Энна Аленник - Далекое путешествие

Дождливым утром у окна сидела девочка с завязанным горлом и смотрела, как папа идёт на завод.

Завод напротив. Он как будто из одних окон построен. И только наполовину виден, до ворот.

Хочется девочке, чтобы папа хоть раз обернулся и посмотрел на неё. А он спешит, перескакивает через лужи и не оборачивается.

Вот и дома так. Рисует он какие-то чёрные лесенки, колёса и говорит, что это будет очень нужная машина.

И не смотрит папа, как аккуратно постелена постель и сложено платье на стуле. Девочка ждёт, ждёт, — он не смотрит.

А когда она перестанет ждать, папа поднимет голову, посмотрит, улыбнётся. Но она уже засыпает.

„Вот папа в ворота вошёл и не видно его“, — подумала девочка и стала следить, как по мостовой, у самой лужи, скачет воробей.

Вдруг промчался автобус. Из-под колёс полетели брызги.

Воробей испугался, улетел. А куда?

Стала девочка искать воробья в небе и не нашла. А небо серое. Не небо, а одна большая туча. Из неё холодные струйки дождя вытекают, по крышам барабанят и по окнам. Вот уже всё окно в слезинках.

Сидела так девочка, думала и поёживалась, как будто в комнате было холодно и как будто она была там одна. А это было в детском саду. И в тёплой комнате было много ребят. Они играли и смеялись.

Толстая Ира раскладывала на стуле свои запасы тряпочек и шнурочков. Вова, расталкивая всех, мчался вперёд. Он чуть не опрокинул стул со всеми запасами Иры, а девочке, которая смотрела в окно, закричал:

— Подвинься, Наденька! Я танк! А то ка-ак стукну!

Девочка не успела подвинуться и дать Вове дорогу. Но он её не стукнул, а наоборот, со всего разбега остановился, чтобы не задеть.

Никто в детском саду не звал эту девочку Надей. Все звали Наденькой. Может быть, потому, что у неё болели желёзки и горло было завязано тёплым шарфом. А может быть потому, что была она тихой и глаза у неё были очень серьёзные, не такие, как у других ребят.

— Наверное, над всей землёй эта туча висит и на всей земле идёт дождь, — сказала девочка Вове.

Он глянул в окно и подтвердил:

— Мне тоже края тучи не видно, — значит, над всей.

— Кто говорит, что над всей? — подошла к ним воспитательница Нина Павловна. — Да вы просто чудаки. У нас в Ленинграде пасмурно, в Москве сегодня ни облачка, а далеко на юге не только на солнце, на небо посмотришь — зажмуришься: такое оно яркое, синее. И море там тёплое! И горы высокие! И цветут почти весь год цветы!

Она рассказывала о юге и даже щурилась, как будто видела что-то далёкое и такое яркое, что больно смотреть.

Дети перестали шуметь и окружили Нину Павловну.

Им казалось, что в комнате стало светлее. А Наденьке так захотелось туда, где светит солнце в синем небе, где тёплое море, что она даже вздохнула.

Не знала Наденька, и никто не знал, что ещё один человек в детском саду в это время думал о солнечном юге и очень хорошее дело задумал.

— Ну и погода! Опять нельзя вести ребят на прогулку, — расстроилась заведующая детским садом Елена Андреевна. — Скоро лето кончается, а ребята и не согрелись.

Она долго стояла в своём кабинете, смотрела в окно; и задумала она вот что: „Начну-ка я хлопотать, чтобы построили нам дачу на юге, у самого моря, среди виноградников и садов“.

И хоть лил дождь, надела она пальто и пошла на завод советоваться с родителями ребят. У каждого из её ребят папа или мама или дедушка работал на этом большом заводе.

Все сказали, что Елена Андреевна задумала очень хорошее дело. Вот только бы в Москве выделили на дачу денег.

А мама толстой Иры заволновалась:

— Ой, что вы! Везти в такую даль сто ребятишек! Да где это видано? В Москве ни за что не разрешат.

Но Елена Андреевна всё-таки написала письмо в Москву и опустила его в почтовый ящик.

В детском саду она сказала об этом только воспитателям, а ребятам просила пока ничего не говорить.

Прошла неделя, прошла другая. Ответа на письмо не было.

Однажды утром Елена Андреевна смотрела, как Нина Павловна учит ребят вырезать из бумаги. Возьмёт голубую бумагу, сложит, вырежет голубя. Развернёт, а там — целая стая. Или вырежет она куклу, развернёт бумагу, а там — целый кукольный хоровод.

