Юрий Коваль - Шамайка (с иллюстрациями)

Перед вами, уважаемый читатель, новая повесть Юрия Коваля — «Шамайка», в которой он рассказывает о трущобной кошке. И хотя история эта уже описана знаменитым канадским писателем Сетоном-Томпсоном в рассказе «Королевская аналоетанка», Юрий Коваль создал совершенно новое произведение. Это бывает не так уж редко.

Например, когда-то давным-давно английский писатель Ю. Лофтинг написал книжку «Доктор Дулитл» — о докторе, который лечил животных; а потом великий Корней Иванович Чуковский написал эту историю заново, и теперь «Доктор Айболит» существует сам по себе, хотя и имена похожи: там Барбара — тут Варвара, там обезьянка Ки-Ки — тут Чи-Чи, но дело вовсе не в сходстве, а гораздо серьезней.

В пятидесятые годы в Московском ТЮ3е я со своим и товарищами поставил спектакль по пьесе Вадима Коростылева «О чем рассказали волшебники», и это была еще одна, совершенно новая история доброго доктора. Чтобы сразу было все ясно, автор пьесы написал для пролога такую песенку:

И сразу становилось ясно, что история будет совершенно новой, отличной на этот раз от сказки К. И. Чуковского.

Совсем недавно я обратился к писателю Юрию Ковалю с просьбой написать историю знаменитой королевской аналостанки для кино, и он написал эту новую повесть. У него история трущобной кошки стала совсем иной, потому что и жизнь сегодня совсем иная и у животных, и у людей.

Вы заметили, что собаки перестали гонять кошек, как это бывало раньше? Во всяком случае, теперь это происходит не так темпераментно, как в годы моего детства. Сегодня собака кинется за кошкой для приличия, кошка изогнет спину, пошипит, как оно полагается, почти формально, — и все, инцидент исчерпан. Я слыхал, что одна лиса не так давно устроила себе логово на территории курятника и не только не трогала кур, а, наоборот, не хуже любой сторожевой собаки охраняла «своих» кур и цыплят от любых врагов. Человек распространяется — животным жить становится негде.

Но главное, наверно, все-таки в другом. Главное в том, что Юрий Коваль так же как и канадец Сетон-Томпсон, пишет о животных, но делает это совершенно по-своему. И если для Сетона-Томпсона очень важен сам факт, то для Юрия Коваля факт только начало, а дальше начинается самое главное. Там, где Коваль шутит, он грустит; там, где грустит, — он любит; там, где любит, он защищает. Он ни на кого не похож, он Добр, прост и при том удивителен. Он любит природу, животных и детей — это его мир, это то, что он защищает.

В его повестях и рассказах наша добрая и мудрая мать-природа охраняется, как в знаменитой Красной книге, но уже не столько законом, сколько любовью и искусством. И это, на мой взгляд, даже немножко лучше, потому что здесь природа и животный мир не только охраняются, но еще и сохраняются для людей. Навечно сохранены маленький рыцарь свободы недопесок Наполеон Третий — герой повести Ю. Коваля «Недопесок» и озорник медведь из рассказа «Лабаз», который хоть и, как говорится, «нечист на лапу», но это больше из озорства. И мыши, и птицы, и всякая другая живность, и картофельная собака — единственный экземпляр особой породы, выведенный самим писателем, которую можно было бы назвать «дворняга хулиган, добрый». И деревья, и луга, и травы, и кленовый лист, который осенью «особенно молодец», и простое русское слово «ясень», даже сам лесной дух — воздух живет в книгах Юрия Коваля, как какой-нибудь дух лесной. Можно сказать, что Юрий Коваль создал свою Красную книгу, которая сохраняет природу, животных и детей как самую главную ценность жизни. Он певец доброты, естества и фантазии. Я, конечно, упрощаю. Хороший писатель никогда не укладывается в какие-то определения, тем более Юрий Коваль.

Но я твердо знаю одно: таких писателей мало, они очень редки. Их самих надо записывать в Красную книгу, а то совсем переведутся и исчезнут. Пора, пора создать такую книгу не только для животных и растений, но и для настоящих художников слова, кисти, сцены, экрана… Пока вы будете читать «Шамайку» Юрия Коваля, я буду снимать по этой повести свой новый фильм, только может случиться, что в переводе на экран получится еще одна, совершенно новая история.

