Сейчас ученые знают об архаических обществах несравненно больше, чем во второй половине XIX века. И давно уже стало ясно: столь «эмоциональные» выводы из наблюдений Л. Г. Моргана над строем жизни индейцев-ирокезов явно преувеличивают достоинства родового управления. Жизнь первобытных людей предстает тут в явно искаженном виде. Но, с другой стороны, это вполне понятно!
Ведь Ф. Энгельс являлся одним из создателей очередной утопии о грядущем «золотом веке». Не мог же он не мечтать о том, чтобы увидеть вживе хотя бы тень, хотя бы прообраз грядущего «коммунистического рая»!
Действительность была, вероятно, в чем-то сложнее, а в чем-то проще — но уж, во всяком случае, она была не столь идиллической. Да, при родовом строе не было ни полиции, ни королей — что правда, то правда. А вот что касается судов и смертной казни, якобы сводившейся к кровной мести — тут уж... извините! Суд — в той или иной форме — есть явление, присущее любым человеческим сообществам (а по некоторым данным, и не только человеческим!). И смертная казнь была у архаичных народов гораздо распространеннее и «разнообразнее», чем думал Ф. Энгельс. В некоторых случаях колдун мог просто сказать осужденному: «Умрешь завтра!» — и тот покорно умирал. Но осужденного (а чаще пленного врага) могли подвергнуть и самым изощренным пыткам. Все зависело от конкретных обстоятельств, далеко не всегда понятных «цивилизованным» наблюдателям, по той или иной причине соприкасавшимся с жизнью «дикарей».
Забота о престарелых и калеках? Да, было и это. Когда как... Порой престарелых и грудных младенцев попросту убивали: уносили подальше от стойбища и бросали, обрекая на съедение зверям или на голодную смерть. И надо понять: в основе всего этого лежало отнюдь не «зверство». Просто в некоторые периоды немощные и беспомощные становились для общины совершенно непосильной обузой. Ведь, к сожалению, экономика «первобытного коллективизма» носила экстенсивный характер. Она не позволяла накапливать богатств — запасов, которые позволили бы обеспечить выживание рода надолго вперед!
Кстати, обычай избавляться от лишних ртов упомянутым образом просуществовал в Северной Европе до самого конца «чудесного» родового строя! К примеру, еще в X—XI вв. н. э. — накануне принятия нашими предками христианства — глава общины имел полное право решать, будет ли жить новорожденный или умрет? Если он заявлял, что еще одного ребенка прокормить будет трудно, младенца без лишних сентиментов «выносили» в пустынное место и оставляли там. И это даже не считалось убийством — ведь «официально» новорожденный становился человеком и членом рода только после определенных обрядов.
Ф. Энгельс был прав в другом: в архаических обществах «нет и следа» современного чиновничьего аппарата! Однако утверждать при этом, что у них «общих дел гораздо больше, чем в настоящее время», было бы, по меньшей мере, наивно. «Тут уж он явно хватил через край» — это, кстати, слова самого Энгельса, только сказаны они в иной работе и в совсем другой адрес. Да, жизнь охотников на мамонтов была несравненно сложнее жизни австралийцев или огнеземельцев, но и она не идет ни в какое сравнение с жизнью обществ, в которых впервые возник настоящий управленческий аппарат — то есть, первых государств, древнейших цивилизаций. Конечно, на деле общественная жизнь таких древних государств была намного интенсивнее и богаче, чем первобытная! В сущности, затем и потребовалось обособление целого класса чиновников, что руководить «общими делами» со временем становилось все сложнее — потребовались профессионалы!
В архаичном же обществе повседневная жизнь (по крайней мере, при отсутствии чрезвычайных обстоятельств) действительно как бы «самоорганизовывалась». Решения принимались на основе неписаной традиции, причем зачастую даже не на уровне общины, а на уровне отдельной семьи. Что касается семьи как таковой — то для нее во все времена был характерен скорее «патриархально-авторитарный», чем «демократический» режим. Во всяком случае, так было в повседневных, обыденных обстоятельствах.
Еще больше «хватил через край» классик марксизма, указывая на женское равноправие, якобы существовавшее в родовом обществе! Возможно, женщины рода ирокезов и впрямь присутствовали при выборах сахема или военного вождя — но вот о женщинах-вождях первобытных племен мне довелось читать разве что в романах Дж. М. Ауэл да в нескольких детских книжках советского времени.