Рыженький Вадик, который лучше всех рисовал, первый научился вырезать, и так хорошо, что ребята с ним советовались:

— У меня так, Вадик?

— У меня готово?

Когда Вадику не нравилось, он сердито говорил:

— Не готово.

А когда нравилось, коротенькие брови Вадика удивлённо поднимались вверх, он очень радовался и говорил:

— Готово! Совсем готово!

Вадик уже вырезал голубя, потом страшного зелёного Змея Горыныча. Потом взял большой лист некрасивой серой бумаги, начал мять её и неровно обрывать края. Вадик очень старался, чтобы она стала ещё некрасивее. И когда она стала совсем мятой и не была на бумагу похожей, спросил Нину Павловну:

— Так?

Она взглянула на мятую бумагу, потом в окно на небо и сказала:

— Какой же ты молодец, Вадик! У тебя получилась настоящая серая туча.

А Наденька целый час вырезала солнце с длинными, тоненькими лучами.

Вдруг в окно засветило настоящее солнце и весёлый зайчик прыгнул к ней на стол. Она закрыла его рукой и сказала:

— Не выпущу.

В это время вбежала молоденькая няня — Машенька:

— Елена Андреевна, идите скорей! Вас Москва вызывает к телефону.

— Наверно, насчёт дачи! — закричали ребята.

— А вы откуда знаете? — удивилась Нина Павловна. — Ведь это пока секрет.

— И мама говорит: пока секрет, что Елена Андреевна хлопочет, чтоб построили дачу, где тёплое море, солнечный берег и растёт виноград, — сказал Вадик, — и что она в Москву написала. И я всем тихо-тихо, по-секрету сказал.

— Он совсем шопотом сказал! — подтвердили ребята.

Они толпились у приоткрытой двери. Им не терпелось узнать, что́ говорят Елене Андреевне из Москвы по телефону.

Наденька вытянула шею и замерла прислушиваясь. Ни звука не долетало из кабинета, где был телефон.

И вдруг она услышала удивлённое: „Вот как!“ Но не знала, что это: „Вот как плохо и нельзя на юг“ или „Вот как хорошо!“

Наконец хлопнула дверь кабинета.

— Идет! — закричали ребята. — Ой, сперва к малышам! Нет, к нам, к нам!

Вошла Елена Андреевна.

Наденька заметила, что глаза у неё повеселели, что седая прядка волос оттопырилась над ухом. Наверно, от телефонной трубки.

— Вот так дела! — сказала Елена Андреевна. — Понимаете, что получилось? Я просила построить дачу на юге для нас. А из Москвы мне сообщают: „Будем строить на юге, но не одну дачу для вас, а целый городок для дошкольников“.

— Ур-ра! Это мы дошкольники! — закричал Вова и стукнул себя кулаком в грудь.

— Будет целый городок! — кричали друг другу ребята, подпрыгивали, подтанцовывали, и тесно им было в комнате.

А Наденька радовалась больше всех. Но и от радости она вся сжалась и молчала.

Осенью Елену Андреевну вызвали в Москву, в министерство.

Когда она приехала, ей сказали: „Пройдите, пожалуйста, к Михаилу Сергеевичу в 33-ю комнату“.

В 33-й комнате уже собрались заведующие детскими садами из других городов и детские врачи.

Рядом с худощавым и хмурым на вид Михаилом Сергеевичем сидел широколицый, светлобровый, светловолосый молодой человек с чемоданом на коленях. Его звали Алексей Васильевич.

Он открыл чемодан, вынул крохотный домик с красивой террасой и поставил на стол. Потом ещё один домик, ещё и ещё — много картонных домиков. Вынул пёстрые клумбы из пластилина, желтые дорожки из бумаги, расставил фонари на тонких, как спички, столбиках.

И вот на столе уже был целый игрушечный городок.

Все долго его разглядывали.

Старенький доктор сказал:

— Кухню надо отодвинуть ещё дальше от детских дач.

Алексей Васильевич подумал и передвинул один домик на самый край стола.

Елена Андреевна посоветовала, чтобы дорожки обсадили вьющимися растениями и над дорожками устроили арки. Растения обовьются вокруг арок — и получатся зелёные коридоры. Тогда дети смогут гулять даже в самый солнцепёк.

— Хороший совет, — сказал Михаил Сергеевич.

— Замечательный! Непременно устроим зелёные коридоры, — обрадовался Алексей Васильевич. Он был архитектором. Сначала он нарисовал городок для ребят. Потом сделал из картона игрушечные домики и расставил их на столе так, как будут стоять настоящие дома, которые построят из камня, кирпича, железа и стекла.