Ознакомительная версия.
Януш Корчак
Как любить ребенка
Корчак Януш
Как любить ребенка
Януш Корчак
Как любить ребенка
«Сыном мне стала идея служения детям…»
Перевод с польского Е. Зениной и Э. Тареевой
То, чего нам так не хватает…
А не хватает нам любви к детям. Не хватает самоотверженности родительской, педагогической. Не хватает сыновней, дочерней любви.
Есть простая поговорка: как аукнется, так и откликнется. Сколько положишь, столько и получишь. Верные вроде бы формулы. Только если следовать лишь им, добьешься одного воспроизводства. Для сеятеля это просто беда, когда зерна он снимет ровно столько же, сколько посеял. Пахарь должен получить прибавок, только тогда он выживет, прокормит свою семью. Так же точно и общество должно бы существовать. Прогресс состоит из прибавок, которые дают поколения, «посеянные» их родителями и наставниками. Конечно, прибавок этот есть, но в каких пространствах? В пространстве человеческих знаний, конечно. В области технологий. А как с духовностью? Увы, в этой тонкой сфере воспроизводства мы радуемся даже простому отклику на ауканье. И слишком часто замечаем простые потери: не больше, нет, а меньше становится доброты, милосердности. Грубее и жестче отношения между самыми добрыми вроде бы людьми. Исполнение долга в межчеловеческих отношениях уступает служебным обязанностям - там человек и обязательнее, и профессиональнее. А любовь к детям стала напоминать любовь к собственному имуществу. Впрочем, имущество порой дороже людей… Что может быть печальней и горше! Давно замечено: и лучшие, и худшие стороны человека выявляет беда. Януш Корчак не только последние месяцы своего бытия, но всю предыдущую жизнь стоял рядом с бедой, точнее, жил в ее гуще. Сиротство, эта библейски древняя форма человеческого одиночества, требует сострадания и соучастия, самоотверженной и терпеливой любви настоящих стоиков и гуманистов.
Януш Корчак первый из них, но не временем, пусть трагическим, измерено это первенство, а мерой его выбора, мерой честности.
Мера эта - смерть.
Не только поляки чтут выбор своего бессмертного учителя. Его имя внесено в святцы и мировой педагогики, и элементарной человеческой порядочности. И именно в его устах, под его пером в высшей степени правомерно звучит дидактическое, даже назидательное наставление: как любить детей.
Эта небольшая книжка - своеобычный манифест гуманизма. Нестареющий завет, переданный в наши и грядущие времена из времен как будто от нас удаленных и в то же время совершенно похожих, потому что речь идет о любви к детям, а это ценность постоянная. Духовная комфортность делает человека толстокожим, совершает в его сознании странные подвижки, когда ценности мнимые застят свет, а ценности подлинные уходят обочь. Каждому рано или поздно воздается по заслугам, но часто - слишком поздно, когда ничего не исправишь, и в этом истоки многих человеческих драм. Те, кто воображает, будто доброта и любовь малозначимые, второстепенные качества, которые не помогают, а, напротив, даже вредят, допустим, при достижении карьеры, бывают наказаны на краю этой карьеры, а еще чаще — на краю собственной жизни — нелюбовью и недобротой окружающих.
И пусть же всякий, кто спохватится и заторопится вперед — от нелюбви к любви, от недоброты к доброте, припадет как к чистому итогу — к этой последней заповеди Януша Корчака.
Альберт Лиханов, лауреат Международной премии имени Януша Корчака
Ведь родиться — не то, что воскреснуть: могила отдаст нас, но не взглянет на нас, как мать.
«АНГЕЛ ЛИ»
Как, когда, сколько, почему?
Предчувствую множество вопросов, ждущих ответа, множество сомнений, требующих разрешения. И отвечаю:
— Не знаю.
Всякий раз, когда, отложив книгу, ты начнешь плести нить собственных размышлений, — книга достигла цели. Если же, в поисках точных указаний и рецептов лихорадочно листая страницы, ты досадуешь на их скудость, знай, что если и есть в этой книге советы и предписания, они появились не по авторской воле, а вопреки ей.
Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители в неизвестных мне условиях могут воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю — могут, а не хотят, могут, а не должны.
«Не знаю». Для науки это туманность, из которой возникают, из которой рождаются новые мысли, все более и более приближающиеся к истине.
«Не знаю»-для ума, не приученного к аналитическому мышлению, это пугающая пустота.
