Бердибек Ыдырысович Сокпакбаев
Чемпион
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕРНОГО КОЖА
Повесть
— О, аллах! Что Кожа сделал людям плохого? Почему его все ругают?
Это бабушка говорит обо мне.
Я притаился в сенях и жду, что ответит аллах, но он молчит. Тогда я осторожно заглядываю в комнату и вижу: на скамейке вместо аллаха сидит комбайнер соседнего колхоза Каратай. Он разошелся со своей женой и теперь сватает мою маму.
Признаться, я не люблю этого человека. С тех пор, как он стал бывать в нашем доме, — это началось с прошлой осени — мои отношения с мамой перестали быть такими дружескими, как раньше. Когда Каратай приезжает к нам на своем старом мотоцикле, они подолгу о чем-то шепчутся, и я не должен входить в комнату.
Не понимаю, почему мама должна выходить замуж? Нам и так хорошо. После того, как погиб на фронте мой отец, мы живем втроем — я, мама и бабушка. Зачем нам Каратай с его обшарпанным мотоциклом?!
...Я делаю шаг назад и, незамеченный никем, выбегаю из сеней.
— Черный Коже! — зовет меня кто-то с противоположной стороны улицы.
Я по привычке отзываюсь и тут же сжимаю кулаки. Это крикнул мой соклассник Жантас. Он насмешник и никогда не произносит моего имени правильно. Вместо Кожа он умышленно говорит Коже, что означает «постный суп».
Я грожу ему кулаком, а он хохочет и хлопает себя по коленям. Не обращая внимания на Жантаса, продолжаю идти дальше.
...Я давно хотел спросить бабушку, кто мне дал такое нехорошее имя. По свидетельству о рождении меня зовут Кожабергеном. Но потом кто-то из них — мама или бабушка — потерял вторую половину моего имени. Скорее всего, они обе, сговорившись, стали называть меня коротко: Кожа. Теперь меня зовет так весь аул.
В школе у нас есть другой Кожа. Чтобы нас не путать, ребята зовут меня Черный Кожа, а старшего сына Суттебая — Рыжий Кожа. А такой хитрец, как Жантас, коверкает имена нас обоих.
Что я буду делать с таким именем, когда стану взрослым? Я хочу стать писателем — это уже решено. К нам в школу из Алма-Аты приезжал писатель — высокий, кудрявый, с красивым именем. Обо мне он сказал так:
— Какой подвижной мальчик!
Если бы он знал, как мне попадает за эту подвижность от классного руководителя Майкановой!
Конечно, быть знаменитым писателем очень хорошо. Тогда уж никто не упрекнет бабушку, что ее внук Кожа плохо себя ведет. И хорошо бы еще иметь такое имя, как Мурат, Ербол или, скажем, Болат, Сабит.
Раз я надумал — значит, это будет так. Бабушка говорит, что я упрямый и страшно настойчивый. Она до сих пор помнит, как я прожег ее платок. Я был тогда совсем малышом. Мне нужны были лыжи. Бабушка сказала, что никаких лыж не будет, потому что я забияка и не слушаюсь ее. Я рассердился и сгоряча бросил бабушкин платок на раскаленную плиту. Платок прогорел, а бабушка положила меня ничком на пол и дала такую взбучку, что у нее заболели руки. Но я молчал и не плакал. Потом вырвался и убежал. Когда я стану писателем, я куплю бабушке отличный платок. Но об этом я пока ей не говорю.
...Несколько дней назад я закончил пятый класс. Сейчас каникулы, и я совершенно свободен. В самом деле, как хорошо летом! Можно спать сколько угодно, ходить на речку купаться, удить рыбу или поехать на джайляу.
Так размышляя, я дошел до реки. На крутом ее изгибе есть небольшая песчаная коса. Сюда я прихожу каждый день. Тут даже лежит моя банка из-под червей.
Жаль, что я не взял с собой удочку. На закате иногда здорово клюет.
Солнце садится на том берегу в кустарники, и в воде глубоко-глубоко опрокинут золотой столб. Где-то в камышах беспокойно крякают утки, за поворотом слышны удары весел о лодку.
Я стою на берегу и смотрю, как струится вода. Она течет спокойно-спокойно.
Днем, я видел, сюда приходила купаться Жанар. Вы, должно быть, знаете эту девочку. Ее знают все. Прежде всего, это самая красивая девочка в нашей школе. У нее замечательный голос. Жанар отлично плавает, отлично поет, а как она танцует «Камажай»! С ней стоит дружить.
Почему-то мне всегда становится радостно, когда я думаю о Жанар. Мне даже приятно смотреть в ту сторону аула, где стоит ее дом. Иногда у меня появляется желание сделать что-нибудь такое хорошее, чтобы люди говорили:
— Кожа — молодец! Кожа — герой!
И чтобы об этом обязательно знала Жанар.
