Валерий Роньшин
Как зовут собаку Павлова?
Петербург — прекрасный город… для прогулок. Но жить здесь нельзя. Здесь можно только умереть. Умирать сюда приезжают со всех концов света.
Но это так, к слову…
Я же приехал в Питер не жить и не умирать. Да сейчас и не вспомню зачем… Кажется, ни за чем… Впрочем, нет, мне хотелось разыскать памятник собаке Павлова.
Было начало весны (вторая половина марта, если уж совсем точно). Под ногами хлюпала жижа.
Я решил позвонить своей бывшей жене. Теперь она была замужем за миллионером.
Трубку взял миллионер.
— Здравствуйте, — сказал я.
— Кати нет, — ответил он.
— Я слушаю, — сказала Катя.
— Поехали автостопом до Мурманска, — предложил я.
— Записывай, — сказала она, — у меня: три автомашины, восьмикомнатная квартира в центре, коттедж за городом, я нигде не работаю и не собираюсь, а на следующей неделе мы с мужем отправляемся в Париж. Зачем мне твой автостоп до Мурманска?
— Даже если ты побываешь в Париже, — крикнул я в трубку, — ты все равно там не будешь!
— Не злись, — спокойно ответила Катя. — Я ведь, в сущности, тебе ни к чему. Тебе вообще женщина не нужна. Тебе надо с у щ е с т в о, похожее на женщину.
— Ты обуржуазилась, — сказал я.
— Да, — с удовольствием подтвердила она, — я обуржуазилась. А ты не злись. Лучше спроси у меня что-нибудь эротическое.
— Какие на тебе трусики? — спросил я.
— Ладно, девчонки, — снова возник в трубке миллионер, — хватит трепаться.
Связь оборвалась. День только-только начинался. Я пошел искать собаку Павлова.
По дороге я зашел в кафе. Сел за столик и стал есть сосиски с капустой. Напротив меня сидела маленькая девочка. Она ела мороженое. Через некоторое время к нам подсел старик. И тоже заказал мороженое.
— Один мой хороший знакомый, — принялся рассказывать старик, — страдал очень редкими заболеваниями. Из-за одной болезни ему нельзя было есть много — умрешь, а из-за другой — мало, тоже умрешь. Сейчас он, конечно, на кладбище.
— А у меня была любимая девушка, — вспомнил я Катю.
— Тоже на кладбище? — сочувственно покачал головой старик.
— Пока еще нет, — сказал я.
Девочка резко взмахнула рукой. Старик от неожиданности вздрогнул.
— Муху поймала! — радостно сообщила она, гордо показав сжатый кулак.
— А ты ее проглоти, — в шутку предложил я. — Куплю еще мороженого.
Девочка тут же кинула муху в рот и проглотила. Муха, надо полагать, даже ахнуть не успела. Пришлось заказать девочке мороженое.
— Нет, вы только представьте, — с возмущением сказала официантка, принеся заказ. — Подходит ко мне вчера какой-то тип и говорит: давай потрахаемся. Я чуть не упала от такого предложения.
— Вы споткнулись? — поинтересовалась девочка.
— Как же после этого жить?! — продолжала официантка, обращаясь почему-то исключительно ко мне. — Жить-то как?!
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Я знаю! — сказала девочка. — Живите как слоны в Индии. Только палкой об рельс ударят, они тотчас бросают бревна и бегут обедать.
— Откуда ты это взяла? — удивилась официантка.
— По телеку показывали.
— А я во время войны был боевым генералом, — приосанившись, сказал старик.
— Генералом? — повторил я.
— Да! Боевым!
— Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.
— Считайте, что ваша мечта осуществилась.
— Это ж с какого вы года? — заинтересовалась официантка, присаживаясь на свободный стул.
— С девятисотого.
— У меня прабабушка с девятисотого, — вспомнил я.
— Вот видите, — сказал старик, — я мог бы быть вашей прабабушкой.
Официантка снова посмотрела на меня.
— У вас жена есть? — с обезоруживающей прямотой спросила она.
— Да, есть, — кивнул я.
— Красивая?
Я задумался.
— Скорее уродливая, чем красивая.
— И вы ее любите?
— Люблю. Правда, как-то раз завтракали, и вдруг такая дикая мысль — а не ткнуть ли мне ее вилкой в глаз. Верите, еле себя сдержал.
— Вот что я вам скажу, — по-взрослому серьезно произнесла девочка. — Не любите вы свою жену тою любовью.
— Какою? — не понял я.
— Ну… тою.
— А где она работает? — продолжала выспрашивать официантка.
— В порту, — ответил я. — Грузчиком.
Официантка засмеялась. У нее громко щелкнула челюсть.
— Простите, — смутилась она. — Вам, наверное, это противно.
