Александр Родимцев - Машенька из Мышеловки

Эту повесть написала сама жизнь.

У тех, кто будет ее читать и, читая, полюбит ее героиню, украинскую девушку Машеньку, которую когда-то бойцы знаменитой 13-й гвардейской дивизии ласково называли «Машенька из Мышеловки», кто вместе с ней будет переживать необыкновенную ее судьбу, может быть, иной раз и возникнут сомнения: «Могло ли такое быть?» Им я отвечу: «Такое было».

В дни великой битвы на Волге мне, тогда военному корреспонденту «Правды», довелось провести немало дней в 13-й гвардейской дивизии на самом остром участке сражения, где опасно было встать в окопе во весь рост, где итоги дневного боя измерялись не километрами, а метрами. Там я познакомился и подружился с автором этой повести, командиром дивизии А. И. Родимцевым. Там в дни знаменитой битвы впервые увидел я и героиню этой книги Машу Боровиченко — одну из тех чудесных советских девушек, которые, добровольно уйдя на фронт, делили с бойцами все тяготы боевой жизни, все опасности.

Да, эту книгу написала сама жизнь, ибо все, о чем повествует в ней генерал Родимцев, было на самом деле. И автор повести, проникнутый глубокой симпатией к ее героине, лишь записал то, что видел и о чем знал. Сам автор нередко бывал литературным героем. В дни войны о нем написано немало очерков. Не раз под вымышленным и собственным именем фигурировал он в художественных произведениях. О нем и о славных солдатах его дивизии распевали песню.

И памятник ему стоит.

Действительно, трудно найти более романтическую биографию, чем у А. И. Родимцева. Юношей, окончив офицерскую школу, он сразу попал на испанскую землю. Здесь, в героических сражениях за свободу Испании, он получил боевое крещение. В Великую Отечественную войну он командует бригадой воздушных десантников. Командиром знаменитой 13-й гвардейской дивизии участвует он в легендарных боях у волжской твердыни. Наконец, как командир стрелкового корпуса он участвует в историческом наступлении и заканчивает войну на немецкой земле. Сейчас генерал-полковник Родимцев, дважды Герой Советского Союза, продолжает службу в рядах Советской Армии.

Он очень занятой человек. Он много видел и пережил. Но прекрасный образ юной девушки Машеньки, бывшей когда-то, в трагические дни минувшей войны, солдатом под его командованием, живет в его памяти. Образ этой девушки заставил генерала взяться за перо и написать о ее жизни, о ее подвигах, о ее друзьях, о ее героической гибели.

Пусть образ Машеньки из Мышеловки — один из пленительнейших образов минувшей Великой Отечественной войны — будет всегда рассказывать советским юношам и девушкам о том, как сражались их сверстники за Родину, за советскую землю.

Эта повесть — скромный венок, возложенный славным героем волжской битвы на могилу одного из солдат Великой Отечественной войны, одного из тех, которым Родина наша обязана своей великой победой над нацизмом, а Советская Армия — своей неувядаемой воинской славой.

Я возвращался в Киев из военного лагеря с полевых учений и решил проехать напрямик через лес, хорошо знакомый мне еще со времен Великой Отечественной войны. Признаться, очень хотелось снова взглянуть на эти памятные места: здесь, у столицы Украины, бойцам нашей воздушно-десантной бригады довелось, выполняя приказ командования, стоять насмерть.

Двадцать один год — время, конечно, немалое. Лес за эти годы неузнаваемо изменился. Малые сосенки превратились в высокие деревья, густой березняк у дороги стал очень красивой рощей.

Все же я без особого труда разыскал в высокой траве следы наших блиндажей, и линию окопов, и глубокие воронки от бомб.

Долго стоял я среди этих засыпанных листьями и хвоей, размытых дождями рытвин и бугорков, и в памяти проносились картины сражений.

На высотке у старой могучей сосны я поднял осколок снаряда. Весь изъеденный ржавчиной, он был колюч и тяжел…

Сколько еще здесь было рассеяно такого свирепого, рваного металла! Вот и на мощном стволе сосны зарубцевались три глубоких шрама. Сосна — немая участница великой битвы — простирала над окопами свои ветви, чтобы укрыть наших воинов от смертельного огня.

А теперь она высится на песчаном взгорке, над зеленым раздольем молодого леса как живой памятник тем грозовым дням…

Пожалуй, я слишком увлекся воспоминаниями и не заметил, как стали надвигаться сумерки. До города было еще далеко, а дорога, заброшенная, наверное, со времен войны, готовила неожиданности на каждой сотне метров. Одной из таких неожиданностей оказалась канава, прорытая неведомо когда и кем. Канава была широка, и ветер прикрыл ее прошлогодними листьями.

