Михаил Иванович Демиденко
Как Наташа папу искала
В одной деревне жила-была девочка. Звали ее Наташей. А деревня называлась Бобровкой. Наташа жила в Бобровке всю свою жизнь, целых пять лет. Ее папа и мама тоже жили в Бобровке. Папа работал механиком в колхозе, а мама — ветеринаром. Так зовут коровьего доктора. В деревне жили еще другие мальчики и девочки, но я буду рассказывать про одну Наташу.
В тот день Наташа проснулась рано. Встала, умылась, позавтракала. Тут мама ей и говорит:
— Дочка, сегодня ты будешь весь день одна… Я очень занята.
— Ты всегда занята, — обиделась Наташа.
— Но сегодня особенно, — вздохнула мама. — Сегодня мы будем делать прививки маленьким телятам, чтоб они не болели. Всем маленьким уколы делают. Помнишь, и тебе делали?
— Да, помню, — ответила Наташа. — Можно, я тогда к папе пойду?
— Очень хорошо! — обрадовалась мама. — И мне поможешь. Снеси отцу деньги. Пусть в столовой обедает. Выручишь меня?
— Ладно, — пообещала девочка. — Выручу! Ты не беспокойся.
Наташа надела пальто, мама повязала ей на голову платок, и девочка вышла на улицу.
Наташе нужно было перейти речку. Речка была маленькая, но быстрая-быстрая. Вода в ней была рыжая. Это потому, что речка текла из болота, а в болотах вода всегда рыжая, кого хочешь спроси.
Только Наташа подошла к мосточку, как ей навстречу вышел Петька-петух с общипанным хвостом. Это был такой драчливый петух, такой драчливый, что он всех петухов в деревне бил. Однажды летом он даже подрался с собакой, когда она захотела выпить воду из миски для кур.
Вот до чего драчливый петух, просто горе с ним!
Он встал на середине мосточка, посмотрел на девочку одним глазом и погрозил на своем петушином языке:
— Ко-ко-ко… Ко-ко-ко…
— Петька, ты ко мне не лезь драться, — предупредила его Наташа. — Я сегодня тороплюсь.
Петька никакого внимания не обратил и опять:
— Ко-ко-ко… Ко-ко-ко…
Тогда Наташа сказала:
— Петька, а хочешь, я тебе крошек дам?
— Ке-ке-ке… Ке-ке-ке… — сразу сказал петух.
Наташа выгребла из кармана пальто хлебные крошки, высыпала на землю. Петька подошел боком, склевал самую крошечную крошку и стал сзывать кур:
— Кур-кур… Кур-кур-кур…
Прибежали курицы, обрадовались, что столько куриного угощения разложено, стали клевать.
Наташа быстрее мимо Петьки, по мосточку, а чтоб деньги не потерять, она их и карман положила и тот карман рукой держит.
Подошла Наташа к мастерским, где ее папа работал. А из мастерских грохот разлается:
„Бух-бух… Цок-цок… Тук-тук…“
Это в мастерской целый трактор разбирали на колесики — ремонт делали, мотор меняли… Всего и не расскажешь.
Вошла Наташа. Огляделась. Видит — машины кругом, видит — народу много, а папы нигде нет. И что тут будешь делать? Хоть плачь.
Наверное, его куда-то вызвали, наверное, он где-то понадобился, потому что он все-все делать умел. Про него прямо так и говорили: „Золотые руки“. Честное слово! Я сам слышал.
— Где же мне папу найти? — спросила Наташа.
Рабочие остановили на минуту работу, подумали, посоветовались, потом сказали:
— Ты на картофельное поле загляни. Он там, больше ему негде быть: там вчера картофелекопалка сломалась.
— Спасибо! — сказала Наташа.
— Дорогу-то знаешь? — спросили её.
— Я там была, — ответила Наташа.
А в мастерских опять начало грохотать:
„Бух-бух… Цок-цок… Тук-тук…“
Наташа пошла по тропке, мимо огородов, прямо на бугор, где лес.
Была осень. Дожди уже кончились, а снега ещё не было. Лес стоял весь огненный, ещё коричневый, ещё золотой, и это было очень красиво.
И повстречались Наташе белые домашние гуси.
Они шли важно, вразвалочку.
— Гуси-гуси, — спросила Наташа, — вы не видели моего папу?
— Гы-гы-гы… — ответили гуси на своём гусином языке.
Потом они стали смотреть в небо — там, под самыми облаками, летели в тёплые страны дикие гуси. Было слышно, как дички призывно кричали:
— Га-га-га… Пора-пора-пора…
И домашние гуси заволновались, тоже заторопились в дорогу, побежали, захлопали крыльями, оторвались от земли, но тут же опустились на дорогу. Они были слишком жирными и ленивыми, чтоб взлететь в небо.
