Виктор Сидоров - Рассказы

Я дочитывал книгу «Повесть о суровом друге», когда ко мне зашел Степка Куликов.

— Погоди, кончаю, — сказал я, не отрываясь от последней страницы.

— Что ж, подождем, — буркнул Степка, усаживаясь на табуретку возле стола. — Охота же тебе читать! Сидишь, как клоп, в духоте.

Я захлопнул книгу. Вот это ребята! На смерть шли — не трусили, нашим солдатам воевать помогали.

Я взглянул на Степку.

— А ты бы пошел на смерть?

Степка сидел, выпятив губу, и старательно вычищал щепочкой грязь из-под ногтей. В ответ на мой вопрос он только хмыкнул и продолжал чистить свои давно не стриженные ногти.

«Ну разве с таким повоюешь, — с горечью думал я, — совершишь что-нибудь геройское?» Мне даже стало немножко жаль Степку, очень уж неказистым был он для героя: голова лохматая, пегая какая-то, нос облупился, брови выгорели.

— Ты скажи, пошел бы на смерть? — повторил я.

Степка поднял свои белесые ресницы и буркнул:

— С какой стати? Дурак я, что ли?

Меня обидел его ответ. Я загорячился.

— Ну, если бы тебя послали?

— Никто меня не пошлет.

— Балда! Если бы ты был на войне, если бы тебя послал командир… Ты бы пошел?

— Тогда другое дело — равнодушно ответил Степка и выковырнул грязь из-под следующего ногтя.

— Эх ты! Что ты за человек! А вот я бы…

И в моих глазах сразу возник затемненный настороженный город. Я пробираюсь по узкой улочке, чтобы передать в штаб донесение командира. В моих руках автомат, на поясе — гранаты. Вдруг, откуда ни возьмись, — враги. Я не теряюсь, вскидываю автомат и — трр-трр-та-та-та!..

— Петьк, а Петьк, ты что, оглох? — будто откуда-то издали донесся до меня Степкин голос.

— Чего тебе?

— Идем на озеро.

— На какое озеро? — удивился я. — Здесь их и в помине нет, никаких озер.

— Много ты знаешь! Раз сказал есть, значит есть. От знающих людей услыхал.

— Выдумываешь! Я бы тоже знал.

— Откуда тебе знать-то, если дальше колхозных огородов не бывал, — презрительно сощурился Степка. — Пойдешь или нет?

Я подумал и согласился. Да как тут было не согласиться, если на дворе стояла такая жара, что хоть в колодец лезь. В деревне ни деревца, ни речушки, а вокруг степь и степь. И кто только придумал в таком месте деревню построить! Я как представил себе озеро — голубое, широкое, по берегам деревья и прохладные густые заросли, а в них птицы поют, — даже дух захватило.

— Идем, идем, Степка, — нетерпеливо сказал я. — Хоть накупаемся досыта.

— Тогда собирайся быстрей и заходи ко мне.

Я наспех съел кусок хлеба, выпил молока, надел сандалии и побежал к Степке.

Он уже ждал меня возле калитки. У него на шнурке через плечо висела бутылка с водой, привязанная за горлышко, с другого бока болталась небольшая ситцевая котомка.

— Для чего это нацепил?

— Как для чего? А есть-пить что будем?

Я рассмеялся.

— Будто мы в путешествие собрались. Неужели думаешь, что с голоду умрешь?

— Зря хорохоришься. Идти не близко. Воды возьми обязательно. Жарынь-то, вишь, какая!

— В озере напьюсь, если захочу, — беспечно ответил я.

Степка постоял малость в раздумье, глянул на меня искоса и махнул рукой.

— Как знаешь. А воды захочешь — не дам, не проси.

— Чего заранее плачешь? Не попрошу, не бойся.

Мы проулками пересекли деревню и двинулись в степь по чуть заметной тропке.

Солнце поднялось уже высоко и палило вовсю. Над землей дрожало марево. Вокруг, куда ни посмотришь, колыхались метелки ковыля. Мне никогда не приходилось видеть море и почему-то казалось, что оно точно такое, как эта степь, огромное и пустынное.

Деревня наша уже давно скрылась из виду. Так далеко в степь, наверно, не доводилось заходить и Степке. Но Степка не такой, чтобы сознаться в этом.

— Подумаешь, — сморщил он облупленный нос. — Я, брат, забирался туда, куда тебе и во сне не попасть. В Заячий Лог ходил. Слыхал про такой?

Я не слыхал о Заячьем Логе и возразить Степке ничего не смог.

— То-то, — самодовольно произнес он. «Хвастун», — обиженно подумал я.

— Гляди-ка, гляди! — Степка указал рукой.

Я вскрикнул от удивления и неожиданности: прямо на нас низко и стремительно летел большой степной орел. Он зорко смотрел по сторонам, на лету поворачивая голову.