Машина с ходу ударилась о противоположную кромку канавы, и мотор заглох. Шофер Анатолий вышел посмотреть, что случилось. Вдруг в кустах орешника вспыхнул узкий луч фонарика, потом стало слышно, как хрустят под ногами листья.

Где-то совсем близко звонкий голос выкрикнул:

— Передайте на пост: вижу легковую машину!..

Другой, хрипловатый голос откликнулся:

— Есть передать на пост…

— Как видно, лесники, — заметил Анатолий. — Только очень молоды, судя по голосам…

Я тоже вылез из машины и с интересом ждал появления неизвестных лесных жителей.

Из темных зарослей орешника, похожих на высокую и длинную скирду, на дорогу в свет луны одновременно выбрались трое ребят. Все трое были в шляпах, плетенных из соломы. У каждого на груди — красный галстук.

Выглядели они ловкими, сильными спортсменами-крепышами и стояли чуточку наклонившись вперед, словно готовились броситься наперегонки. Тот, что стоял посредине, плотный паренек с фонариком в руке, заговорил первым:

— Разрешите обратиться, товарищи гости… Почему вы здесь остановились? Может, вам нужна какая-нибудь помощь?

— Если мы гости, — сказал я, — значит, вы хозяева?

— Да, здесь, за оврагом, пионерский лагерь «Костер», — четко доложил паренек. — Наш дозорный заметил машину. Почему она остановилась? Как видно, у вас что-то не в порядке?

Мне с первых слов понравился этот бойкий, деловой мальчуган.

— Молодец ваш дозорный! — сказал я, приближаясь к ребятам. — Что ж, давайте знакомиться, лесные молодцы.

Мальчик, стоявший справа, курносый и большеглазый (теперь при свете луны я успел рассмотреть их лица), толкнул локтем товарища и прошептал:

— Смотри-ка… С кем это, Генка, мы встретились! Ну прямо как в кино…

А средний, Генка, выпрямился и поднес руку к шляпе:

— Рады приветствовать вас, товарищ генерал, в нашей «Стране тысячи лесных тайн и сокровищ»!

— Вот это да!.. — усмехнулся Анатолий. — Тысячи тайн?..

Я поблагодарил ребят и пожелал им спокойного сна. Однако уходить от нас они не собирались. Рассудительный Генка сказал:

— И до чего же верно в пословице подмечено, что не было бы счастья, так несчастье помогло. Умница ваша машина, и вы ее не ругайте. Сегодня у нас в лагере большой костер. Айда к нам в лагерь!

— Признаться, ребята, в наш распорядок это не входило.

— Так и в наш не входило! — закричали они наперебой. — А теперь вошло! Мы очень вас просим… очень!

— А что касается машины, — заключил Генка, — мы оставим при ней охрану. Если хотите, механика позовем. У нас дядя Федор — профессор по моторам. Он даже в гонках участвовал на приз «Пищевика»… Но, правда, проиграл.

Тут в разговор вступил Анатолий. С машиной произошла какая-то серьезная авария. Он еще не понял, в чем дело. Ребята сообщили, что в пионерском лагере есть две грузовые машины и временный гараж, а в гараже у дяди Федора полный набор инструментов, яма и тиски.

Надеясь на помощь «профессора» дяди Федора, мы двинулись в глубь «Страны тысячи лесных тайн и сокровищ», и световые пятна фонариков заплясали у наших ног.

Так нежданно и негаданно я и Анатолий оказались в гостях у пионеров на широкой лесной поляне, где, мне помнилось, воины нашего соединения отбили четыре яростные атаки врага, где двадцать один год назад вся земля была перепахана снарядами и выжжена огнем, а теперь в палаточном городке бурлила сама юность, сама раздольная, неукротимая жизнь.

Все население парусинового города, от самой малой пионерочки до седеющего педагога, встретило нас с шумным радушием, и одним из первых сокровищ в этой стране чудес была душистая, горячая картошка, испеченная в костре и поданная нам к ужину.

А потом мы сидели с ребятами у костра, и пламя то вьюжилось по сухим ветвям, то замирало, и легкие искры кружились над нами. Ребята подхватили песню, и, повторенная лесом, она понеслась далеко над притихшими купами деревьев, над высокими травами полян — до дальней дороги, на которой мы совсем недавно встретили наших молодых друзей.