Я подхожу к знакомому кусту боярышника, где обычно купается Жанар, и внимательно изучаю чистый, как стекло, песок. Может быть, она что-нибудь забыла здесь, я подберу и отнесу ей.
На песке следы чьих-то босых ног. Конечно, это следы Жанар — маленькие и аккуратные. Я подхожу ближе и рассматриваю их. Потом я осторожно ставлю в эти следы ступни своих ног и так стою, не шелохнувшись. Песок теплый и нежный. Теперь я твердо знаю, что это следы Жанар. Медленно ступая по этим следам, я возвращаюсь домой. У входа в поселок следы исчезают, и мне опять становится скучно.
У нашей калитки по-прежнему стоит облезлый мотоцикл Каратая. Я не люблю эту, машину, как и ее хозяина. Со злостью я ударяю ногой по колесу и решительно иду в дом.
У порога меня встречает бабушка. Она перемешивает в кадке кумыс. Я хочу пройти мимо, но она останавливает меня за руку.
— Куда ты? Там человек. Садись здесь и покушай.
— Ну и что же, что человек, — отвечаю я сердито, — я домой иду...
Бабушка что-то ворчит мне вслед, но я ее не слушаю.
Каратай и мама, как обычно, сидят за столом у окна и о чем-то тихо разговаривают. При моем появлении они переглядываются и замолкают. Я им помешал — это видно по недовольному выражению лица Каратая. Маме тоже не понравилось мое вторжение — взгляд у нее насуплен.
Каратай неестественно улыбается и говорит:
— Эй, Кожатай, где твой салям?
Мне часто говорили, что не приветствовать старшего или знакомого человека — признак невоспитанности; чтобы не огорчить маму, я с трудом выговариваю:
— Здравствуйте.
— Что это ты такой сердитый? — спрашивает мама. — Или опять с кем-нибудь не поладил?..
— Так просто, — отвечаю я нехотя и прохожу в угол, где стоит этажерка. Чтобы не маячить в комнате без дела, я начинаю бесцельно рыться в старых газетах и журналах, перебираю свои учебники. Что я ищу и что мне надо — я не знаю. Все мое внимание сейчас обращено на маму и Каратая.
— Весна нынче была дождливая, — как бы продолжая беседу, говорит Каратай.
— Да, — отвечает мама.
— У нас в «Коминтерне» отличные виды на урожай.
— У нас тоже.
Голос у мамы какой-то виноватый. Я понимаю, что она любит меня, а не Каратая, и с ним беседует из вежливости. Ведь мама у меня — воспитанный человек. Она уже давно сказала Каратаю, что замуж не пойдет, а будет ставить на ноги сына, т.е. меня. Но он никак не отстает от мамы, и это начинает меня бесить.
Я молча роюсь в книгах, а Каратай продолжает что-то плести о видах на урожай, но я-то понимаю, о каких видах он ведет речь.
— Конечно, конечно, — механически подтверждает мама, и в ее голосе я слышу совсем иные слова: «Эх, Каратай, не так просто провести моего сына. Он все уже понимает...»
Наступает пауза. Сидя на корточках у этажерки, я упорно продолжаю свое бессмысленное занятие. У Каратая лопается терпение, и он начинает что-то быстро шептать маме. Из этого шепота я разбираю только одно слово:
— Обижусь...
Нашел чем испугать! Пусть обижается. Нам с мамой безразлично, даже напротив. Мысленно я начинаю бранить Каратая и с нетерпением жду, когда он уйдет. А он ждет, когда я уйду.
Вдруг мама говорит каким-то твердым и одновременно ласковым голосом:
— Сынок, что ты там так долго ищешь?
Я даже немного опешил. Обычно она называет меня по имени, а это «сынок» прозвучало как-то особенно. Словно она упрекала меня: «Брось, мальчик, хитрить, когда хочешь подслушать разговор взрослых».
Мне стало стыдно. Схватив первый попавшийся под руки журнал, я шмыгнул из комнаты.
На этот раз Каратай задержался у нас недолго. Вскоре он вышел из комнаты хмурым и, как я понял, сильно расстроенным. В другое время, уезжая от нас, он бодро прощался с бабушкой, трепал меня за волосы, шутил и предлагал покататься с ним на мотоцикле вокруг аула. А сейчас он посмотрел на меня из-под насупленных бровей и ничего не сказал. Сухо бросив бабушке «мамаша, до свиданья», он прошел к калитке.
Через минуту возле нашего дома затрещал мотоцикл, как будто кто-то начал частую пальбу из ружья. Потом треск стал удаляться — Каратай поехал. Я выбежал за калитку и со злорадством посмотрел ему вслед. Внутренне я торжествовал: мое взяло — мама спровадила Каратая.
На следующий день мама уехала на джайляу. Она работает дояркой на молочнотоварной ферме.