Сразу скажу: нет правил без исключений! Известно, например, что на острове Тасмания во время безнадежной войны с колонизаторами «отряды мстителей» иногда возглавляли именно женщины. Но ведь это имело место в годину национальной трагедии, когда большинство мужчин-тасманийцев уже было истреблено! Нестандартные ситуации нередко диктуют нестандартные решения. С тем же успехом мы можем привести в качестве примеров женщин-вождей Жанну д'Арк, беглую монашку Алену, ставшую атаманом в войске Стеньки Разина, или знаменитую «старостиху Василису», командовавшую партизанским отрядом во время войны с Наполеоном в 1812 году! Все это исторические факты, но, согласитесь, ни о каком «женском равноправии» в средневековой Франции или в крепостнической России XVII—XIX веков они не свидетельствуют.
Нет, феминизм, борьба за «права женщины» — все это достижения исключительно современной цивилизации. А во времена охотников на мамонтов «неравноправие» полов являлось чем-то само собой разумеющимся. Мужчины, к примеру, рожать не умели, да так до конца и не научились. Я уже писал о том, что важнейшая религиозно-обрядовая сфера жизни охотников была для женщин абсолютно запретной. Возможно, для материалиста Ф. Энгельса такого рода «мелочи» не имели сколько-нибудь существенного значения. Но задумаемся о чисто «материальной» стороне вопроса: о естественном разделении труда! Оно прослеживается во всех архаических (и не только архаических) обществах: удел мужчины — охота и война, удел женщины — собирательство и домашнее хозяйство. В архаических обществах такое положение дел никому не казалось унизительным. И самим женщинам тоже.
Что же касается женского участия в так называемой «общественной жизни» — то, думается, здесь все зависело от конкретных культурных традиций. Кое-где они и в выборах сахема могли участвовать — хотя сильно подозреваю, что подлинное избрание совершалось раньше и значительно более узким кругом лиц. А в других архаических обществах женщин и к мужскому обеденному столу не допускали... Но все это, так сказать, «фасадная» сторона. А на практике во всех культурах мира женщины участвовали во всех интересующих их сторонах общественной жизни куда активнее, чем это могло бы показаться со стороны. Приведу маленький эпизод из романа «Тропа длиною в жизнь», который выглядит тут, на мой взгляд, довольно информативным:
...В общине Тилома вновь появились сыновья Тигрольва. Трое. С просительными дарами. Похудевшие, — Армер не сразу узнал старшего брата Нагу, некогда крепкого и сильного мужчину, — так он спал с лица. Теперь прозвище «Крепыш» никак не подходило этому изможденному, одряхлевшему человеку!
«Великий вождь детей Волка! — без обиняков заговорил он. — Род наш молит о помощи! К вам духи благосклонны, а на нас совсем разгневались! Чем только ни пытались их умилостивить, — ничто не помогает! Не знаем, как теперь и быть!»
«Какая же беда стряслась с великим Родом детей Тигрольва?»
«Беда? Беды, несчастья, одно за другим! Дичь куда-то пропала; половина припасов сгнила; всю зиму голодали. Огненная Девка появилась и не уходит. Мрут мужчины, женщины мрут, а детей — так и вовсе не осталось. Не только у нас, в соседних общинах тоже... Совсем пропадаем!»
Дело нешуточное. В таких случаях помощь может быть опасна для тех, кто ее оказывает: духи своенравны, духи капризны...
«Такое главный охотник решать не властен. — осторожно ответил Типом. — Это колдунское дело».
Армер сидел тут же, рядом с вождем. То, что духи разгневаны на детей Тигрольва, для него не было новостью. Но как сильно разгневаны? И за что? Свои расспросы он начал издали.
«Что же говорит колдун детей Тигрольва? Он мудр и могуч».
«Наш колдун пытался призвать своих духов-покровителей, пытался добраться до наших Предков. Но не вернулся. Теперь он сам ушел к предкам».
«Почему же сыновья Тигрольва не обратились к колдуну детей Ледяной Лисицы? Ведь между вашими Родами давний союз».
Крепыш ответил не сразу, через силу:
«Обращались... Он... тоже не вернулся! Теперь дети Ледяной Лисицы во всем винят нас!»
— Ты знаешь, что означает: «Колдун не вернулся»? — спросил Армер у Аймика.
