это вы хорошо сказали, – отвечал Кандид, – но надо возделывать наш сад.
Вопросы и задания1. Назовите просветительские идеи, которые утверждает Вольтер в этом произведении.
2. Что является предметом сатирического осмеяния Вольтером?
3. Опишите характер Кандида; какие художественные приемы используются для его создания?
4. Дайте сопоставительную характеристику образам Панглоса и Мартена.
5. Как Вольтер понимает смысл свободы и человеческого равенства?
6. Какой идеал воплощается в образе Эльдорадо?
7. Как Вольтер рассматривает проблемы судьбы и воспитания?
8. Проследите «географию» этого произведения.
9. Охарактеризуйте метод и жанр «Кандида».
10. Составьте план сочинения на тему «Каждый должен возделывать свой сад».
Этот английский писатель-просветитель жил в середине XVIII века. Крупный юрист, долгое время работавший судьей, он был непримиримым врагом всесильного премьер-министра Роберта Уолпола, на протяжении двадцати лет правившего Англией.
Всю свою жизнь Г. Филдинг боролся за претворение в жизнь идеалов Просвещения. Он был честным судьей и пытался искоренить взяточничество, создал театр для простых лондонцев Хаймаркет, в котором с успехом пели его сатирические пьесы, издавал сатирико-нравоучительные журналы, приводившие в бешенство английское правительство. Этот человек был крупнейшим английским теоретиком романа и романистом. Его «История Джозефа Эндрюса», «История Тома Джонса – найденыша» до сих пор с увлечением читаются по всей Европе.
Благодаря Г. Филдингу, страстному поклоннику творчества М. Сервантеса, в английскую литературу прочно вошли образы героев-чудаков, в одиночку бросавшихся на борьбу с несправедливостями, царившими в обществе. Как журналист, Г. Филдинг продолжил традиции Дж. Аддисона и Р. Стиля, но в его журналах вместо сатирико-нравоучительных эссе печатались в основном памфлеты, по своей резкости и бескомпромиссности не уступавшие памфлетам Дж. Свифта, которого Г. Филдинг считал своим учителем. «Письмо из Бедлама» – яркий образец сатирического мастерства Филдинга. Этот памфлет был напечатан в 35-м номере «Конвентгарденского журнала» Г. Филдинга в 1762 г. В нем писатель использует изобретенный Дж. Аддисоном и Р. Стилем прием публикации «письма читателя». Разумеется, письмо написано самим Филдингом, но, создавая памфлет, он надевает маску «чудака», больного человека, заключенного в психиатрическую лечебницу (Бедлам – знаменитый сумасшедший дом в Англии). Однако болезнь Мизаргуруса сродни болезни Дон Кихота. Помешательство обоих вызвано неприятием жестокости и несправедливости окружающего их мира. Дон Кихот воображает себя странствующим рыцарем, защищающим справедливость, а Мизаргурус претендует на роль ученого, открывшего истинную причину всех зол (обратите внимание, для эпохи Возрождения еще характерен идеал человека деятельного, а для Просвещения на первый план выходит умение думать, использовать Разум).