— Гы-гы-гы… Гы-гы-гы… — Домашние гуси были обижены и никак не могли понять, почему крылья не держат их в воздухе, почему домашним гусям никогда не долететь до теплого моря. — Гы-гы… Гы-гы… — Они заковыляли на своих коротких ногах, переваливаясь с боку на бок.
— Пешком-то вам до моря вообще не дойти, — сказала им Наташа.
И гуси поняли, что девочка говорит правду. Они повернули к дому и больше крыльями не хлопали.
Вышла Наташа на поле. В прошлом году здесь рос сладкий горох, а в этом году росла одна картошка. Ее уже выкопали, ссыпали в мешки, мешки сложили в кучу прямо у дороги.
На мешках сидели женщины. Они обрадовались, что к ним пришла Наташа. Закричали, засмеялись:
— Ой, Наташенька-Наталья, что ж ты поздно заявилась? Приходила бы пораньше, помогла бы нам работать.
— Да я бы помогла, — ответила девочка, — только мне вначале нужно папу пойти.
— Так он у нас был, сделал свое дело и ушел, — сказали женщины.
— Тогда и я пойду, — сказала Наташа. — Догонять.
— Ну, посиди с нами хоть немножко, отдохни. Хочешь, песню споем?
Это сказала тетя Люба. Она лучше всех умела в деревне песни петь. Она даже выступала по праздникам в клубе. Пела, а гармонист играл ей на баяне.
— Другой раз споем, — пообещала Наташа.
Тут женщины заговорили между собой:
— И где это шофер запропастился? Что ж, нам тут до вечера сидеть? Слушай, Наташа, если встретишь машину, скажи шоферу, чтоб торопился.
— Ладно, скажу, — кивнула Наташа.
И она пошла. Назад, к деревне. А тетя Люба запела песню. Про рябину. Какая она красная, какая красивая. И песню далеко-далеко было слышно, потому что голос у тети Любы звонкий. И еще потому, что в лесу эхо разносит песню из конца в конец. Точно кто-то не видимый подпевает.
Я сам не раз слышал.
И вдруг девочка увидела коз.
Это были такие проказницы, такие проказницы, что на них все в деревне жаловались: то в парник залезут, капустную рассаду потравят, то кусты смородины обглодают. Просто спасения от них во всей округе не было!
Козы разломали ограду возле стожка и теребили сено. Выдернут пучок, пожуют-пожуют и бросят. Выдернут, понюхают и не едят.
— Я вот вам, безобразникам! — крикнула девочка. — Зачем сено портите?
Тогда одна коза наклонила голову с рогами и проблеяла:
— Бе-е-е…
— Ме-е-е… — промекала вторая и опять выхватила клок сена.
Наташа схватила хворостину, подняла над головой да как крикнет:
— Уходите по-хорошему, а то плохо будет!
Козы испугались, выскочили из ограды, побежали, закричали на своём козьем языке:
— Бе-е-зобразие!
— Ме-е-шают!
Наташа поправила у стожка ограду и пошла дальше.
У родника Наташа увидела грузовую машину. Оказывается, она застряла: родник-то круглый год бьёт из-под земли, и земля вокруг влажная, рыхлая.
— Здравствуйте, дяденька шофёр, — сказала Наташа. — Вы торопитесь, вас ждут.
— Знаю я, — ответил шофёр грустно. — Вот ошибку сделал: нужно было ехать правее, а я напрямик подался — и застрял.
Шофёр ломал ветки и бросал их под машину, чтоб колёса не буксовали.
— Давайте и вам помогу! — предложила девочка.
— Ой, я даже не знаю, как и благодарить тебя! — обрадовался шофер. Он сел в кабину за руль, а Наташа стала вместо него бросать ветки.
Потом она схватила свою хворостину, да как ударит по кузову, да как крикнет:
— Но-но! Поехали!
И вправду… машина поехала. Вначале медленно, затем быстрее, быстрее и выехала на сухое место. Прицеп — за ней.
Шофер высунулся из кабины, помахал рукой:
— Молодец, девочка, выручила ты меня! До свиданья!
И шофер уехал, а Наташа пошла дальше.
Около самой околицы она увидела Булана. Это был колхозный конь. Он стоял и думал о своих лошадиных делах. Он всю ночь возил с лесной делянки дрова в деревню.
На шее у Булана висело ботало. Это вроде лошадиного телефона. Когда нужно найти Булана, конюх выходит за околицу, слушает. Где брякает ботало, там, значит, и пасется Булан.