Уважающий вас и откровенно любящий писателя Юрия Коваля

Ролан Быков

Про меня почему-то думают, что я должен защищать щенков.

А ведь и вправду щенки всегда так доверчиво виляют хвостом, что их хочется защитить. В среде щенков не бывает нечестных и злых. Такие случаются только меж взрослых собак. Иногда, конечно, из щенка защищённого вырастает надменное существо. Высокомерно поглядывает он на тебя из своей конуры, гремит цепью, показывает зубы. Но это уже, друзья, не наше дело. Мы его защитили, а он пусть соображает, как дальше жить.

Свирепый и кривозубый, какой-то разлапистый полубульдог рвался с цепи.

Он уже не то что лаял — это мягко сказано, — он выворачивался наизнанку, разевая свою рябую пасть. Цепь, натянутая до предела, перехватила полубульдожью шею. Стоя на задних лапах, передними он бестолково молотил воздух, напоминая полубоксёра — в человеческом смысле этого слова. В пяти сантиметрах от его носа лежал на земле огромный чёрный кот-пират по прозвищу Рваное Ухо.

Кот спал сладко и спокойно. Он давно рассчитал, точно вымерил длину и прочность цепи. Рёв и сип полубульдога его убаюкивали. Он спал, прекрасно понимая, что убивает сразу двух зайцев, хотя и думал больше о кроликах. Во-первых, он был под охраной полубудьдога и никто на него не мог напасть. Во-вторых, своим спокойным сном он мстил старому врагу за былые подлые поступки. Это большая редкость, чтоб кто-то кому-то мстил сном. Да, да, чтоб кто-то спал и этим сном кому-то мстил — такое на земном шаре встречается редко. В истории мщений такие случаи пока не отмечены.

Полубульдог совсем потерял голову и голос, и если уместно сравнивать собак с чайниками, то это был уже выкипевший чайник, чайник, который выклокотался — простите за это непроизносимое слово, — чайник, который начинал плавиться на углях. Он — чайник — должен был вот-вот скончаться, глаза его выкатились из орбит, он посинел. Тут и послышался далёкий голос:

— Мяяу! Мяяу!

Кот приоткрыл пиратский глаз, шевельнул рваным ухом, потянулся, просыпаясь.

— Мяяяу! — доносилось издали, но это «мяу» кричал человеческий голос и добавлял к этому «мяу» ещё один очень кошачий и вкусный звук: «co!» Получалось: «Мяу-со! Мяу-со! Мясо!»

Пират Рваное Ухо окончательно проснулся, выгнул спину, презрительно фыркнул в рожу полубульдогу, плюнул ему в правый глаз и побежал на крик:

— Мяусо! Мяусо!

— Мяяясо! — орал человек, измазанный сажей, орал и катил по закоулку тележку, из которой валил неопрятный и пахучий пар.

Кошки сиамские и сибирские, тигровые и черепаховые, кошки трактирщиков и бакалейщиков сбегались на его голос, выныривая из дворов и подворотен. Они бежали за тачкой, и, как только их собиралось достаточно, тачка останавливалась. Грязноватый господин доставал из тачки вертел, унизанный кусочками варёной печёнки. Длинною двузубой вилкой он спихивал печёнку с вертела, и кошка, схватив кусок, с урчаньем бросалась прочь, чтоб насладиться варевом в одиночестве.

Наглый рыжий кот вспрыгнул на тачку, но тут же получил вилкою по ушам и слетел на землю.

— Тебя и хозяин накормит, — ворчал на рыжего ливерщик. — У него на скотобойне печёнки хватает.

Белая кошечка с розовым носиком потихоньку прорывалась к печёнке, но ливерщик саданул её сапогом.

— Хэлло! — крикнули ему из окна. — Хэлло, господин Ливер!

Рыхлая дама в заспанном халате недовольно взирала со второго этажа.

— Хэлло! В чём дело? За две недели не плочено, мадам Дантон, — поклонился ливерщик. — С вас двадцать центов.

— Хам! — возмущённо ответила она, бросила в окно монетку, которую господин Ливер ловко поймал шляпой, а мадам долго ещё повторяла в глубинах полуспящего дома: — Подумайте, девочки, двадцать центов! За тухлую печёнку!

А кошечка с розовым носиком, которую, кстати, звали Молли, всхлипывала в сторонке и наконец получила свой кусок.