Я хочу, чтоб поняли и полюбили чудесное, полное жизни и ошеломляющих неожиданностей творческое «не знаю» современной науки о ребенке.
Я хочу, чтоб поняли: никакая книга, никакой врач не заменят собственной живой мысли, собственного внимательного взгляда.
Часто можно слышать, что материнство облагораживает женщину, что только став матерью, она созревает духовно. Действительно, материнство ярким пламенем освещает задачи духовного бытия женщины, но их можно и не заметить, и трусливо откладывать на потом, и обижаться, что нельзя приобрести за деньги готового решения.
Велеть кому-нибудь продуцировать нужные тебе мысли-то же, что поручить сторонней женщине родить твоего ребенка. Существует категория мыслей, которые надо рождать самому, в муках, и они-то и есть самые ценные. Они решают, что ты, мать, дашь ребенку — грудь или вымя, воспитаешь его как человек или как самка, будешь руководить им или силой на вожжах тянуть за собою, будешь играть им, крошечным, и нежностью к нему восполнять ласки равнодушного или немилого мужа, а когда он подрастет, бросишь на произвол судьбы или станешь ломать.
Ты говоришь: «Мой ребенок».
Когда, как не во время беременности, имеешь ты наибольшее право на это местоимение? Биение крохотного, как персиковая косточка, сердца — эхо твоего пульса. Твое дыхание дает ему кислород. В вас обоих течет общая кровь, и ни одна красная ее капля не знает, будет она твоей или его, или, вылившись, погибнет, как постоянная дань тайне зачатия и рождения. Ломоть хлеба, который ты жуешь, строительный материал ног, на которых он будет бегать, кожи, которая будет его покрывать, глаз, которыми он будет видеть, мозга, в котором родится мысль, рук, которые он протянет к тебе, улыбки, с которой воскликнет:
«Мама!»
Вам обоим еще предстоит пережить решающую минуту: вы будете вместе страдать от боли. Удар колокола возвестит:
— Пора.
И сразу он, твой ребенок, объявит: я готов жить своей жизнью, и ты откликнешься: теперь ты можешь жить сам, живи же.
Сильными судорогами будешь ты гнать его из себя в мир, не думая о том, что ему больно, и он будет пробираться вперед, с силой и отвагой, не заботясь о том, что больно тебе.
Жестокий акт.
Нет. И ты, и он, вы вместе произведете сто тысяч невидимых глазу, мелких, удивительно слаженных движений, чтобы, забирая свою часть из тебя, он не забрал больше, чем положено ему по закону, по вечному, всеобщему закону жизни.
— Мой ребенок.
Нет. Ни в месяцы беременности, ни в часы родов ребенок не бывает твоим.
Ребенок, которого ты родила, весит 10 фунтов.
В нем восемь фунтов воды и горстка угля, кальция, азота, серы, фосфора, калия, железа. Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла. Каждая капля твоего ребенка была дождинкой, снежинкой, мглой, росой, водой, мутью в городском канале. Каждый атом угля или азота связывался в миллионы разных веществ или разрушал эти соединения. Ты лишь собрала воедино то, что было.
Земля, повисшая в бесконечности.
До ближайшей звезды — Солнца — 50 миллионов миль.
Диаметр маленькой нашей Земли 3000 миль огня с тонкой, всего лишь в 10 миль, остывшей оболочкой.
На тонкой скорлупе, заполненной огнем, посреди океанов — островки суши.
На суше, среди деревьев и кустов, мух, птиц, зверья — роятся люди.
Среди миллионов людей и ты произвела на свет нечто. Что же? Стебелек, пылинку — ничто.
Оно такое слабое, что его может убить бактерия, которая, если увеличить ее в 1000 раз, предстанет глазу как точка…
Но это ничто — плоть от плоти морской волны, ветра, молнии, солнца, Млечного Пути. Эта пылинка — в кровном родстве с колосом, травой, дубом, пальмой, птенчиком, львенком, жеребенком, щенком.
В ней заключено то, что чувствует, видит, страдает, радуется, любит, надеется, ненавидит, верит, сомневается, притягивает и отталкивает.
Эта пылинка обнимет мыслью звезды и океаны, горы и пропасти, все. Что есть содержание души, как не целая вселенная, только в иных масштабах?
Таково извечное противоречие человеческой натуры, которая возникает из праха и в которой живет Бог.
Ознакомительная версия.