Степка заулюлюкал, замахал руками, но орел равнодушно, словно нас и не было, пролетел над нами. Мы стояли открыв рты и смотрели вслед птице. Но вот орел вдруг, будто его подстрелили, камнем рухнул вниз.

— Бежим, Степка, — заорал я, — поймаем!

Но Степка только засмеялся:

— Поймаешь, пожалуй! Это он, поди, суслика сцапал. И верно, через две-три секунды орел взмыл вверх. В когтях у него болтался какой-то зверек.

— Видал?! — торжествующе засмеялся Степка. — А ты — «поймаем!» Он, брат ты мой, сам тебя поймает.

Тропинка, по которой мы шли, становилась все незаметней и незаметней, пока, наконец, совсем не исчезла.

— Вот тебе и на! — удивился я. — Куда теперь идти?

— Прямо, — уверенно ответил Степка и пошел по высокой траве, раздвигая ее руками.

Мне все нравилось в степи: и ковыль, и жаворонки, которые едва различимыми дрожащими точками висели в небе, и пересвисты сусликов, и вообще все, что я видел. Степка тоже с интересом озирался вокруг. Но я знал, что, если спросить его, нравится ли ему в степи, он сморщится и буркнет: «Ерунда! Трава и все».

Я хоть и знал наперед об этом, но все равно спросил:

— Хорошо ведь здесь?

Этот вопрос ему, видно, показался настолько несерьезным, что он даже не взглянул на меня.

Чуть ли не из-под самых наших ног с шумом вырвалась какая-то птица и, низко пролетев шагов десять, снова нырнула в траву.

— Перепелка! — воскликнул Степка не то с удивлением, не то с испугом.

— Эту-то я поймаю! — заорал я в восторге и кинулся вперед.

Я добежал до того места, где скрылась перепелка, и увидел, как в пяти шагах от меня зашевелился ковыль: птица быстро убегала. Я снова бросился за ней.

— Петьк, да брось ты! — позвал Степка. — Идем.

— Подожди!..

— Все равно не поймаешь. Зря бегаешь, только запалишься.

Но меня охватил охотничий азарт. Я решил во что бы то ни стало поймать перепелку. Однако минут через десять пришлось бросить это занятие: перепелка куда-то улизнула, а я, злой, потный и усталый, вернулся к Степке.

— Ну что, птицелов, увидел хвост у перепелки?

Я так умаялся, что ничего не ответил.

Степь мне стала казаться обыкновенной и просто скучной и больше нисколько не напоминала море. Пыль, сбиваемая ногами с травы, лезла в нос и в рот, противно липла к мокрому лицу.

Захотелось пить. Тут я в первый раз пожалел, что не взял с собой воды. «Эх, зря гонялся за перепелкой!» — подумал я и провел языком по губам. Они были сухими и шершавыми.

Мы прошли еще, наверно, с километр. Я уже так хотел пить, что казалось — внутри у меня огонь.

— Скоро озеро?

Степка зачем-то взглянул вверх, прищурил левый глаз, словно целился в небо, и ответил:

— Скоро. Половину, пожалуй, прошли.

— Половину?! — закричал я, ошарашенный таким ответом. — Полдня идем, а прошли только половину?

— А ты думал, что оно в трех шагах? Ишь, шустрым какой! Если бы озеро было близко, все ребята бегали бы туда купаться да рыбу удить.

«Если мы к вечеру лишь доберемся до озера, — подумал я, — то когда же вернемся домой?» Представил себе уже пройденную нами дорогу да ту, которую еще предстоит пройти, и стало мне тоскливо. Я оглянулся назад: ковыль и ковыль. Как далеко мы забрались!

— Степ, давай отдохнем малость.

Степка не согласился.

— Дойдем до озера, там отдохнем, закусим, — и он важно похлопал рукой по своей котомке.

Ноги мои гудели от усталости, и идти на озеро совсем расхотелось. Шел же я только потому, что шел Степка. А он, как нарочно, шагал и шагал вперед, будто заведенный.

«Вот черт, — завистливо подумал я. — Неужели он нисколько не устал?» Заглянул в его лицо: хмурое, напряженное; губы плотно сжаты. «Устал», — почему-то обрадовался я. И даже идти стало веселее.

Мысли мои крутились возле Степкиной бутылки. Но попросить у него не решался: он же заранее предупредил.

Я только облизывал губы. А жара, как назло, становилась все сильнее и сильнее. Меня то и дело обдавало горячим, как в бане, воздухом.

— Степ, а может, озера-то нет? — с надеждой взглянул я на друга. — Может, мы зря идем? Давай лучше домой, а?

Степкины губы скривились.

— Ну что ты за человек? Есть озеро, есть! Через часок будем там. Ты только, Петька, потерпи.

Хорошо Степке говорить «потерпи», если ему не хочется пить. А мне совсем невмоготу. Иду, а в висках будто молоточки стучат: тук-тук-тук. Мне уже казалось, что я всю жизнь вот так иду по степи, а ей конца-края нет. Во рту стало совсем сухо, язык поворачивался с трудом.