— Что? — спросил я.
Она провела ладонью по моим волосам.
— И почему мужчины лысеют, — меланхолично вздохнула. — А вот якуты не лысеют. Был у меня один якут. На мотоцикле разбился. Насмерть. Я недавно иду по Невскому, а он навстречу. Я чуть не рехнулась. А он мимо прошел, даже не поздоровался.
— И все-таки, — убежденно сказал старик, до этого слегка задремавший, — хороших людей на земле больше, чем плохих.
— А у моей мамы глаза разного цвета, — вдруг заявила девочка. — Но я ее за это не осуждаю. Она же дура.
— Как это?! — поразилась официантка.
— Да так. Не знает, что такое: зимой и летом — одним цветом.
— Я тоже не знаю, — признался я.
— Значит, и вы дурак, — сделала вывод девочка.
Официантка принялась протирать тряпкой и без того чистый столик.
— А ведь вы не женаты, — прищурилась она.
— Не женат.
— Ну, так женитесь на мне. У меня двое прелестных ребятишек.
— Спасибо, — поблагодарил я.
— Зря отказываетесь, — разочарованно сказала официантка. — Истинный мудрец не брезгует ничем.
Я промолчал.
— Женитесь тогда на моей маме, — сказала девочка. — Конечно, у нее некрасивые ноги, но зато прекрасная душа.
— Мне не нужна женщина, — объяснил я девочке и опять вспомнил Катю. — Мне надо с у щ е с т в о, похожее на женщину.
— Тяжелый случай, — покачал головой старик. — Вот что значит, среда создает человека.
— А почему не пятница?! — быстро спросила девочка и, вытаращив глаза, закричала: — Тара мана дута!
— Чего, чего?.. — опешила официантка.
— Фута бута мута! — продолжала выкрикивать девочка, хитро блестя глазами.
Старик тяжело вздохнул.
— Старость приходит внезапно, — медленно сказал он. — В один прекрасный день просыпаешься и понимаешь, что ты уже старик…
Блеск в глазах девочки исчез. Скорчив кислую физиономию, она принялась за мороженое.
У меня вдруг возникло странное ощущение, что все это уже когда-то было… И кафе, и старик генерал, и маленькая девочка, и официантка. Я подумал… нет, почувствовал, что прошлое, настоящее и будущее существуют во мне как бы одновременно. И сейчас официантка спросит, чем я занимаюсь в жизни?.. А девочка скажет: о чем?
— Чем вы занимаетесь в жизни? — спросила официантка.
— Рассказики пишу, — ответил я.
— Хорошие?
— Разные.
— О чем? — это уже сказала девочка.
— О том, что при всей трагичности жизни каждый наш день — это же праздник!
Старик снова вздохнул. Тяжелее прежнего.
— Знаю, что придется умирать, — глухо произнес он. — А умирать не хочется.
— Ой! — всполошилась девочка, выскакивая из-за стола. — Мне пора! Пора! Я уезжаю в Амстердам!.. Подержите медузу, — деловито протянула она мне пустые руки.
Я взял у нее «медузу» и держал, пока девочка надевала плащик. Затем она забрала ее обратно.
— Все! — всплеснула руками. — Медуза улетела. Как птичка.
— Надолго в Амстердам? — спросил я.
— Ну-у… — прикинула девочка, — по земным меркам — нет. Что же касается небесных… В общем, обо мне можете не беспокоиться.
— Не буду, — пообещал я.
— Пока, — помахала она от дверей.
— Тара мана дута! — крикнул я ей на прощание.
Девочка засияла.
— Фута бута мута! — с восторгом завопила она. И, открыв стеклянную дверь, исчезла. Растворилась под дождем.
А рядом со мной осталась сидеть официантка. Звали ее Вероника. Было ей уже сорок три года. И перед ней стоял стакан, отнюдь не с апельсиновым соком.
— Знаете, — говорила она, — есть такая сказочка. Жила-была противная, склизкая и зеленая жаба. И вот ее однажды спросили: почему ты такая противная, зеленая и склизкая?.. А жаба ответила: это я просто болею; на самом деле я беленькая и пушистенькая… Вот и я, когда тут, — она показала на сердце, — становится тяжко, смотрюсь в зеркало и говорю себе: на самом деле я беленькая и пушистенькая…
За окнами лил нескончаемый дождь.
Старый генерал мирно посапывал, прижав к морщинистой щеке ладошку, как ребенок.
Официантка нетвердой походкой направилась к стойке. Не оборачиваясь, она вдруг прищелкнула пальцами и подпрыгнула:
— Оп-ля!
Дверь в кафе отворилась, и вошла молодая женщина с разноцветными глазами.
— Вы случайно не видели здесь маленькую девочку? — спросила она.
